Читать интересную книгу Сёгун - Джеймс Клавелл

– Он схватит смертельную простуду. Кроме того, стыдно так поступать с человеком, даже с ним.

– Что?

– Ничего. Как ваше имя, донна сеньорита? – Его глаза сверкнули.

Марико не ответила. Она сбросила в сторону одеяло и обмыла Блэкторна, довольная, что есть чем занять себя, ненавидя каюту и вонючего боцмана, гадая, о чем говорят в другой каюте. «В безопасности ли мой господин?»

Кончив, она связала в узел кимоно и грязную набедренную повязку.

– Можно это постирать, сеньор?

– А?

– Это надо бы сразу выстирать. Может, вы пошлете за рабом, будьте так любезны!

– Это кучка ленивых негодяев, я же говорил. Провозятся неделю или больше. Выбросьте это тряпье, донна сеньорита, оно никому не нужно. Наш капитан Родригес сказал, чтобы я дал ему человеческую одежку. Вот! – Он открыл рундук. – Велел взять отсюда.

– Я не знаю, как одеть мужчину во все это…

– Ему нужны рубашка, штаны, гульфик, носки, сапоги, куртка. – Боцман вынул вещи и показал ей.

С помощью самурая она начала одевать Блэкторна, все еще пребывающего в полузабытьи.

– Как носят это? – Она держала в руках гульфик – мешочек с пришитыми к нему тесемками.

– Мадонна, это носят спереди, вот так. – Боцман, смутившись, показал свой собственный. – Надеваете на его стручок и привязываете поверх штанов, как я показал.

Она посмотрела на боцмана. Под ее изучающим взглядом он смешался.

Марико надела гульфик на Блэкторна, уложила поудобней. Вместе с самураем они пропустили тесемки между ног и завязали их вокруг талии. Марико спокойно сказала самураю:

– Это самый нелепый способ одеваться, который я когда-либо видела.

– Это, должно быть, очень неудобно, – ответил Кана, – а священники тоже их носят, Марико-сан? Под своими рясами?

– Я не знаю.

Она отбросила прядь волос с глаз.

– Сеньор, теперь Андзин-сан одет как надо?

– Ага, кроме сапог. Они там вон. Но с ними можно подождать. – Боцман подошел к ней, и у нее засвербело в ноздрях от вони. Он понизил голос, став спиной к самураю: – Не хотите ли быстренько?

– Что?

– Я схожу по вас с ума, сеньорита, видите ли. Что вы скажете? Там, в соседней каюте, есть койка. Отправьте вашего друга наверх. Англичанин будет в отключке еще час. Я заплачу как обычно.

– Что?

– Вы заработаете монету, даже три, если вам нравится попрыгать, и вы сядете на лучший член отсюда до Лиссабона, а? Что скажете?

Самурай заметил ее ужас:

– В чем дело, Марико-сан?

Марико оттолкнула боцмана подальше от койки. Ее речь была прерывистой:

– Он… он сказал…

Кана мгновенно выхватил меч, но его взгляд натолкнулся на стволы двух заряженных пистолетов. Тем не менее он замахнулся для удара.

– Стойте, Кана-сан! – Марико задыхалась. – Господин Торанага запретил всякие стычки до его приказа.

– Ну, обезьяна, иди ко мне, ты, вонючий, обоссанный, дерьмовый дурак! Ты! Скажи этой обезьяне, чтобы поднял свой меч, или будет безголовым сукиным сыном прежде, чем сможет пернуть!

Марико стояла в одном футе от боцмана. Ее правая рука все еще была засунута за пояс, ручка стилета по-прежнему лежала у нее в ладони. Но она помнила свой долг и отдернула руку.

– Кана-сан, уберите меч. Пожалуйста. Мы должны выполнять приказания господина Торанаги. Мы должны повиноваться ему.

Громадным усилием Кана заставил себя сделать то, о чем она его просила.

– Я собираюсь отправить тебя в ад, япошка!

– Пожалуйста, извините его, сеньор, и меня тоже, – выдавила из себя Марико, пытаясь говорить как можно вежливее. – Это ошибка…

– Этот негодяй с обезьяньей мордой обнажил меч. Это не ошибка, ей-богу!

– Пожалуйста, извините, сеньор, я очень сожалею.

Боцман облизал губы:

– Я забуду об этом, если ты будешь хорошо себя вести, маленький цветок. Пошли в соседнюю каюту. Скажи этой обезьяне, чтобы оставалась здесь, и я забуду об этом.

– Как ваше имя, сеньор?

– Пезаро, Мануэль Пезаро, а что?

– Ничего. Пожалуйста, извините нас за это недоразумение, сеньор Пезаро.

– Пошли в соседнюю каюту. Сейчас.

– Что здесь происходит? Что это… – Блэкторн не понимал, проснулся он уже или все еще видит кошмары, но чувствовал опасность. – Что здесь происходит? Скажите, ради Бога!

– Этот вонючий япошка бросился на меня!

– Это была ошибка, Андзин-сан, – поспешила объяснить Марико. – Я извинилась перед сеньором Пезаро.

