Вытянув руки с растопыренными пальцами и устремив страшный взгляд на Прохора, Марыля с ещё большим остервенением что-то бормотала. Измождённая горем, она напрягала последние силы, чтобы навсегда сломить душу самому ненавистному ей человеку. И напрячься тут надо неимоверно.
Прохору казалось, что жизненная энергия покидает его бурным потоком. Дышать становилось всё трудней. Природный инстинкт самосохранения второй раз в жизни заставил непослушную руку с силой рвануть ворот. И почти теряя сознание, Прохор вдруг вспомнил о крестике-обереге. Жаль, но его уже не было…
Возле хаты Логиновых в ожидании похорон и так толпилось немало народу, а когда там начала твориться какая-то дикость, то и вовсе сбежалось всё село. Но подойти близко к избе никто не решался. И везде шепотом обсуждалась одна шокирующая новость: Марылька — ведьма!!!
Многие селяне начали припоминать всякие странности, ранее имевшие место в её поведении.
— В церкви-то всё время в сторонке, обособленно держалась, — почти шепотом сказала одна из баб.
— Так молилась же, все бачили, — заметил мужик в плетеном капелюше.
— Ага, бачили! Да только никто не слыхал её тех молитв. Может, она там свои наговоры творила.
— Дед Лявон, а помнишь вечер, когда ты нам новость о Прохоре сказал? — спросила вдруг Любаша у подошедшего Лявона.
— Чего ж не помнить? Из ума ещё не выжил, припоминаю, — ответил тот.
— Так вот в ту ночь Марылька тоже странно себя вела, — вспоминала Любаша. — Домой к полночи рвалась. И нервничала сильно… Я тогда никак в толк не могла взять, что её так встревожило?
— Ты хочешь сказать, что это сама Марыля в ту ночь на Прохора насела?
— Не знаю…
Все потихоньку начали подтягиваться к кучке сельчан, где вели разговор лучшая подружка Марыли и дед Лявон, ибо знали, что тут будет что послушать.
— Я вот што скажу, — видя собирающуюся толпу, важно заявил Лявон, — Марыльке не было надобности ночью по лесу Прохора выслеживать. Если она там, в хате, правду кричала, то могла и Химу вместо себя послать. Морда-то — у Химы обсмалена.
— Опять ты, дед, загибаешь. Их же ни разу вместе не бачили. А батьку её кто погубил? Да и не верится мне, чтоб Марылька ведьмой была, — усомнился кто-то из толпы.
— Молод ты ещё, чтоб Лявона поучать. Спроси лучше у бабки своей, кто такая Кержиха. Она тебе многое может поведать, если, конечно, говорить сдолеет. Годков-то ей, поди, под целый век будет.
— А что Кержиха? Не томи, дед, выкладывай, — раздался уже другой голос из толпы.
— Это прабабка Марыли. Ещё та была ведьмака. Почитай, похлеще Химы будет. Долгий век за жизнь цеплялась, уж и ходить не могла, а всё на людей страх наводила. А когда смерть за ней пришла, дома под рукой оказалась одна малолетняя Марыля. И знамо дело, что бесы ведьму перед смертью мучают, чтоб наследие свое кому-то оставила. Вот, видать, и «осчастливила» этим Марыльку…. Все думали, что Кержиха с собой в могилу забрала уменье своё, ан нет — позаботился дьявол, чтоб людям оставила.
Про Кержиху-то эту помнят лишь самые старые… Кто помоложе, почитай, уж и позабыли о ней. Вот, выходит, она и напомнила о себе, — рассуждал дед Лявон, а потом и вовсе замолчал. — Эх, Марылька… — неожиданно вздохнул он, и в его голосе отчётливо прозвучала нотка сожаления.
— Всё равно не верится… Да ещё, чтоб и дружбу с Химой водила! Из-за одного Петра покойного, царство ему небесное, — перекрестился говоривший, — уже они должны были быть врагами смертными.
— А кто говорит, что она дружбу водила? Они и были врагами заклятыми.
— Ну, ты ж, Лявон, сам только что говорил, что вместо себя Химу послала.
— Вот дурачина! Ведьмам договариваться и не надобно. Захотела б вот, штоб ты, к примеру, волом стал, пошептала б — и готово. Тебя бы и не спрашивала. Ты б як дурень соху тягал бы, да ещё и травку на ходу хватал. И думал бы, што так и надо.
— Так что, выходит Марыля наколдовала, чтоб Хима Прошку сломала.
— Ну… наверное, выходит…
— Так Хима ж сама ведьма, взяла бы и отколдовала.
— Кто в этом черном деле сильней, тот и верх берёт. Не смогла, значит, противиться. А может просто и не знала. Думала, наверное, что это сама так решила.
— А накой им вообще Прошка сдался? Взяли бы вон да на Василе, иль на Федотке поездили.
Все обратили взоры на стоявших неподалёку парней. Федотка испуганно втянул голову и поёжился от такого предложения. Василя хоть и передёрнула такая мысль, но свой пудовый кулак он всё же продемонстрировал селянину, подавшему такую дурную идею.
Меж тем дед Лявон, не обращая внимания на какие-то затравленные улыбки, вызванные этим эпизодом, серьёзно отвечал:
— Видать обе чувствовали исходящую угрозу от Прохора. Может, силу свою испробовать хотели, а может — сразу извести, чтоб потом спокойнее жить. Кто ж его знает…
— А як же Петро? Кто его так?
Лявон на некоторое время задумался, напряженно морща лоб и, наконец, выдвинул своё предположение:
— Я думаю, Хима.
— Так если Марылька брала верх, так что, батьку родного не могла спасти?
— Могла. Но ведь говорят, что в колдовстве у кого большая злоба, тот и будет верховодить. Злоба и зависть — шибко крепкие соратники в ихнем промысле. А прятать их легче легкого, особенно злобу и ненависть. Вот Марылька и позволила Химе расправиться с батькой родным, чтоб злобой смертной вооружиться. Злобой на Химу… По моему разумению, так оно и было.
Селяне с жаром обсуждали и выдвигали различные толкования загадочных и непонятных событий, имевших место в недалёком прошлом и имевших отношение к Марыльке. Всё больше и больше всплывало воспоминаний о подозрительных моментах в её поведении. И лишь теперь многим из них находилось правдоподобное объяснение.
— А что ж на венчании у них всё неладно шло? Если Марылька сильней Химы, то выходит, что Хима не смогла бы устроить им такой «праздник»? Или я что не так тут уразумела? — как бы рассуждая, промолвила баба с мясистым носом, которая на венчании Марыльки толпилась у церкви среди зевак.
— Это, наверное, Хима вместе с Янинкой старались так…
— Не, Янинка ж не занималась этим…
— А она тебе что, сама говорила об этом?
— Ну… многие говорят…
Ведя такие разговоры, селяне пытались докопаться и до причины очень уж неприглядных, явно отдающих вмешательством нечистой силы, происшествий на венчании Прохора и Марыльки.
— Дед Лявон, а ты як считаешь? — спросил кто-то у стоявшего в раздумье Лявона.
Дед Лявон хоть и слыл выдумщиком, но в наболевших вопросах люди иногда всё же прислушивались к его мнению и зачастую находили в его речах ценную подсказку для себя.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});