с кнутом и всеми телесными, мучительными наказаниями»22. (Маловероятно, чтобы телесные наказания были переняты русскими только от татаро-монголов. Известно, что наказание плетью и многие жестокие пытки употреблялись и в Западной Европе). Историки С. М. Соловьев, П. Д. Калмыков, Н. Д. Сергеевский и Н. С. Таганцев23 отстаивали мысль, что телесные наказания существовали и до монгольского нашествия.
Уже в первых законодательных актах появляются упоминания о телесных наказаниях. Так, договор Новгорода с Готландом 1270 г. трактует о наказании розгами и клеймении вора. О них же упоминается в Двинской уставной (1397) и Псковской судной (1467) грамотах. Однако расцвет телесных наказаний в России, как и на Западе, начинается с начала укрепления царского абсолютизма в конце XV в. и позднее. Считается, что Судебник Ивана III в 1497 г. впервые ввел заимствованные у татар телесные наказания24.
Людей, обвиняемых в каких-либо преступлениях, заставляя сознаться, подвергали пыткам, брили им головы и капали на голову холодной водой, вбивали под ногти деревянные спицы. Неисправных должников ставили на правёж (взыскание долга истязаниями, насилием) и били палками до тех пор, пока не уплатят долга или числящихся за ними казенных недоимок. Преступников подвергали нещадному биению кнутом, батогами, заливали горло растопленным металлом, сжигали живыми и вообще подвергали самым жестоким и мучительным казням.
Судебник 1550 г. «отличается строгостью наказаний за нарушение утвержденного порядка»25. Для правления Ивана IV характерна вакханалия кровавых расправ и массовых репрессий, от которых гибли и его политические противники, и десятки тысяч крестьян, холопов, посадских людей. Иван Грозный принимал личное участие в пытках и казнях, проявляя в них садистские наклонности26. До виртуозности, подмечает Г. А. Джаншиев, довело телесные наказания «Уложение» «тишайшего» царя Алексея Михайловича 1649 г. Они назначались в 141 случае27. Центром карательной системы был кнут28, венцом ее — палач, имевший возможность или засечь насмерть, или за взятку превратить казнь в шутку. По выражению историка А. Тимофеева29, кнут становится как бы «карательной панацеей, годной во всевозможных случаях»30.
Почти на всех ступенях человеческой преступности действует кнут. Кнут — за убийство; кнут за непослушание отцу или приказчику, за блуд, за противоестественные пороки, кнут — за «безлепицы» и кулачные бои, за сквернословие, за торговлю старым платьем, за выбрасывание на улицу сора и помёта, за сокрытие больных горячкой, за нищенство... Слово «кнут» даже перестает употребляться: оно просто подразумевается под словами «наказание», «жестокое наказание»31. И при этой непомерной щедрости на смертоносный кнут число ударов ничем не регулировалось. Долго закон знал только такие нормы, как битье простое и битье нещадное. Когда кнут сменили батоги32, начали приговаривать к битью батогами «в кнута место», что означало битье нещадное.
В эту эпоху с Запада (путем копирования из Литовского статута) в Россию был внесен ряд новых изувечивающих телесных наказаний (например, рвание тела клещами)33.
Судебная практика XVII столетия назначала ослепление за так называемые государственные преступления. В XVIII в. урезали язык, например, за распространение слухов о том, будто государь побил в церкви генеральскую жену, за ересь, за «противность и ругательство в церкви». Уложение 1649 г. грозило отсечением носа уличенному в третий раз в курении табака. При этом приведение всех этих смертоносных операций в исполнение отличалось крайней простотой, и отдельные подробности его, имевшие для наказуемого жизненноважное значение, решительно ничем не регулировалось. Секли и резали, — замечает проф. Н. Сергеевский — руки, ноги, пальцы и языки как придется, как удобно или как вздумается исполнителям. Руки отсекали то по запястье, то поперек ладони; до которого места отсекали ноги — неизвестно; язык отрезали обыкновенно не весь, а часть его. Нередко бывали случаи, что лица с урезанными языками по излечении раны начинали снова говорить, и тогда им резали язык вторично. Отсеченные члены иногда прибивались на стенах или на деревьях34. Апогея господство телесных наказаний достигло в первой половине XVIII столетия35.
При Петре I рост телесных наказаний продолжается, но применение изувечивающих наказаний ограничивается рванием ноздрей и клеймением. В качестве новых орудий истязания вводятся шпицрутены и «кошки»36. По выражению видного юриста Д. А. Ровинского, шпицрутены превращали человека в какую-то «кровавую кашу»37.
Петр I для военных придумал «легкое наказание» — ношение оружия (нагрузят на провинившегося ружей десятка два, поставят несчастного так, чтоб и ногой не переступил, — стоит иногда часов 5 или 6). Профессор Московского университета И. Д. Беляев38 писал, что сам в малолетстве видел, как от такой стойки люди падали и затем препровождались в лазарет. Такое «легкое наказание» назначалось за «великие провинности», например, солдатик испортил фрунт, выдался вперед или очень подался назад. Другие, введенные Петром I наказания были: заковывание в железо ног и рук; посаженье на деревянного коня; прогулка по деревянным кольям; батожья (по усмотрению командира без счета)39.
В губерниях Эстляндской и Лифляндской вместо плети действовали «пиррутены» (прутья), вероятно, нечто очень близкое к шпицрутенам, судя по тому, что 100 ударов плетьми, по легальному тарифу, признавались равными 30 пиррутенам и исполнялись в три воскресенья по десяти на каждое40.
Высшие классы также не избежали телесных наказаний. Экзекуциям подвергались священники, архимандриты, бояре, сенаторы.
В первой половине XVIII в. телесные наказания в России не только сохранялись в судебной практике, но и служили нередко средством расправы в ходе придворных интриг, столь многочисленных в этот период.
В период царствования Елизаветы две знатные дамы — Лопухина и Бестужева были биты кнутом публично, после чего им вырезали язык. Как отмечает известный русский юрист А. Ф. Кони, наши старинные пытки не отличались такой изобретательностью и систематичностью, как у западных соседей — наши пытки были жестоки, но проще и менее утонченны, чем, например, подробно описанные, с тщательными рисунками, в австрийском кодексе Марии-Терезии41.
Весь вред развращающего влияния телесных наказаний, по-видимому, достаточно сознавался некоторыми российскими правителями. Смягчение телесных наказаний началось преимущественно вследствие желания сохранить работоспособность преступника, «извлечь из него пользу для государства»42. Таково было важное основание для отмены членовредительных телесных наказаний, к которому присоединились впоследствии и соображения гуманности. Жестокости постепенно, мало-помалу, под влиянием христианства, цивилизации и человеколюбия некоторых государей смягчались.
Указом императрицы Елизаветы Петровны 1757 г. отменяется