Читать интересную книгу Собрание сочинений: В 10 т. Т. 5: Секта - Еремей Парнов

«Дамианов Варлаам Ильич. Русск., советск. прозаик и публицист. Род. в 1937 г. в Днепропетровске. Закончил в 1962 г. физ. фак. МГУ, канд. физ. — мат. наук, доктор филос. наук».

Далее шла библиография, довольно обширная, а затем критика.

Сергей Платонович не поленился полюбопытствовать. Подняв подшивки газет двадцати-тридцатилетней давности, он с удивлением обнаружил, сколь противоречивы были оценки творчества имярек. «Правда», «Известия», «Комсомольская правда», «Литературная газета», журнал «Коммунист» — вся центральная печать, в основном сугубо партийная, высоко отзывалась о его романах, повестях и философских эссе. С другой стороны, такие издания, как «Литературная Россия», «Культура и жизнь», «Молодой коммунист», «Октябрь» и особенно «Молодая гвардия» требовали чуть ли не публичной расправы, называя Дамианова «буржуазным объективистом», «космополитом», «идеологическим диверсантом», «мистиком», «богоискателем» и т. д. и т. п.

Из скупой персоналии можно было заключить, что Дамианов не был членом КПСС, не удостаивался почетных наград и литературных премий, но широко переводился на Западе. Критическая свара вокруг него была лишь следствием незатихающей борьбы группировок внутри партийной верхушки и творческой интеллигенции. Об этом красноречиво свидетельствовали названия печатных органов, фамилии критиков и «пики волн времени», как называл их сам Дамианов. В 1965 году, когда после смещения Хрущева всколыхнулась реакция, молодого писателя клеймили со всех сторон, и ни единого голоса не прозвучало в его защиту. Подобная картина наблюдалась и в период оккупации Чехословакии. Не удовлетворившись КЛЭ, осветившей начальный период творчества, Невменов обратился к Литературному словарю. Закономерность подтвердилась. При Андропове роман «Мишель Нотр-Дам» вознесли, а через месяц, при Черненко, заклеймили. В период перестройки и гласности оппоненты окончательно потеряли всякий стыд и та же «Правда» обозвала Дамианова «литературным поденщиком», в пику «Известиям», где его причислили к классикам.

Бедный мастер! «Волны времени» швыряли его, как никому не нужную щепку. Первопроходец, осмелившийся еще в те времена прикоснуться, пусть с оговорками и под прикрытием цитат из классиков марксизма-ленинизма, к совершенно запретной тематике, в нынешнюю эпоху он оказался невостребован и забыт.

Невменов прочитал несколько книг и проникся невольной симпатией к несостоявшемуся пророку. Разносторонне и широко образованный, подлинный энциклопедист, Дамианов был обречен на нищую старость. Слишком умный и гордый, чтобы напоминать о себе, и слишком усталый, чтобы продираться локтями, он замкнулся в четырех стенах и пишет в стол, как когда-то, на самой заре.

Такое создалось впечатление.

Невменов порылся в старой записной книжке, где нашел телефоны знакомых «известинцев» и «правдистов». Как он и думал, многие хорошо помнили Дамианова. Бывший политический обозреватель, который и сам оказался не у дел, сообщил множество прелюбопытных сведений.

Оказывается, Дамианова вышибли с первого курса и чуть не посадили за шуточные стихи, которые он имел неосторожность прочесть на студенческой пирушке. Это была пародия на очень известные предвоенному поколению строки Квитко: «Климу Ворошилову письмо я написал, товарищ Ворошилов, народный комиссар…». Самого Квитко, вместе со многими писателями и поэтами еврейской национальности, расстреляли в 1952 году.

Дамианов выбрал своим адресатом не народного комиссара, который в ту пору был Председателем Президиума Верховного Совета СССР, а никому в России неведомого австрийского писателя Зохера Мазоха, чье имя легло в основу термина «мазохизм». В параллель маркизу де Саду, осчастливившего науку «садизмом».

Зохеру Мазоху письмо я написал.Господин Мазохер, как же я устал!Очень коммунисты надоели мне.Все, как есть, садисты в чертовой стране.

Под сурдинку шла реабилитация, не за горами был исторический двадцатый съезд, вдобавок и следователь попался приличный. Дамианов отделался исключением из комсомола и высылкой на 101-й километр. Там, в деревеньке Грудишино, он и написал свою первую книгу «Узники Великой пустоты». Опубликовать ее удалось с большими купюрами только после выноса мумии Сталина из мавзолея.

