закрыть дверь, но снаружи кто-то ее придерживал. Она еще раз потянула за ручку, при этом сердце ее тревожно забилось. И в этот миг на пороге появился Андриян – ее семнадцатилетний сын в такой же защитного цвета пилотке-триглавке. Она хотела было вскрикнуть от радости, но сын успел приложить к ее губам свою огрубевшую за время войны ладонь.
– Здравствуй, мама! – зашептал он, закрывая за собой дверь.
– Андриян, мальчик мой! Как я рада тебя видеть живым и невредимым.
– Когда Даринка рассказала Бояну о твоем парашютисте, я попросился сопровождать его с доктором. Он не возражал.
– Вот и ладно! Боян хороший, ты его слушайся.
– Попробуй его не послушаться, – хмыкнул Андриян. – Сразу ощутишь на себе силу его кулачища.
Мать улыбнулась и, держа сына под руку, вернулась в комнату. А там уже доктор осматривал ногу Линицкого, а Боян, представившись, расспрашивал его о ситуации на Восточном и на Западном фронтах, о его дальнейших планах.
Закончив осмотр, доктор, сняв очки, неутешительно покачал головой.
– Что, так плохо?
– У вас, товарищ, закрытый перелом. Необходимо срочно наложить гипс, иначе кости могут неправильно срастись.
– Придется забрать его в отряд, – предложил Боян.
Но доктор снова покачал головой.
– В таком виде он нетраспортабельный. Если, разве что, шину наложить.
– Но придется это отложить до завтра, – заключил Боян. – Потерпите, товарищ?
– Придется.
– Я ему сейчас укол сделаю обезболивающий. Часов на пять хватит, – доктор разбил ампулу, набрал лекарство в шприц и смазал ягодицу Леонида Линицкого смоченной спиртом ваткой. Укол он сделал быстро да так, что Линицкий практически ничего не почувствовал.
– Оставь мне также ампулу и шприц, Мирослав, я могу сама ему потом еще один укол сделать, – предложила Катица.
– Вот и великолепно! Значит, дождется нашего прихода. А теперь, товарищ Леон, для вас главное – хорошо выспаться, организму вашему нужно спокойствие.
Впрочем, для немцев не осталось секретом, что в районе Толишницы был сброшен парашютист. И, когда следующим вечером в дом Катицы снова пришел доктор Мирослав, чтобы наложить на сломанную ногу Линицкого шину, в карауле во дворе остался Андриян. Было условлено так: русскому накладывают шину, а потом доктор с Андрияном и самой Катицей помогают ему добраться до леса, где его уже будет ждать телега с двумя партизанами, которые и доставят русского в отряд. Но все пошло не по плану, придуманному Бояном.
Едва доктор успел ощупать ногу Линицкого, чтобы окончательно определить место, где произошел разрыв, и уже, с помощью Катицы, приложил шину, чтобы стянуть ее бинтом, в дом вбежал раскрасневшийся от волнения Андриян.
– Немцы! Облава! – громким шепотом провозгласил он, будто боясь, что его выкрик будет услышан снаружи.
У Катицы едва сердце не оборвалось. Что делать? Если немцы найдут у нее русского парашютиста, никто из ее семьи не спасется. Андриян испуганно смотрел на доктора и Линицкого, как на старших товарщей в надежде, что им удастся найти какой-нибудь выход. Доктор продолжал соблюдать спокойствие, однако лоб его покрылся испариной, и он то и дело вытирал его салфеткой.
– Далеко ли немцы? – Линицкий понял, что пора ему брать инициативу на себя. Тем более что вся эта ситуация случилась именно из-за него.
– Начали зачистку с другого конца села.
– Тогда у нас есть еще некоторое время. Вы уверены, что меня никто не видел, когда мы шли сюда? – посмотрел он на Катицу. – Это я к тому, что не даст ли кто-нибудь из односельчан наводку на ваш дом?
– Тогда бы немцы были здесь намного раньше.
– Отлично! Тогда сделаем так. Андриян, быстро переоденься, чтобы никаких партизанских знаков на тебе не было, оружие также придется оставить. По твоему лицу ты вполне сойдешь за подростка. Бери козу и отгони ее куда-нибудь подальше, к лесу. Когда немцы подойдут ближе, начинай звать ее, будто бы она сбежала и ты ее ищешь. Даринка тебе будет помогать. Кричите погромче. Заодно и партизан предупредите. Когда же немцы будут совсем близко, возвращайтесь с козой домой, при этом ругайтесь, кричите друг на друга, вините один другого в том, что коза убежала. Загоните козу во двор, а сами продолжайте ругаться.
Линицкий, как настоящий русский, в данном случае поступил вполне авантюрно, понадеявшись на русский авось. Конечно, они с доктором укрылись в стоге сена за сараем, но вероятность того, что немцы окажутся здесь во дворе и будут шарить по всем углам и постройкам, была довольно велика. Однако Андриян с Даринкой оказались хорошими артистами: они так вошли в раж препирательства друг с другом, что даже начали махать руками и отвешивать друг другу подзатыльники. Катица, обливаясь потом, дрожа всем телом, смотрела на все это из окна дома. Немцы тоже остановились, сначала в недоумении, затем, похохатывая, стали подзадоривать брата с сестрой к еще большей ссоре под заливистый и злой лай немецких овчарок. А потом они прошли, миновав дом Катицы. Та облегченно вздохнула, Даринка от нервного перенапряжения зарыдала, Андриян в изнеможении сначала упал на кровать, а затем, чтобы успокоиться, попросил у матери стакан ракии.
Линицкого удалось переправить в лес, где ему наложили на сломанную ногу гипс. Но долго засиживаться в этом районе Леонид Леонидович не мог – ему нужно было пробираться в Белград, где его ждала встреча с агентами. И вот, едва ему сняли гипс, он тут же отправился в путь на выделенном ему партизанами коне.
Впрочем, почти сразу же на его след напали усташи, сообщившие немцам о появлении исчезнувшего было русского парашютиста. И началась погоня. Линицкий передвигался только по ночам, днем скрываясь либо в лесу или в горах, либо в домах крестьян, адресами которых его заблаговременно снабдили партизаны. Так, на лошадях, пешком, на мотоцикле, иногда завывая от боли в только что зажившей, но еще не до конца поправившейся ноге, Линицкий упрямо двигался по направлению к югославской столице городу Белграду.
4.
Линицкий наконец-то добрался до Белграда. Полуразрушенный, наполовину опустевший город ничем не напоминал тот Белград, который Линицкий покинул почти девять лет назад. Он шел на заранее назначенную встречу со своим агентом на явочной квартире на Кнез Михайловой улице. Шел осторожно, не привлекая к себе внимания. Нога все еще побаливала, когда уставал, приходилось даже хромать. Но это и лучше – инвалид никому не интересен. Несколько раз едва не натыкался на немецкий патруль, но, заранее заметив его, благоразумно заходил либо в подъезд ближайшего дома, либо сворачивал за угол и переходил на другую улицу.
Вот и нужный адрес. Остановился, осмотрелся, вертя головой по сторонам. На всякий случай прошелся взад-вперед. Было чисто. Посмотрел