Читать интересную книгу Третий рейх. Зарождение империи. 1920–1933 - Ричард Эванс

Они объявили, что «националистическая революция» должна была положить конец материалистическому атеизму веймарских левых и распространить вместо него «положительное христианство» независимо от течений и в соответствии с немецким духом[864].

Католические священники вроде Галена в целом были обеспокоены положением католической церкви в стране, где главной угрозой казался атеистический коммунизм. Но у них были и более приземленные заботы. В Веймарской республике католическое сообщество добилось беспрецедентного представительства в государственных органах, правительстве и на государственной службе. В стремлении подписать предложенный конкордат, который, как их заверяли, позволит сохранить эти достижения, немецкие епископы вышли из оппозиции к нацизму и в мае издали коллективную декларацию о поддержке режима. Они стали оказывать давление на местных священников, которые настаивали на продолжении критики нацистского движения. Штурмовики и члены нацистской партии, бывшие католиками, не имели возможности посещать мессы, поскольку епископы запретили ношение униформы в церкви, поэтому их стали видеть на протестантских службах, где такого запрета не было, что оказалось тревожной демонстрацией массового бегства в религиозную оппозицию. Кардинал Бертрам убедил епископов снять запрет[865]. Вскоре пассивная терпимость превратилась в активную поддержку. Многие священники приняли участие в общественных церемониях, проводимых при отмечании Дня национального труда 1 мая. На съезде епископов в Фульде 1 июня 1933 г. было издано пастырское послание с приветствием «национального пробуждения» и поддержкой сильной государственной власти, хотя в нем также выражалось беспокойство по поводу одержимости нацистов расовым вопросом и растущей угрозы мирским католическим институтам. Генеральный викарий Штайнман был сфотографирован протягивающим руку в нацистском приветствии. Он объявил, что Гитлер был дан немецкому народу Богом, чтобы повести его за собой[866]. Организации католических студентов опубликовали декларацию верности новому режиму («единственному способу восстановить христианскую сущность нашей культуры… Хайль нашему лидеру, Адольфу Гитлеру»). Католические газеты перестали выходить или превратились в некое подобие нацистских органов пропаганды[867].

В то время как эта ситуация продолжала усугубляться, лидер центристской партии прелат Каас посетил Ватикан с продолжительным визитом с целью форсировать принятие конкордата. Скоро стало понятно, что он был готов пожертвовать партией ради того, чтобы режим принял условия конкордата. В начале мая он подал в отставку с поста руководителя партии, ссылаясь на плохое здоровье. Его сменил бывший рейхсканцлер Генрих Брюнинг, который сразу же стал объектом бледного подобия культа вождя, который окружал персону Гитлера. Теперь в газетах центристской партии Брюнинга называли Вождем и заявляли, что его католическая свита покорится его решениям[868]. Все депутаты и чиновники партии подали в отставку, предоставив Брюнингу возможность восстановить их или подыскать им замену. Сюда входили и депутаты рейхстага, которые своим избранием были обязаны месту в партийном списке кандидатов и, таким образом, действительно могли быть заменены по желанию Брюнинга другими, находившимися в списке ниже. Таким образом, теперь в центристской партии отказались от идеи выборного рейхстага в пользу идеи назначаемого рейхстага. Брюнинг объявил о глубокой реформе партийной структуры, а тем временем еще больше сблизился с нацистским режимом, убедив своих депутатов голосовать за декларацию о внешней политике правительства 17 мая 1933 г. и лично помогая Гитлеру в составлении черновика необычайно взвешенной речи, в которой тот представил эту декларацию на законодательном собрании. Готовность Брюнинга на компромисс не мешала политической полиции прослушивать его телефон и вскрывать почту, как он сообщал британскому послу сэру Хорасу Рамболду в середине июня. По словам Рамболда, Брюнинг теперь считал, что только восстановление монархии могло спасти ситуацию, и этого мнения он придерживался в течение нескольких лет.

