Читать интересную книгу Творения - Нил Синайский

И таково, кажется, значение прекрасно сказанного о патриархе Аврааме, а именно: «Прииде на место, еже рече ему Бог, и воззрев Авраам очима своими, виде место издалече» (ср.: Быт.223–4): по видимому достиг места в утешение за неудобоносимый труд, а из того, что далек пока был от него, познал, что еще не на месте, чтобы не ослабело усердие от того, что предположенное совершено, но всегда к большему рачению усиливаемо было надеждою в непродолжительном времени быть там, куда поспешал.

Глава 58. Вот отличительные черты того способа, каким добродетель приверженного к ней умудряет идти к возможному преуспеянию. Преуспеяние представляется не очень отдаленным, чтобы не показалось, будто бы добродетель хочет устрашать великим отдалением, но не стоит оно неподвижно, чтобы могло быть уловлено преследующим, и сие для того, чтобы он до смерти не прекращал своего усердия, но во всю жизнь усиливал рачительность, распростирая ее на все. Хотя конец добродетели недостижим, но тем, что непрестанно кажется близким, побуждает он к тому, что достижимо, вызывает на преуспеяние, какое делает возможным человеческая природа, и после многих трудов остается далеко не постигнутым. Ибо кто так успел в добродетели, чтобы ему ничего не доставало к совершенству? Кто, и употребив все старание, не остался еще далеким от ее пределов? И чтобы доказать это очевидным образом, следует сказать об отличительных свойствах самой истинной любви, потому что она и есть полнота Закона и справедливо называется так в Божественном Писании, как объемлющая собою все части совершенств Законоположения, научающая благодетельствовать единоплеменнику, не дозволяющая обижать его или делать ему что–либо противное и требующая добровольно прощать ему худое. Посему: кто возлюбил так ближнего, чтобы во всем почитать его другим собою?

Кто преуспеяниями брата в добре увеселяется как своими собственными, и не уязвляется ими неразумно, и не побуждается к зависти, рассуждая, что для него самого бесславно, если в чем ближний превосходит его славою? Кто чести другого (в чем бы то ни было) не признает уроном собственной своей чести? Кто при предпочтении, за что бы то ни было, мужей благоискусных не впадает в уныние, полагая, что быть вторым — бесчестная доля? Кого похвалы проходящему одно с ним дело не угрызают, как будто бы это — порицания ему самому? Кто при чьей–либо ошибке печалился, как бы почитая это собственною своею ошибкою? Кто о не получившем успеха сострадал как о себе? Кто не смеялся бесславию кого бы то ни было? Кто не радовался падению другого и не превозносился, высоко о себе думая, потому что устоял, когда тот запнулся и упал? Кто краснел с краснеющим от обличения в погрешности, а не почитал посрамления его правом для себя к дерзновению на большее, думая, что, как скоро умаляется слава другого, возвышается его собственная? И короче сказать: кто, по слову Павлову, радуется «с радующимися» и плачет «с плачущими» (Рим.12:15), приводя себя с каждым в такое же расположение, в каком бывает сам — испытывая что–либо радостное или скорбное?

Глава 59. Ибо таково отличительное преимущество любви: расположение всех сделать единым, чтобы каждый и радовался подобно другому, а также и печалился, чтобы, наподобие членов одного тела, все были между собою связаны и по сочувствию согласно страдания свои и передавали друг другу, и принимали друг от друга.

Посему если и времени целой жизни недостаточно для попечения о добродетели и подвизающимся, по причине противоборствующих членов, потребна великая трезвенность, то как нам, при рассеянии и перемене мыслей, или совершать путь столько трудный и дальний, или охранять себя от козней противников, которые многочисленны и невидимы и в оружие против нас употребляют наши страсти и чувства, низлагают нас тем самым, чем природа вооружила нас в защиту от них? Им услуживает часто глаз при возбуждении в нас пожелания того, что видим, производя любовь ко всякому блестящему веществу. Слух обыкновенно возбуждает печаль известиями грустными и удовольствие — приятными.

Раздражительность воспламеняется от всякого предлога, приводя все тело в кипение и сотрясение, а помысел в смятение и возмущая чистоту последнего, как светлую воду в источнике, чтобы не были ясно видимы отпечатления мыслей. Тщеславие принуждает расславлять дело, желая угождать более людям, нежели Богу, и в ничто обращая труды, потому что не сопровождается наградою делаемое погрешительно, когда в виду одна цель — не благоугождение Тому, Кто может вознаградить, но похвала зрителей. Гордость надмевает мысли до напыщенности, научает пренебрегать всякого человека и с презрением смотреть на всякого единоплеменника как на нечто ничтожное, до безумия доводит высокопарный помысел, внушает мечтать о равнобожии, не признает Промысла и попечительности Всесовершеннейшего, рассуждает, что как должное за дела получает все милости, какими пользуется, не хочет видеть Божия содействия в том, что делает и в чем успевает, почитает себя достаточною на всякое доброе дело, по самомнению думает, что на все имеет силы, будучи вовсе бессильною.

