диктатором одновременно, и преуспел, как никто другой: римская держава теперь простиралась от реки Рейн до Атлантического океана; в Азии и Африке царства, не влившиеся в империю, стали союзниками; сторонники Помпея были разбиты; всего за два с половиной года проведены радикальные реформы, которые затронули все стороны жизни не только Рима, но и половины человечества. Произошли перемена календаря (за образец был взят египетский), ломка структур государственного аппарата и судов, реформа налогов и права, подавление оппозиции, выдвижение на высокие должности незнатных, но талантливых людей, получение гражданства эмигрантами, прекращение грабежа провинций.
Решения диктатор принимал самостоятельно, не совещаясь с сенатом; всех несогласных либо подавлял, либо уничтожал; гражданские свободы ограничил. Ветераны войн получили земельные наделы, неимущим раздавали бесплатный хлеб, безработица уменьшилась, Рим пережил строительный бум. Началось обожествление Цезаря. Седьмой месяц года, в который он родился, назвали в его честь июлем; на празднике плодородия луперкалии Антоний демонстративно возложил на голову Цезаря царскую диадему, но диктатор, явно проверяя реакцию народа, посетовал и снял ее.
На вилле Лигария под Римом Кассий, раздраженный и угрюмый, выпив много вина, обращаясь к Рипсимэ, говорил:
– Я ненавижу Цезаря и, чем выше он поднимается, чем успешнее управляет Римом, тем больше ненавижу. Похотливый кобель! Он не упускает ни одной возможности приударить за женщиной. Солдаты называют его лысым бабником. Даже мою жену совратил!
– Ты ревнуешь? – Рипсимэ села к нему на колени.
– Что ты! Ревность разрушает любовь, а ненависть испепеляет тех, кто нас превосходит.
– Ты ему обязан, вот и ненавидишь, – с улыбкой, пытаясь унять волнение любовника, произнесла красавица.
– Да, он сделал меня претором78, одним из шестнадцати. Мне этого мало! Хочу власти, влияния, поклонения!
Зло, овладевшее Кассием, замышляло мятеж – с тем, чтобы вознести претора на вершину власти и, сделав его инструментом своего замысла, завладеть умами людей, подавить их, вселить в души страх. Жизни будут загублены и, в конце концов, люди смирится с участью рабов. Торжество тирании, угодливости и несправедливости!
– В последнее время ты недружелюбен и задирист…
Рипсимэ произнесла эту фразу шутливым тоном и даже пыталась поцеловать Кассия, но тот отстранился и, грубо согнав с колен, поднялся. Тоном, не терпящим возражений, сказал:
– Завтра здесь, на вилле, я собираю друзей. Будут влиятельные сенаторы. От тебя требуется украсить тожество: пусть лопнут от зависти.
В голове Кассия созрел план убийства Цезаря. В заговор он решил вовлечь не только тех, кто ощущал недовольство и неудовлетворенность, но и тех, кто был близок к диктатору, однако мечтал в одночасье возвыситься. Кассий хорошо разбирался в людях…
После эквирий, посвященных богу Марсу, и конных ристаний, в назначенный час (14 марта) на виллу отметить праздник прибыли 23 сенатора – патриции и состоятельные плебеи, большинство из которых были обязаны диктатору богатством и карьерой. Заговор, который зрел уже несколько месяцев, приобретал зримые черты. В основном страсти кипели из-за ревности к всесильному властителю и нескрываемой жадности. Кое-кто пришел по эгоистическим соображениям, но несколько человек были идейными, отстаивая ценности республиканского строя. Среди них выделялся Брут.