Бывший канцлер, казалось, не имеет представления о размахах репрессий, навалившихся теперь на членов его партии. Ее газеты запрещались или изымались. Ее местные и региональные организации закрывались одна за другой. Ее министры во всех землях выводились из правительств. Состоящие в ней госслужащие, несмотря на постоянные заверения Германа Геринга, ходили под постоянной угрозой увольнения. 200 000 членов партии покидали ее все более быстрыми темпами. Начиная с мая также велись аресты ведущих католических политиков, юристов, активистов светских организаций, журналистов и писателей, особенно если они публиковали критические статьи о нацистах или правительстве. 26 июня 1933 г. Гиммлер в роли шефа полиции Баварии издал приказ, согласно которому в «предварительное заключение» попадали не только все члены рейхстага и депутаты местного законодательного собрания из Баварской народной партии, тесно связанной с центристами, но и те, «кто играл особенно активную роль в политике партии»[869]. 19 июня президент земли Вюртемберг Ойген Больц, один из ведущих консерваторов в центристской партии, был арестован и жестоко избит, старшие госслужащие, такие как Елена Вебер, являвшаяся также депутатом рейхстага от центристской партии, были отстранены от должностей, а организации католических профсоюзов приказали самораспуститься. Это были лишь самые заметные и получившие широкую огласку случаи в целой веренице новых арестов, избиений и увольнений. На местном уровне одну мирскую католическую организацию за другой заставляли закрываться или присоединяться к нацистской партии, что вызывало серьезную обеспокоенность среди церковной иерархии. Пока Папен и Геббельс на публике со все большей страстью требовали роспуска центристской партии, на переговорах в Риме, к которым ближе к концу месяца присоединился сам Папен, было достигнуто соглашение о том, что партия должна была прекратить свое существование после подписания конкордата[870].

Финальный текст конкордата, принятый 1 июля, одобренный Папеном и Каасом и подписанный неделей позже, включал запрет для священников заниматься политической деятельностью. Национальные и местные законодатели из центристской партии начали покидать свои места или передавать их нацистам, как сделали некоторые члены совета в Берлине, Франкфурте и других городах. Даже Брюнинг наконец увидел зловещее предзнаменование. Формально партия самораспустилась 5 июля, рекомендовав депутатам рейхстага, местным законодателям и представителям власти перейти под знамена своих нацистских коллег. Как объявило руководство, члены партии теперь имели возможность «без ограничений» вступать в национальный фронт под руководством Гитлера. Остатки партийной прессы представляли этот финал не как результат внешнего давления, а как неизбежное следствие внутреннего развития, которое поставило католическое сообщество на задний план в новой Германии в условиях исторической трансформации национальной государственности. Администрация партии не только приказала всем партийным организациям самораспуститься, но и предупредила, что процедура роспуска проводится при участии политической полиции. Что было вполне предсказуемо, нацисты предпочли убедить членов центристской парламентской фракции оставить свои места в рейхстаге и не искать пристанища в рядах нацистской партии, на что те изначально рассчитывали[871].

За исключением рабочего движения центристская партия была единственной организацией, которая оказывала эффективное сопротивление электоральному нашествию нацистов в начале 1930-х гг. Сплоченность и дисциплина этих двух политических течений были помимо прочего результатом преследований, которым они подвергались при Бисмарке. Однако когда социал-демократов, а потом и коммунистов поставили в положение перманентной оппозиции и изоляции в результате репрессий, реакцией католиков стало желание в первую очередь восстановить внутреннее единство национального сообщества. Лидерам католических политиков, таким как Папен и в меньшей степени Брюнинг и Больц, не хватало приверженности демократии, которая характеризовала таких людей, как Вильгельм Маркс или Маттиас Эрцбергер в первые дни республики. Перед лицом большевистской угрозы церковь в целом поворачивалась против парламентской демократии по всей Европе. В этой ситуации практически всем ведущим фигурам роспуск партии казался малой жертвой, принесенной ради того, чтобы получить от нового режима твердые гарантии сохранения автономии католической церкви и полноправного участия католиков в новом немецком обществе. Скоро католикам предстояло узнать, насколько твердыми были эти гарантии.