виде акта милосердия, на рапорте о двух приговоренных к смертной казни написал: «Виновных прогнать сквозь 1000 человек 12 раз (т. е. они должны были получить по 12 000 ударов шпицрутенами). Слава Богу, смертной казни у нас не бывало, и не мне ее вводить»51. Конечно, наказанные умерли. Таким образом, смертная казнь, в теории отмененная еще указами 1753—1754 гг., до 1845 г. фактически процветала в квалифицированном, то есть утонченно-жестоком виде.
Уложение 1845 г. кнут заменило треххвосткою плетью52.
Во времена Николая I большое распространение приобретает розга53. Эта, по удачному выражению И. Алисова, «родная внучка кнута, родная дочь плети». Применение охватывало «широкий круг правонарушителей и дисциплинарных провинностей во всех областях человеческого существования»54.
Иго крепостного рабства, которым, по словам писателя и философа А. С. Хомякова, была клеймена Россия, давило в пятидесятых годах всей своей тяжестью и оказывало свое растлевающее влияние на все принимаемые законы.
Немилосердные наказания при Александре II
По Уложению 1857 г. уже при Александре II телесное наказание составляло для лиц непривилегированных (крестьян и мещан) необходимое дополнение всякого уголовного наказания, начиная от тяжкого уголовного и кончая легким исправительным.
При ссылке на каторжную работу назначалось публичное наказание от 30 до 100 ударов плетьми через палачей55. Публичное наказание плетьми назначалось и при ссылке в Сибирь на поселение. При отдаче в арестантские роты назначалось от 50 до 100 ударов розгами через полицейских служителей. Розгами же заменялось и кратковременное тюремное заключение и арест.
Кроме того, для ссыльно-каторжных и военнослужащих существовали в Своде законов особые жестокие наказания шпицрутенами или прогнание сквозь строй. Число ударов шпицрутенами достигало ужасающей цифры — 5000–6000. Это наказание сопровождалось для каторжных приковыванием к тележке на время от одного года до трех лет56.
Жестокость нравов, поддерживаемая и питаемая телесными наказаниями, в то время была повсюду. Побои и истязания повсеместно и в государстве, и в семье, и в школе признавались как единственное спасительное средство для всех преступников.
В самом конце 50-х годов в гимназиях Киевского округа пороли ежегодно от четверти до половины всех учеников.
В духовных учебных заведениях было еще хуже, и били артистически, с наслаждением, пороли «на воздусях», под колоколом, солеными розгами, давали по 300 и более ударов. Наказанных замертво на рогоже уносили в больницу, часто наказывали и десятого, полкласса, весь класс57.
Известный писатель Н. Г. Помяловский за время учения в семинарии был высечен четыреста раз, и потом он часто спрашивал: «Пересечен я или еще недосечен?»
Такое жестокое воспитание детей было прежде обычно и в самых высших сферах. Так, Ламздорф, воспитатель императора Николая I позволял себе бить его линейками, шомполами, хватал мальчика за воротник или грудь и ударял его об стену так, что он почти лишался чувств. И это делалось не тайно, а записывалось в дневники58. Многие преподаватели были так убеждены в необходимости и спасительности розог, что знаменитый хирург и педагог Н. И. Пирогов, несмотря на все свое отвращение к этому виду наказаний в школе и глубокого сознания огромного его вреда, не смог, однако, настоять на окончательном выведении розог из педагогической практики.
В развернувшейся в конце 50-х и начале 60-х годов XIX в. дискуссии по вопросам школьной дисциплины мнения относительно телесных наказаний разделились.
Профессора-юристы Петербургского университета В. Спасович и И. Андреевский59 в письме в Министерство народного просвещения от 11 мая 1862 г., озаглавленном «Заметки о телесных наказаниях»60, обратили внимание на то, что политика устрашения противоречит основам настоящей человеческой морали и культуры. Телесные наказания, утверждали, они, не выдерживают никакой критики.
Подобную позицию занимали и основоположник научной педагогики К. Д. Ушинский61, и его сподвижник Ф. Елеонский. Наряду с этим среди педагогов было немало сторонников телесных наказаний в школе.
Раз позор и страдания от битья не признавались в высших сословиях, в образованной среде, то что же проделывалось с низшими сословиями?
Безответных крепостных били кто, как и сколько хотел, недаром поэт сказал, что по народным спинам «прошли леса дремучие». Их били и помещики, и полиция, и бурмистры, и всякие управляющие. Не отставали и «благородные» дамы, изводившие побоями население «девичьих», били по форме — на конюшне, били и походя. Пороли всех без разбора: крепостному лакею всыпали за то, что не накормил вовремя барынину собачку, расфранченной барышниной камердинерше за то, что барин делает ей глазки62.
Обычно число ударов не считалось, но помещики могли назначать от 1000 до 5000 розог, что часто также бывало равносильно смертной казни.
Что касается самого властелина крепостного времени — барина, то его отношение к насилию прекрасно выражено Некрасовым в словах помещика Оболта-Оболдуева:
Закон — мое желание! Кулак — моя полиция! Удар искросыпительный Удар зубодробительный Удар скуловорррот!.63
В имении Калантаровых (Ставропольская губерния) крестьян наказывали розгами, кнутом или плетью, зверски избивали кулаками и ногами. Порой такие кары кончались смертью избиваемых. Иногда наказания превращались в массовые экзекуции. «В декабре 1850 г. в течение трех дней производилось наказание до 76 человек, кои были разделены на три части. При наказании находились: земский исправник, участковый надзиратель и помещик Герасим Калантаров»64.
Одним из самых распространенных видов издевательства над личностью крепостных крестьян была «постельная барщина», т. е. принуждение к