39-летний Марк Брут был идеалистом, интеллектуалом, поэтом и писателем. Прямой и мужественный республиканец, острый на язык, лидер молодых аристократов. Его предки (он происходил из двух знатнейших римских родов) когда-то свергали царей и тиранов. Быстро продвигался по карьерной лестнице, метя в консулы. Мать Брута была любовницей Цезаря и поговаривали, что он его внебрачный сын. Брут ненавидел Помпея, но примкнул к нему – потому, что Цезаря ненавидел больше. Армия Помпея была разбита, но Брута не арестовали, более того: Цезарь пригласил его к себе на службу, обласкал и неожиданно для всех назначил наместником Цизальпинской Галлии – ближайшей к Риму провинции. Проявил себя Марк Брут там прекрасно и заслужил похвалу диктатора. И все же он презирал Цезаря, считая, что тот обесчестил семью Брута.
Было шумно. Гости в белых тогах с широкой алой полосой прогуливались в атриуме вокруг бассейна и шептались. Рабы разносили кубки с вином, фрукты и сладости, играла музыка – мелодичное звучание кифар и авлоса79 услаждало слух. Вдруг шум стих. Все взоры обратились на Рипсимэ: одетая в шелковую столу80 аметистового цвета со множеством складок и пурпурной лентой внизу, она подошла к Кассию и поцеловала его в щеку. Он, польщенный, почувствовавший зависть гостей, громко сказал:
– Друзья, представляю вам Рипсимэ – женщину, от которой веет мистикой и тайной!
Она, решительная, уверенная и загадочная, с венцом в пышных черных волосах и украшениями из золота и серебра с аквамарином и изумрудами, прошлась по атриуму, ловя восторженные вздохи сенаторов и, собрав их мечтательные взгляды, ушла. Гости, забывшись на минуту, вновь с озабоченными лицами стали тревожно шептаться.
Наконец рабов удалили из дома, и сенаторы прошли в таблиниум. Заняв места, все молча смотрели на хозяина. В зале повисла гнетущая тишина.
– Здесь собрались смелые люди, которые хотят вернуть сенату власть, а стране – республиканские ценности, – начал Кассий. – Диктатор единолично правит Римом, поправ законы. Многие из нас являются близкими друзьями Цезаря, но это ничего не меняет, так как все потеряли влияние. Он хочет, чтобы мы делились богатствами с народом, называет нас алчными, покровительствует выскочкам, сенаторов лишает былых привилегий, грозит отобрать нажитые состояния. Не это ли реальная угроза каждому из нас? Неопределенность положения не может продолжаться!..
Встал Децим:
– Цезарь попирает не только законы, но и достоинство свободных людей, традиции предков. Отобрал у нас право властвовать, оставив лишь право поклоняться! А прижизненный портрет на монетах – не это ли символ самовластия? Спасем Республику!
Он сел, поднялся Каска:
– Во всех храмах Рима появились его статуи. Он хочет быть царем. Антоний уже возложил на него царскую диадему.
Тиллий негодующим тоном вставил:
– Народ этому не возрадовался, и диадему Цезарь снял, но у него появилась новая
идея – перенести столицу в Александрию.
Туруллий с гневом выкрикнул:
– Милосердие Цезаря – это вероломство! Подаренное тираном милосердие означает унижение, а должности, которые он раздает, ничего не решают!
Лабеон печально сказал:
– Он инициировал закон об ограничении роскоши. Начались поборы!
Обиды множились. Сенаторы выступали один за другим, и все их слова крутились вокруг эгоистических соображений. Шла психологическая атака на колеблющихся. В соседней комнате Рипсимэ подслушивала разговор. Участь Цезаря ее волновала мало… Кассий ее разлюбил! Она лихорадочно соображала: «Мерзавец! Он хочет меня бросить, погубить и уничтожить все, что мне дорого».
Ходом собрания Кассий был доволен. Участие Брута, его родственника по линии жены, должно было придать замыслу вид хоть какой-то законности. Кассий получил душу этого человека.
– Брут! – воскликнул он. – Твоя миссия – положить конец новой тирании!
Децим страстно произнес:
– Брут, ты всегда был лидером, возглавь наше движение и сейчас! В твоих жилах течет кровь героев, которые творили историю Рима и отдали