от мужчин отказаться от наглого сожительства с туземками, а от женщин - от безделья, восточной одежды и разгрызания орехов бетеля. Нельзя сказать, что они были очень успешными. Если не сказать больше, то образ жизни европейцев и китайцев в Батавии стал еще более азиатским или, возможно, гибридным: они ели риджстафель, носили саронги (по крайней мере, дома) и предавались бесконечным полуденным перерывам.
Нельзя не подчеркнуть, что адаптация к европейской культуре очень часто была добровольным процессом; колониальные власти и миссионеры иногда помогали в этом, но это отнюдь не было правилом. Целый ряд примеров показывает, что европейская архитектура приживалась в Азии и Африке даже в условиях отсутствия колониальной или квазиколониальной зависимости. В XVIII веке император династии Цин поручил архитекторам-иезуитам построить для него летний дворец в стиле рококо на окраине Пекина. Вьетнамский правитель Нгуен Ань (после 1806 г. - император Гиа Лонг), объединивший Вьетнам после долгих лет смуты, построил цитадели по проекту знаменитого военного инженера и архитектора Вобана не только в своей новой столице Ханое, но и во всех крупных провинциальных городах. Планы строительства исходили от французских офицеров, которые, не имея официального контракта с Парижем, работали на императора, получая за это жалованье. Гиа Лонг предпочитал европейскую архитектуру традиционным для Вьетнама китайским стилям, поскольку признавал ее превосходство для своих целей. Французское влияние или даже отражение французского престижа не играли никакой роли в этом решении. Гиа Лонг был не подражателем Запада, а ранним "свободным покупателем" того, что предлагалось за рубежом. Хорошие отношения с католическими миссионерами не помешали ему присягнуть своим мандаринам и офицерам прежде всего на верность культу Конфуция.
И последний пример: На Мадагаскаре, который стал французской колонией только в 1896 г., европейские мастера-любители с 1820-х гг. разрабатывали образную архитектуру. Вначале было построено несколько скромных зданий для размещения миссионеров, но Жан Лаборд, искатель приключений, потерпевший кораблекрушение на острове в 1831 году, имел более широкие амбиции. В 1839 г. он построил новый дворец для королевы, умело сочетая местные стилистические элементы с неоготическими и укрепляя все с помощью европейских строительных технологий. На других общественных зданиях он разместил индуистские цитаты, выученные им в Индии. Позднее архитекторы ввели гранитные фасады, балконы, романские круглые арки. Получившийся официальный стиль придал неповторимый облик столице Антананариву, где придворные дамы носили одежду по последней моде из Парижа и Лондона. Несмотря на все это, Меринская монархия не принадлежала к числу ревностных самозападников эпохи; страна была закрытой после того, как ее несколько раз открывали для внешнего мира, а в отношении европейских намерений сохранялись глубокие подозрения.
Уровень жизни, понимаемый как совокупность материальных обстоятельств или мера физического благополучия, может быть частично одинаковым для больших дифференцированных обществ, но может также в огромной степени различаться по социальному и региональному признаку, а также по полу и цвету кожи внутри таких обществ. Эпидемиологическая ситуация, например, может быть очень схожей для всех членов общества, даже если между ними существуют большие различия в доходах; богатые были не в большей безопасности, чем бедные, перед лицом оспы и холеры. С одной стороны, уровень жизни в странах может быть грубо количественно оценен и выстроен в турнирную таблицу: "жизнь" в Швейцарии сегодня, несомненно, лучше, чем на Гаити. С другой стороны, разные общества и типы обществ оперируют разными мерилами: богатство рисоводов - это не то же самое, что богатство бедуинов или лавочников. Общества, а также социальные группы внутри них различаются по своим представлениям о "болезни" и по языку, на котором они говорят о ней. Некоторые болезни характерны для определенных эпох. Примерно в конце XIX века жители Центральной Европы жаловались на "неврастению" - состояние и термин, которые практически исчезли в современной медицине. Однако XIX век еще не знал термина "стресс", который был заимствован в 1930-х годах из области физики, из науки о материалах. Это, конечно, не означает, что люди в XIX веке жили "без стресса" по сегодняшним меркам. Но, независимо от того, идет ли речь о бедности и богатстве, болезни и здоровье, голоде и достаточном питании, категории, описывающие такие условия, являются относительными или, говоря модным выражением, "культурно сконструированными". Тем не менее, они относятся к осязаемым реалиям телесного и материального существования.
Девятнадцатый век, если рассматривать его в глобальном масштабе и в полном временном диапазоне, был, несомненно, эпохой улучшения материальных условий жизни значительной части населения Земли. Сегодня нам кажется вполне естественным скептическое отношение к прогрессу, лежащему в основе идеологии атлантического Запада со времен Просвещения, но это не должно быть настолько далеко, чтобы полностью перечеркнуть саму идею. Однако такое общее утверждение страдает некоторой тривиальностью. Более интересным представляется наблюдение, что далеко не все тенденции ведут в одном направлении, что, по сути, они часто противоречат друг другу. Примеров тому множество. В начале XIX века многие жители крупных городов имели более высокий доход, чем в деревне, несмотря на то, что зачастую жили в худших экологических условиях. В одном и том же обществе уровень жизни различался не только по шкале от меньшего к большему, он часто отражал разные экономические логики. Многие семьи рабочего класса жили лишь на грани выживания и поэтому не могли уйти от узкого временного горизонта; средний класс, владеющий собственностью и получивший образование, мог строить долгосрочные планы, опираясь на различные источники дохода. Или, например, в отношении питания: "длинный" XVIII век в Европе, который с точки зрения благосостояния иногда продолжался до 1840-х годов, был скудным веком, но начиная с 1850-х годов произошло заметное "перемещение" голода, поскольку возможность транспортировки продовольствия на большие расстояния сочеталась с усовершенствованиями в области консервации и хранения и зарождением перерабатывающей промышленности. Однако пример индийских голодовок показывает, что такое расширение циркуляции может иметь смертельные последствия для экономически слабых регионов, производящих продовольствие. Таким образом, жертвами прогресса становятся не только те, кто "остался позади" или не затронут инновациями. Беспрепятственное и непрерывное вторжение "современности" также может иметь пагубные последствия.
Многие аспекты уровня жизни не были затронуты в этой главе. Например, мало что лучше раскрывает характер общества, чем то, как оно относится к своим слабым членам: детям, старикам, инвалидам, хроническим больным. Поэтому необходимо рассказать об истории детства и старости. Лучшие из них покажут, насколько в XIX веке и после него повысились не только различные кривые экономического роста, но и шансы на выживание младенцев, физически и психически неполноценных людей - то есть стал ли мир более гуманным.
ГЛАВА
VI
. Города
1. Город как норма и исключение