— Но вы не допускаете, что Бога нет? Ведь это не доказано наукой.
— Отчего же существует нравственный закон? То есть совесть в каждом человеке, откуда она взялась? Можно, конечно, сказать, что это навязанные обществом нормы поведения, которые воспитываются с детства, но это не совсем так. Отчего людям плохо на душе после гадкого поступка? Это чувство, конечно, можно заглушить алкоголем, наркотиками, удовольствиями, но это удается не всем и не всегда. А совесть это и есть закон Бога в сердце человека.
— А зачем тогда нужны священники, Церковь? Бог должен быть в душе.
— Конечно, и в прошлом и в настоящем, в Церкви, как и везде, встречаются люди корыстолюбивые бессовестные и беспринципные. Но я уверен, что этот факт все-таки не дискредитирует саму идею совместной молитвы и добрых дел ради Господа. Я опять скажу тебе Даня, что мы не можем всего знать, но я чувствую, что мое служение нужно людям.
— А, может, чувства вас обманывают? — съязвил Данила, который в тот момент почувствовал мучительное желание вернуться в обычную жизнь. — И еще я не понимаю, что значит любить Бога.
— Многим людям знаком восторг любви, радость от успехов, финансовых и творческих, но мало кто знает это чудное чувство приближения к Господу. Когда я молюсь, предстою перед престолом Бога, меня охватывает трепет. Иногда в такие моменты я чувствую необыкновенное глубокое спокойствие и светлую радость, переполняющую душу, как ароматы весенний сад. Такие переживания не могут принести обычные удовольствия, это очень сложно описать и надо ощутить. Может быть, это слабые отголоски райского блаженства.
— Но, к сожаленью, все это нам сейчас не поможет, — нахмурился Данила. — Мы все попали в помойную яму. Я Соньку понимаю, ну что ей остается, только заниматься любовными интригами, чтобы как-то забыться. Пока она делает свой мучительный выбор между Элаем и Дирком, время как-то проходит, она отвлекается.
— Каждый человек сам делает свои ошибки, хорошо, если их будет не слишком много. Невозможно не пережить никакого отрицательного опыта, не совершить никаких грехов. Главное не стать после этого озлобленным циником, не потерять навсегда способность чувствовать красоту и поэзию жизни, — вздохнул отец Олег.
— Но какой же выход? Что нам поможет, поэзия, философия?
— И поэзия, и философия помогают. Что было бы с нами, если бы искусство, в первую очередь, литература и кино не переносило нас в мир иной реальности. Только очень сильные люди могут остаться надолго наедине со своим собственным внутренним миром, это крайне тяжело.
— Интересно, почему тяжело быть с самим собой? — Данила задумался.
— Некоторые говорят, что человеческому мозгу постоянно нужна смена информация. Но мне кажется, что человек создан, чтобы взаимодействовать с окружающими, любить, помогать, писать поэмы и открывать тайны физического мира ради других. Поэтому мы не можем быть одни. А настоящее искусство говорит о человечности.
— В религии все-таки много непонятного, а вам так не кажется? — спросил Данила.
— Да, в вере многие вещи нужно понимать сердцем, а не логикой и рассудком. Но разве и в обычной жизни, если посмотреть чистым не пошлым не обозленным взглядом, мы не встречаем на каждом шагу что-нибудь противоречивое удивительное ошеломляющее необъяснимое? Ты знаешь, что такое диалектика? Это учение о вечно развивающемся мире и относительности любого человеческого знания. Существует диалектический закон о единстве и борьбе противоположностей он определяет всякую вещь или явление как сложную и расчленённую систему, заключающую в себе элементы или тенденции, несовместимые друг с другом.
Данила пожал плечами. Его немножко раздражало, что священник держится так, как-будто только он один знает истину, готов найти выход из отчаянного положения.
— Тебе надо бы надеть головной убор, — сказал отец Олег. — Солнце припекает.
— Да, действительно.
Сам отец Олег был одет в шапочку-скуфью, бывшую частью облачения священника, которая никак не вязалась с его светским нарядом.
Данила сбегал в каюту и надел соломенную шляпу.
— Мне говорили, — вздохнул Даня, — хотя я не очень в это верю, что капитан знает способ, как снять проклятие, только он никому не рассказывает об этом. Я пытался разузнать, но он сразу начинает сердиться или перебивать, или впадает в мрачное состояние, становится каким-то отрешенным. Как-будто не слышит. В общем, я ничего не добился. Может быть, вы, отец Олег, с вашим красноречием, разузнаете у него. Ведь от этого зависит и ваша жизнь, и всей команды. Хотя здесь, в общем-то, мало хороших людей, мне симпатичны только капитан, боцман, помощник капитана и еще несколько матросов, остальные какие-то совсем озверелые люди. Этот Элай, который нравится Соне, он вообще мне кажется бешеный, дикий человек.
— Нельзя никого считать погибшим, конченым человеком, — сказал отец Олег. — Мы не судим, судит Бог. Пока человек жив, надежда есть.
— Надежда на что? — спросил Данила.
— На то, что он придет в гармонию с миром и с самим собой, но, к сожалению, всем приходится проходить некие очистительные испытания, страдания здесь или на том свете. «За все надо платить» так об этом говорит поговорка. А насчет секрета, что тут разузнавать? Тут все понятно. Я уже успел поговорить и с капитаном, и с помощником и с некоторыми матросами из команды. Слава Богу, они говорят по-английски. Тут, как говорится, все просто. Капитан и члены команды должны покаяться, попросить у Бога прощения. И все.
— Н, да… — сказал Данила. — Как все просто. Если бы все было так, как вы говорите, они бы давно покаялись и освободились.
— Но тут как раз все непросто, — ответил сразу отец Олег. — Покаяться и признать свою вину, знаешь ли, очень не просто. Капитан — сильный человек, конечно. Он преодолел много трудностей, сколько было опасностей в его плаваньях. Ему надо было бороться со стихией, подчинять всю команду, его воля крепчала, характер становился сильнее. Беда в том, что он возгордился, не понял, что не сам всего этого достиг и отчаялся из-за своих несчастий. Он не думал, что Господь созидает его душу и помогает ему таким образом очиститься, в нем начали развиваться жестокость и отчаяние. Был решительный момент, перелом, когда надо было сделать выбор. Никто из команды не смог подать голос, чтобы вразумить капитана и высказаться против. Не хватило разума или мужества, веры. Знаешь, что мне сказал боцман: «Конечно, это грех, что сказал Филипп! Но ничего нельзя говорить против капитана, на его авторитете все держится, если он потеряет уважение, что тогда? Все, команда выйдет из повиновения, все перережут друг другу глотки и все рухнет». Какое зло! Ставить человеческие отношения выше совести. Тому примеров очень много в евангелии. Например, поступок царя Ирода. Еще Понтий Пилат.