— Ты не понимаешь, о чем говоришь, Полина, — сказал Хиль Свенсен, мрачный, с залегшими тенями на лице. — От бешенства нет излечения. Зараженный умирает максимум за две недели. И счастье, если он не успевает поранить кого-то еще. Когда-то целые кланы вымирали из-за одного бешеного.
— И ты, Свенсен, — с нервным смехом проговорила она. Дернула ружьем в сторону попытавшегося тишком приблизиться бермана и снова выстрелила — и еще один оказался на полу. — Ты, ты, друг его! А где же Леверхофт? Тоже пришел сюда убивать?
Она увидела из-за спин мужчин второго друга Демьяна и презрительно скривила губы.
— Убирайтесь! — крикнула королева. — У меня достаточно патронов и есть защитники. Я не дам вам убить его. Дайте мне быть с ним до конца. Это мое право!
Голос ее дрожал от гнева, и тонким хрустким льдом покрывался каменный коридор, пробираясь по ногам мужчин вверх — и перед мощью ее ярости берманы склоняли головы и отступали.
— Убирайтесь! — кричала она им вслед. — Пошли вон! Трусы!
И только когда коридор опустел, она позволила себе слабость. С трудом разжала сведенные судорогой пальцы, выпуская ружье, и сползла по двери вниз. Посмотрела на пятна крови на полу — подстреленным мужчины помогли уйти — и ее затрясло от запоздало нахлынувшего страха. Отстояла. Справилась. Надолго ли?
— Все, — сказала она себе тихо, проводя дрожащей рукой по саднящему, вспотевшему от пережитого затылку, — вставай. Вставай!
Голос ее покатился эхом по коридору, вернулся — слабый, жалкий — и она разозлилась, поднялась рывком, остро чувствуя свое одиночество. Чужой замок-скала смотрел на нее темными провалами окон, тянул сквозняком по каменным плитам длинного коридора, давил тяжелыми сводами, словно испытывая, сколько еще сил осталось у иноземки, насколько ее хватит.
Поля вернулась в брачные покои — и ей показалось, что даже свет стал тусклее, глуше; и невыносимо тихо было там, и холодно, как в склепе. Голова кружилась, и она то и дело хваталась за стены и за мебель, чтобы не упасть. Велела стражам охранять дверь, доковыляла до кровати, на мгновение заледенела от ужаса — ударила в сердце мысль, что Демьян уже не дышит — но под прижатой в панике ладонью тело мужа было обжигающе горячим, и в груди его билось часто и быстро — и у нее даже ноги ослабели от облегчения. Она схватила телефон, включила его и лихорадочно, не попадая по клавишам, стала искать нужный номер.
Ночью после свадьбы сестры королева Василина несколько раз просыпалась от безотчетного ужаса.
— Что-то с Пол, — жаловалась она мужу, — я чувствую, что-то страшное происходит.
Правительница Рудлога, наплевав на приличия — каково мешать молодоженам в первую брачную ночь? — звонила сестре, но телефон ее был выключен, и Василина дергалась, вжималась в мрачного Мариана, выпадала в тревожную дрему — чтобы вскоре снова проснуться от страха.
И поэтому пронзительно прозвучавший звонок, выдернувший ее из очередного кошмара, королева восприняла почти с облегчением — дурные предчувствия уже довели ее до паники. Схватила трубку, почувствовала, как обнимает ее муж, как прижимается сзади, делясь своей силой:
— Да, Полиночка, да!!!
— Вась, — от этого глухого, страшного голоса младшей сестры у Василины волосы зашевелились на затылке, — пожалуйста… Помоги! Демьяна заразили бешенством, он умирает. Проси Луциуса, поднимай сильнейших магов, умоляю! Телепорт вам, боюсь, не откроют — эти идиоты считают, что заболевших нужно сразу убивать, поэтому, возможно, придется пробиваться в замок сквозь щиты.
— Полин, — ошеломленно спросила Василина, — ты… а с тобой все в порядке?
— Некогда, Вась, — ответила новобрачная резко и коротко. — Потом. Не волнуйся за меня. Сейчас главное — Демьян. Я продержусь, только поскорее, — голос ее повысился, — поскорее, прошу!
— Я все сделаю, — подтвердила королева. И, когда сестра положила трубку, заломила руки, не зная, за что хвататься, но мгновенно собралась, вздохнула решительно и набрала внутренний номер Луциуса Инландера, как раз для таких экстренных случаев.
Зазвучали гудки, и краем уха она слышала, как в гостиной Мариан отрывисто, быстро разговаривает с Тандаджи, затем набирает придворного мага и сообщает о том, что через пятнадцать минут ждет его у телепорта.
В замке Бермонт, в зале боев, до хрипа спорили главы кланов.
— Девчонка ставит нас всех под удар, — рычал перевязанный Ольрен. — Необходимо достать ее оттуда. Не знаю, как она его удерживает, но если он вырвется — будет катастрофа.
С ним соглашались, кивали мрачно, косясь на тело убитого Эклунда. Его накрыли скатертью, но запах крови не способствовал спокойному обсуждению — щекотал ноздри, поднимал агрессивные волны, толкая на грань оборота.
— Пока она в своем праве, — ревел в ответ Хиль Свенсен. Леверхофт стоял за его плечом, оказывая молчаливую поддержку. — Пока жив Бермонт, она наша королева! Кто бы из вас, берманы, не хотел бы, чтобы жена была так верна вам? Разве мы не ценим преданность выше всего? Разве не давали мы клятв хранить короля и его жену и слушать ее голос так же, как его? Что, слово наше ничего не стоит?
— Это особый случай, — возражали ему.
— Слово мужчины не зависит от случая, — отвечал Свенсен, обнажая клыки. — И пока я командир гарнизона, я говорю вам — вы не тронете ее! Ну, кто пойдет против меня? Кто хочет еще крови?
— Хватит крови, — коротко и скрипуче приказал один из старейшин, из тех, кто встречал будущую королеву у телепорта. Мужчины почтительно затихли. — И ты, Свенсен, не ярись. Хозяин Лесов испытывает нас. И мы должны испытание пройти так, чтобы он нас не мог упрекнуть в бесчестии. Поэтому вот мое слово — оставьте замок те, кто не живет в нем. Идите по домам и не болтайте. А мы останемся наблюдать.
Берманы один за другим склонялись перед мудростью старейшего и удалялись. А старик, тяжело покачав головой, подошел к телу убитого, опустился на колени и шепотом стал читать отходную молитву — от себя, и покаянную — за него, не худшего среди медвежьего народа, выбравшего неправильный путь.
Полина в ожидании помощи действовала отстраненно, сосредоточенно, ни на секунду не останавливаясь — чтобы не думать, не метаться. Притащила из ванной влажные полотенца и периодически обтирала Демьяна, чтобы сбить температуру. Сама помылась, морщась и шипя от боли — вода уходила в слив светло-красная, и по стенкам душа стекали вниз кровавые капли. Дверь в спальню она оставила открытой, чтобы видеть лежащего, да и провела в ванной минуты три, не больше — очень боялась его оставлять, словно ее присутствие рядом помогало удерживать его при жизни. Переоделась в найденный халат. Сбегала в тайный ход и принесла еще оружия и патронов. Упорно пыталась напоить мужа, но зубы его были сведены судорогой, и вода лилась по лицу на кровать.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});