Она водяной пузырь, надутый суетным о себе мнением: если только дунуть, обращается в ничтожество. Лукавые духи — одни, став на дороге, полагают соблазны, тем, что по видимому основательно, отводя от истины, а другие, как птицам, распростирают сети на воздухе, пытаясь возвысившихся несколько над земными путами уловить в высокомерие чем–либо превышающим.

Глава 60. Другие же, заняв места поднебесные (и, как говорит о них Павел, «духи злобы поднебесные» [ср.: Еф.6:12]), и имеющих «житие на Небесех» (Флп.3:20) покушаются даже там захватить в сети гордости, а какою страстию обезумевший первоначально диавол низринут на землю, тою же стараются низлагать с вершины бдительности восходящих на высоту жизни. А сколько сих духов ведут с ними брань, вступают в бой, состязуются, ведут все возможные роды битвы, борются, бегут вместе с бегущими (не для того чтобы вместе с ними достигнуть «почести звания», но чтобы воспрепятствовать им, запнув в течении), то, поелику их, как говорит Павел, так много, что наше слово могут сделать продолжительным, трудно и неудобно перечислить всех и борющиеся с ними никак не имеют свободного времени занять мысль свою другим, потому что всякое уклонение от сей борьбы бывает причиною для них — поражения, а для врагов — победы. Посему необходимо быть к сему внимательными и не увлекаться тем, что противникам нашим споспешествует против нас.

Ибо кто не поймет, что не содействующее к упражнению в нашем подвиге служит в пользу противникам, которые перехватывают нас и сбрасывают с поприща, и что поколебаться в твердости и от того, о чем должно заботиться, перекинуться к тому, что никак не должно составлять предмет попечений, означает если не падение, то поражение, потому что, по суду Истины, как в вещественном — действие, так в намерениях ненадлежащий помысел есть поражение и падение? Посему–то «мысли праведных судбы: управляют же нечестивии лести» (Притч.12:5). Одни рассудительно преуспевают в добре, другие же без труда приводятся к злу тем, кто разными способами направляет их к предположенной лести, то туда, то сюда непрестанно обращая помышления их, подобно тому как оборотами ветрил ход корабля направляется к предположенным при выходе в море пристаням. Посему–то один говорит: «Сердце мужа да признает справедливым, чтобы Богом исправляемы были стопы его» (см.: Притч.20:24), а другой: «Аще кая добродетель и аще кая похвала, сия помышляйте» (Флп.4:8).

Глава 61. А сим научают, какими помыслами должны водиться намеревающиеся дать правильный ход своим мыслям. Так Давид в одном месте сказал: «Поучение сердца моего разум» (Пс.48:4); а в другом: "«Во оправданиих Твоих поучуся» (Пс.118:16) всегда»; и еще: «Поучуся во всех делех Твоих, и в начинаниих Твоих поглумлюся» (Пс.76:13), дозволяя себе это глумление, чтобы вечно движимый ум не имел времени уноситься к ненадлежащему, но неотступно занимался тем, над чем глумление доставляет наслаждение и великую пользу, увеселяя чувство зрением, а душу умосозерцаниями.

Так, например, действительно можно проводить всю жизнь в размышлении о делах Божиих и иногда возводить взор к небу, наблюдая днем солнце, а ночью звезды, иногда же низводить его к земле, рассматривая произрастание всякого рода плодов и многочисленные различия животных. И еще, усматривая в воздухе и в море тысячи родов живущих в них птиц и рыб и изучая их, прежде нежели узнает человек пользу каждого, дивится он пока премудрости Создателя, и прославляет Бога за многообразие тварей. А когда придет он в состояние заняться видимым уже ученым образом, тогда всевозможное веселие обымет ум, насыщающийся естественным ведением земнородных тварей. Ибо в существующем нет ничего, что не научало бы нас неприметно какому–либо нравственному и богословскому умозрению. Но поелику угасили мы силу ума сладострастием и ум не напоминает уже нам о том, что полезно нам делать, то собственными усилиями посредством внешнего будем приводить себе на память, как должно жить и действовать, чтобы соделаться благоугодными Сотворшему.