плечами. – Что тут сложного? Всю домашнюю работу Ларри знает.
Соломон кивает…
…Ларри вздохнул. Он тогда видел Соломона второй и последний раз. Что было потом, вспоминать не хочется. Не стоит.
Открылась дверь, и Ларри повернул голову. Привезли еду? Да.
На этот раз в палату вошёл высокий молодой мулат в белой куртке разносчика.
– Привет. Спишь уже? – мулат, улыбаясь, поставил на тумбочку стакан с молоком и маленькую тарелку с пирожным – узкой полоской теста с завитушками крема.
– Привет, – ответно улыбнулся Ларри, садясь в кровати. – Нет, так просто, дремал. Ты дежуришь сегодня?
– Ага. Ты ешь. Я пока остальным разнесу.
Ларри кивнул и взял стакан. Молоко было на вкус какое-то странное. И в густых комках.
– Что это? – вырвалось у него.
– Это? – мулат обернулся в дверях. – Кефир. Ты пей, здоровская штука.
Вкус был непривычным, но… очень приятным. И пирожное вкусное. Ларри ел не спеша, смакуя. Энни иногда пекла пирожные. Но не такие. Но тоже вкусно было. Да, таблетки на ночь…
Когда вошёл мулат, Ларри уже поел, но по-прежнему сидел, положив под спину подушки.
– Таблетки все съел? – строго спросил мулат, смягчая улыбкой строгость тона.
– Съел, – улыбнулся Ларри. – Если не спешишь, садись, поболтаем.
Мулат кивнул, сел на кровать в ногах и тоже прислонился к спинке.
– Тебя как зовут?
– Арчи. А ты? Ларри?
– Да. Ты давно здесь?
– С весны.
Арчи улыбнулся уже по-другому, и Ларри понимающе кивнул:
– Солоно пришлось?
– Не то слово. Два месяца отвалялся. В феврале привезли, в апреле встал.
– И остался здесь?
– Ну да. Жильё, еда, работа, и не один. Есть с кем душу отвести. Чего ж ещё?
– Да, – усмехнулся Ларри. – Когда душу можно отвести, это хорошо.
Арчи быстро и зорко взглянул на него.
– Ты кем был?
– Огородником, – Ларри задумчиво повёл плечами. – И так, на подхвате.
– А раньше? До Свободы?
– Я тебя спрашивал? – ответил Ларри таким же твёрдым взглядом.
– Здоровско, – улыбнулся Арчи. – Умеешь.
– Припрёт – всему научишься.
Арчи кивнул.
– Понял, значит, кто мы.
– А мне сказали, – спокойно ответил Ларри. И улыбнулся. – Чтоб недоразумений не было.
– Понятно. А я почему спросил, ну, о прошлом. На нас ты не похож, а белякам не масса, а сэр говоришь, как мы. Ну, и интересно стало.
– А, – Ларри негромко рассмеялся. – Я… домашним рабом был, пятнадцать, да, почти полных пятнадцать лет в одном доме жил, там и приучился.
– А, – Арчи лукаво улыбнулся, – читать где? Там же?
– Там, – кивнул Ларри. – И читать, и другому многому. Только…
– Что сам захочешь, то и скажешь, – закончил за него Арчи. – Ладно, не мы тогда выбирали.
– Не мы, – согласился Ларри. – Ладно. А здесь как?
– Хорошо, – сразу ответил Арчи. – Еда сытная, постель мягкая и работа… не стыдная.
– И платят ещё?
– Платят. Понимаешь, мы все за деньги работаем. Зар-пла-та, – с усилием выговорил он по-русски. – И уже из этих денег платим за жильё, за еду, за стирку. За месяц получаем и за месяц сразу платим.
– На руках-то остаётся хоть что-нибудь? – улыбнулся Ларри.
– Что-нибудь, – ответно засмеялся Арчи. – Ну, и покупаем себе в городе уже сами, если что надо. А у тебя как?
– Я на контракте. Контракт до Рождества. Значит, лендлорд даёт жильё, еду, одежду, для работы что надо. Это называется: обеспечение. А на Рождество расчёт. Всё подсчитает. Сколько заплатить он мне должен и сколько я уже получил. Что останется – мне на руки. И ещё нам сказал, что если год он удачно сведёт, с прибылью, то нам, всем работникам – премия.
– Ну, а если нет? Фиг что получишь? Так, что ли? Ещё и должен останешься.
Ларри пожал плечами.
– Не знаю. Летом двое пастухами работали, на тех же условиях, только не до Рождества, а до осени, ну, как стадо сдадут.
– Слышал о таком, – кивнул Арчи. – У нас тут побывали трое. Рассказывали, что так же, ну, на тех же условиях. Так что пастухи?
– Так им по полной заплатили. Деньжищ, говорят, увезли… – Ларри негромко присвистнул.
– А эти трое сказали, что заплатили, но с прижимом, впритык.
– Другой лендлорд – другие порядки.
– Тоже верно, – кивнул Арчи. – Тебе как, постельный прописан? Ну, режим.
– Сказали, что с завтрашнего дня уже выходить можно. Только не на двор пока, а так.
– Значит, будешь в столовой есть.
– В столовой? – переспросил Ларри. – С вами?
– Нет, – мотнул головой Арчи. – У нас своя столовая. В другом корпусе, – и, увидев лицо Ларри, засмеялся. – Нет, не из-за расы или ещё чего, ну, этого. Мы в общежитии, там и сёстры, и врачи, и… ну, кто работает здесь. А для раненых и больных столовая здесь.
– А… цветных много?
– В этом корпусе ты один. Да ничего. Если с русскими попадёшь за стол, всё в порядке будет. Они на расу не смотрят.
– Проводишь меня?
Арчи кивнул.
– Я раньше сменяюсь, зайду. Ладно, заболтались. Мне ещё на кухню посуду везти.
– Не заругают, что задержал?
– Там двое наших сегодня, – засмеялся Арчи, вставая. – Договоримся. Ладно. Если что, вот звонок. Нажмёшь кнопку, услышат и придут.
– Знаю, – кивнул Ларри. – Свет я сам выключу.
– И на том спасибо.
Арчи забрал стакан и тарелку и ушёл. Ларри слышал, как он за дверью позвякал посудой, а потом заскрипели колёсики стола-тележки, на котором привозили еду.
Ну вот, можно и спать. Он осторожно, по привычке избегая резких движений, встал и пошёл в уборную. Крохотный закуток с унитазом и раковиной прямо, можно считать, в палате. И в коридор выходить не надо. И побриться здесь же можно, есть горячая вода. Почти как там, в том доме. Но там горячей воды не было. В ванной и на кухне были колонки, газовые, и он приносил Фредди горячую воду для бритья в кувшине. Утром и вечером. Да, Фредди брился два раза в день. Ларри провёл тыльной стороной ладони по щеке, глядя в висящее над раковиной зеркало. С утра побреется. Всё-таки в общую столовую с белыми… Страшно, конечно…
…Он сидел на кровати, не решаясь лечь под одеяло, и смотрел на дверь. И ждал, что вот-вот зайдут и скажут: «Ты чего тут расселся? А ну мотай живо, пока цел!» Но вошёл Фредди.
– Ты чего не ложишься? Ужин тебе сюда принесут. Давай, ложись.
Он послушно откинул одеяло и лёг, укрылся. Фредди присел на край кровати. Шляпа лихо сбита на затылок, светлые глаза блестят.
– В душе был? Бельё, пижаму, тапочки, всё дали? По росту?
Он только молча кивал, зная, что если откроет рот, то скажет одно: «Сэр, заберите меня отсюда. Мне страшно».