Народный комиссар, он же первый красный офицер, крепко подмочил репутацию участием в антипартийной группе Маленкова-Кагановича-Молотова и примкнувшего к ним Шепилова. «Оскорбление величия» таким образом утратило актуальность, но выпад против коммунистов навечно остался в досье, которое было заведено на будущего писателя Пятым управлением КГБ.

В писательский союз его приняли со второго захода, после седьмой книги.

Варлаам Дамианов, по паспорту Валерий Демьянов, откровенно обрадовался звонку. Видимо, его не слишком баловали общественным вниманием. Интерес, проявленный к нему со стороны Интерпола, просто не мог не возбудить любопытства. Иначе, каким бы он был писателем?

Варлаам Ильич принял Невменова в небольшой комнатенке, заваленной грудами книг и папок с вырезками. Все стены ее были увешаны буддийскими свитками, образками, старинными картами материков и звездного неба. Не случайно в газетах постсоветского периода его, вполне уважительно, именовали «астрологом» и «магистром тайных наук».

Передав привет от общего знакомого — профессора Сорбонны Латура, — Невменов начал разговор с Нострадамуса, справедливо полагая, что это поможет создать непринужденную атмосферу. Оседлав любимого конька, увлеченные люди быстро проникаются доверием к заинтересованным слушателям.

Показав, что владеет предметом, Сергей Платонович сосредоточил внимание на сбывшихся пророчествах салонского мудреца.

— Как это можно рационально объяснить? — спросил он, прежде чем затронуть горячую тему 1999 года.

— По-разному и никак. У меня есть своя теория структуры пространства-времени, но без интегралов и тензоров говорить не имеет смысла.

— А все-таки, Варлаам Ильич? На примитивном уровне.

— На примитивном и получится примитивно. Не хочу уподобиться безграмотным опровергателям Эйнштейна, завалившим Академию наук своими сногсшибательными открытиями. Между прочим, среди них есть и академики, и профессора. Один такой в Петербурге живет, бывший депутат горбачевского съезда.

— Вы тоже в чем-то расходитесь с теорией относительности?

— Ни боже мой! Это такая же незыблемая основа, как и физика Ньютона. Но наука не стоит на месте. Углубляясь в область ультрамалых ячеек, мы встречаем иные проявления структуры мироздания. Многомерность пространства, к примеру… Вы знакомы с теорией струн?

— Полный профан в физике.

— Вот видите…

. — Честно говоря, меня больше интересует человеческий мозг. Как можно знать то, что еще не наступило? В принципе? Неужели будущее заранее предопределено?

— И тут никуда не деться от физики. Стрела времени Эддингтона, частицы, двигающиеся со сверхсветовой скоростью, — тахионы, квантовая механика и все такое.

— Но мозг!

— А мы знаем, что это такое, наш мозг? Сознание, подсознание, сверхсознание? Мы — такая же частичка природы, как мегамир Вселенной и микромир кварков. Что, если наш мозг еще в материнской утробе знает все об окружающем космосе? Знает, но мы не умеем слушать, нам всегда недосуг. Такое возможно?

— Право, не знаю.

— Я тоже! Эйнштейн наглядно продемонстрировал, насколько относительны такие понятия, как прошлое, настоящее, будущее. В зависимости от скорости космические часы показывают разное время. Какая-нибудь сверхновая звезда давно схлопнулась и погасла, а мы только через тысячи лет увидим ее вспышку… Впрочем, не мы… Нострадамус был гением, как Леонардо да Винчи, Данте Алигьери. То, что у нас в черепе едва в зачатке, у гения могло достигнуть высшего совершенства. Откуда музыка Баха, Моцарта?.. Понять это невозможно. Из недр самой природы-праматери? Птицы, да будет вам известно, с рождения знают все то, чего достигли композиторы, от шумеров до Шомберга и Шнитке. Канарейка — додекафонистка, как вам нравится?

— Ваши примеры, Варлаам Ильич, просветили меня без формул. Я не то чтобы стал понимать, но как-то интуитивно приблизился…

— Интуитивно! Верное слово, хоть мы и не знаем, что такое интуиция. У животных она развита лучше. И у так называемых примитивных народов, живущих в согласии с окружающим миром. Пока не исчезли последние островки, у нас еще остается шанс воскресить утраченное знание древних.

— И где они, островки?

— Откуда я знаю?.. В Гималаях, Тибете, в Микронезии, на Новой Гвинее. Можно отправиться на поиски истины за тридевять земель и обрести ее в математических формулах, в йогических текстах и сутрах Праджня-Парамиты. В себе самом наконец.