– Марико? Это вы, Марико-сан?

– Хай, Андзин-сан. Хонто. Хонто.

Она подошла ближе. Боцман держал на мушке Кану. Она была вынуждена задеть португальца, протискиваясь мимо, и ей потребовалось приложить еще больше усилий, чтобы не выхватить стилет и не выпустить ему кишки. Дверь открылась. Молодой штурвальный вошел в каюту с ведром воды, удивленно глянул на пистолеты и выскочил.

– Где Родригес? – прохрипел Блэкторн, пытаясь заставить голову работать.

– Наверху, где и следует быть хорошему капитану, – буркнул боцман, его голос звучал раздраженно. – Этот япошка хотел меня зарубить, ей-богу!

– Помоги мне выйти на палубу. – Блэкторн ухватился за борта койки. Марико взяла его за руку, но не смогла поднять.

Боцман махнул пистолетом на Кану:

– Скажи ему, чтобы он помог. Скажи ему, что, если на небесах есть Бог, он повиснет на нок-рее до конца вахты.

Первый помощник капитана Сантьяго отошел от глазка в стенке кают-компании. Заключительное «Ну, тогда все решено», сказанное дель Акуа, все еще звучало в его голове. Бесшумно он проскочил через темную каюту, вышел в коридор и тихонько закрыл дверь. Этот высокий, сухощавый португалец с живым лицом носил напомаженную косицу, одевался опрятно и, как большинство моряков, ходил босиком. В спешке он взлетел по лестнице на главную палубу, бегом пересек ее и поднялся на ют, где Родригес беседовал с Марико. Он извинился и, наклонясь, припал ртом к уху Родригеса, дабы выложить все, что услышал, – затем и был послан, – да так, чтобы никто на юте ничего не понял.

Блэкторн сидел прямо на палубе на корме, привалясь к планширу, голова его лежала на согнутых коленях. Марико сидела прямо, лицом к Родригесу, как это принято у японцев, а мрачный Кана стоял сбоку. Вооруженные моряки толпились на палубах, засели в «вороньем гнезде» наверху, двое расположились у штурвала. Корабль все еще был поставлен против ветра, воздух был чист, ночь ясна, ореол вокруг луны подрос, недавно закончился дождь. В ста ярдах борт о борт с фрегатом, под прицелом его пушек, стояла галера, весла были убраны, кроме двух с каждой стороны, которые удерживали ее на месте; слабое приливное течение относило ее в сторону. Рыбацкие лодки с неприятельскими лучниками-самураями приблизились, но еще не нападали.

Марико следила за Родригесом и помощником капитана. Она не могла слышать, о чем они говорят, но даже если бы и могла, воспитание заставило бы ее не вслушиваться. Цивилизованная жизнь невозможна без интимности, а интимность в бумажных домах невозможна без вежливости и предупредительности, поэтому всех японцев учили слушать и не слышать. Для общего блага.

Когда они с Блэкторном поднялись на палубу, Родригес выслушал боцмана, потом ее сбивчивое объяснение: это ее ошибка, она неправильно поняла слова Пезаро-сана, что заставило Кану обнажить меч, чтобы защитить ее честь. Боцман слушал, ухмыляясь, его пистолеты все еще были направлены в спину самурая.

– Я только спросил, не была ли она любовницей англичанина. Ей-богу, она так спокойно обмывала его и запихивала в гульфик его сокровища.

– Убери свои пистолеты, боцман!

– Он опасен, говорю я вам. Его надо связать!

– Я прослежу за ним. Иди на нос.

– Эта обезьяна убила бы меня, не будь я попроворней. Вздернуть его на нок-рее! Вот что мы сделали бы в Нагасаки!

– Мы не в Нагасаки – иди отсюда! Живо!

Когда боцман ушел, Родригес спросил:

– Что он сказал вам, сеньора? На самом деле?

– Э… ничего особенного. Извините.

– Я извиняюсь за неучтивость этого человека перед вами и перед самураем. Пожалуйста, передайте самураю, что я извиняюсь перед ним, прошу прощения. И я прошу вас забыть все оскорбления, нанесенные боцманом. Вашему сюзерену или мне не поможет, если на борту произойдут неприятности. Я обещаю вам, что разберусь с ним по-своему и в более удобное время.

Она поговорила с Каной, и под ее нажимом он сдался.

– Кана-сан говорит: очень хорошо, но, если он когда-нибудь увидит боцмана Пезаро на берегу, он отрубит ему голову.

– Это честно, ей-богу. Да. Домо аригато, Кана-сан, – сказал Родригес с улыбкой. – И домо аригато годзаймасита, Марико-сан.

– Вы говорите по-японски?

– О нет, только слово или два. У меня жена в Нагасаки.

– А вы давно в Японии?

– Это мое второе плавание сюда из Лиссабона. Я провел семь лет в этих водах, как говорят, то сюда, то туда, в Макао и Гоа. – Родригес добавил: – Не обращайте внимания на боцмана. Он эта. Но Будда говорит, даже эта имеют право жить. Правда?