А потом сказал еще так:
– Ты знаешь, ты похожа на свою маму. Вот на такую.
И кивнул на ее портрет кисти отца, висящий над обеденным столом.
Мама там сидит в китайском черном, с яркими цветными хризантемами, халате. Она чуть склонила лицо. Красивое, загорелое, южное, восточное, смуглое лицо. Самарская девчонка. Великий врач России.
Сколько глаз она излечила! Сколько жизней – в жизнь – вернула!
– Но маме же здесь тридцать два года.
– Тебе сейчас тоже тридцать два. Где твоя аритмия?
И правда, где же сейчас моя аритмия?
И что она была такое?
Может, так смерть показала мне свой подол, край своей пятки, чтобы я заприметила ее и запомнила, чтобы боялась и трепетала ее?
Ничего у нее не вышло.
Муж, его любовь. Мама и отец, их память.
Единственная жизнь, которая дана нам – и которую мы можем сами уничтожить, а можем и взлелеять, и воспеть, и полюбить.
Главное – себя не жалеть! А именно любить. Не щадить, а нагружать! Двигаться, двигаться. Движется тело – и движется душа. Мы так устроены, что глаза у нас смотрят только вперед, и сами мы движемся во времени только вперед. Вернуться назад невозможно. Но нас всех впереди ждет жизнь, а не смерть при жизни.
Жизнь – это красота, движение и сила!
Пусть это трюизм. Пусть – банальность. Банальны и обычны, обыденны сама жизнь и сама смерть. Они всегда с нами, они – наши.
Но только от тебя зависит, проживешь ты жизнь домашним ленивым, толстеющим увальнем или путешествующим, смелым, радостным и дарящим радость человеком. Злые люди вокруг тебя обязательно будут; они будут ругать тебя, смеяться над тобой или даже издеваться над тобой. Не бойся укусов комаров или лая мосек! Пожалей их, накорми, ободри их, улыбнись им. Они сами жалки и злы, потому что не знают счастья.
Счастливый человек всегда силен и добр. И хочет отдать, подарить эту свою силу и доброту другим.
Плавайте! Плывите! Бегите! Догоняйте! Опережайте!
И однажды на этой дистанции, на этой водной или гаревой дорожке вы поймете: счастье ваше – не только ваше, вы должны, вы хотите подарить его людям, поделиться с ним хоть кусочком, хоть сверкающей щепоткой его!
И вы уже делаете это.
Вы объясняете вашей старой и одышливой подруге, вашему другу, что жалуется на сердце и мучительные боли в подреберье: все в твоих руках! Измени себя!
Как это ни странно, это и правда так! В твоих! И только в твоих!
Это твое преображение. Твоя метанойя.
Врачи выдумали лекарства, чтобы кормить людей химией. Лекарства помогают, да, спору нет. Но – временно. Ты привыкаешь к ним, как наркоман привыкает к наркотикам, как алкоголик – к бутылке. И они перестают помогать.
Но ты-то, ты сам себе поможешь всегда. Ты сам!
А над тобой – Бог.
Он глядит на тебя и улыбается. Он радуется твоей радости. Он невидимый, но Он ведь рядом с тобой. Ты о Нем не думаешь. Может быть, ты даже неверующий. Это все равно! Не верь, не верь на здоровье, не верь сколько угодно, Он-то тебя отлично видит и слышит.
И Бог – это не старичок с белой бородой. Это огромная, великая сила, и сила эта – жизнь. Твоя жизнь.
И твоя, и твоя, и твоя!
Ведь каждый – это я, и каждый – это ты.
Любовь – это не я, а ты.
Поборись со своим недугом! Ведь это тоже радость, борьба. И внутри борьбы однажды наступит миг, когда борьба перейдет в любовь. Ты по-иному полюбишь мир, в котором тебе суждено плыть.
Пусть ты ослеп! Ты ведь сдал экзамены на массажиста. И помогаешь людям. И даешь им здоровье и радость. Пусть у тебя нет одной почки! Но ты – трудник в монастыре, и ты вскапываешь немощным старикам и старухам в деревне по весне могучие пышные грядки и таскаешь им в ведрах воду из колодца. Пусть у тебя врожденный порок сердца! А ты стал бегуном на длинные дистанции, ты – стайер, один из лучших в мире, и ты – на пьедестале почета, и медаль на груди горит ярче солнца!
Жизнь – преодоление. Жизнь – соревнование.
Но жизнь – это еще и любовь – любовь, а не брызганье ядовитой слюной, не забывай об этом.
Зло умирает. Оно умирает по-настоящему. Злого человека никто не помнит. И не вспомянет, и не помянет. О нем забудут, ведь зло – гниль и пепел жизни.
А твоя любовь останется. Твоя любовь: твои дети, книги, картины, рукописи. Твои вылеченные больные. Твой любимый, твоя любимая, что смотрит на тебя глазами, в которых – восторг и печаль. Восторг перед тобой и печаль перед неизбежной грядущей разлукой…
Не страдай! Вы встретитесь. Вы обязательно встретитесь там. Далеко. В облаках.
В том огромном синем небесном бассейне, в океане, где плывут ангелы и дети, звери и птицы, люди и боги.
Плыви и ты. Плыви.
Ты здоров. Счастлив.
У тебя нет мерцательной аритмии. У тебя нет отслойки сетчатки, туберкулеза, рака. Ты победил их, ты понял и принял их. И поплыл дальше и выше их. Полетел.
Плыви. Ты любишь. Ты живешь.
Стань жизнью. Стань самим собой.
Иерусалим
Владимир Сотников, детский писатель, прозаик, автор многочисленных приключенческих повестей
Владимир Сотников пишет всю жизнь, сколько себя помнит. Это не значит, что с самого детства он писал романы – но замечал, что мир подвержен его взгляду и просит творчества. Счастье для него – писать необходимые слова.
* * *
Это было вначале.
Перед тем, как я начал писать книгу об отце.
Иерусалим не давал мне даже одиночества, а я так ждал от него помощи.
Любой другой город обычно сразу окутывал меня именно одиночеством, и я как будто переступал внутри большого прозрачного шара. Шар катился, я шел внутри него, наблюдая чужую жизнь, думая о своей…
А здесь толпа людей поглотила меня, уличные торговцы одинаково спохватывались навстречу, суета сует…
Мне даже казалось, что старые камни стыдливо отворачиваются, не в силах подарить мне чувство, которое я пытался назвать про себя несколькими указующими словами – когда-то так же здесь…
Нет, не получалось у меня это почувствовать.
Много туристов, несмотря на зиму, и я один из них.
Не хватало пустоты.
Пустыни.
К этому времени отец мне все рассказал, но я как будто онемел. Я все знал, хотел написать, хотел сказать, и странным было мое молчание.
Я стоял у Стены Плача, выбирая свою главную просьбу.
«Дай сказать, Господи!» – написал я в своей записке.
Помню, что точка восклицательного знака пробила листок…
Как тяжело мне было возвращаться в гостиницу. Как будто я умирал на ходу. И в номере время остановилось, я смотрел немигающими глазами в темное окно.
Тревога мира была передо мной, и я виноват во всем. Нет, не во всем, а в этой записке, понял я. Нельзя, нельзя требовать, никогда ничего нельзя требовать.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});