Я нащупала подушку над своей головой и с размаху опустила ее на рыжую макушку. Отвлекшийся на секунду Брэйлин обратил ко мне свое лицо, и я тут же снова ударила его подушкой. — Отпусти!
Хватка юноши усилилась.
— Жаждете, — прорычал он, дико взирая на меня.
Резко согнув в колене на мгновение освободившуюся от его хватки ногу, я выбросила ее вперед, изо всех сил ударяя Брэйлина в грудь. В такой позе мне было неудобно атаковать, поэтому удар получился скользящим, словно я прочертила линию от его ключицы и до живота.
— Больше. Осыпай меня ударами, моя госпожа. Я жажду ваших ударов. Хочу большего!
Я вздрогнула, ощутив, как по моему бедру прошелся горячий влажный язык.
Его постоянно били. Он ненавидел это. Он никогда не привыкнет к этому, потому что это не то, к чему стоит привыкать. Страх гложет его. Но он терпел и будет терпеть до конца.
Я не должна причинять ему боль. Нужно избрать иной путь, чтобы успокоить его.
Влажный жар языка Брэйлина достиг кружев моего нижнего белья, а пальцы скользнули под края.
— Прекрати!
Снова укус, от которого я едва не взвыла. Оттолкнувшись локтями, я села на кровати. И в этот момент Брэйлин буквально зарылся лицом между моих ног, опрокидывая меня на спину, урча и облизывая каждый миллиметр чувствительной плоти — с остервенеем, быстро, злобно.
Всхлипнув из-за непрошенных ощущений, пронизывающих тело, я снова с усилием приподнялась и, потянувшись вперед, дернула Брэйлина за волосы. Тот, рыкнув, отпрянул, и я, захватив его лицо в плен своих ладоней, наклонилась к нему, до боли сгибаясь всем телом. Горящие глаза оказались напротив моих.
— Тихо, — прошелестела я, вновь используя те интонации, которые помогли мне при гипнозе Продажного Лукки и его людей. Без дыма корня «лунного стона» гипноз был бесполезен, но моя цель была иной. — Успокойся. Тише. Тише, мальчик. Я не враг тебе. Тише же.
Застывшая ярость на перекошенном лице. И я гладила его, едва касаясь подушечками пальцев, — гладила виски, щеки, лоб, касалась подбородка и искусанных губ, в которые он, наверное, сам и впивался, чтобы сдерживать собственные крики. Влажные волосы цеплялись за мои пальцы, и я тянула их за собой, осторожно снимая с его лица, будто тонкую вуаль.
— Тише… тише… тише…
Брэйлин все еще скалился, но лицо разгладилось. Он дышал ртом — с присвистом, как загнанный хищник.
— Тише же. Все хорошо. — Я медленно начала теснить его, и он сполз с постели, не отрывая от меня настороженного взгляда.
— Что вы желаете, чтобы я сделал? — Он окончательно опустился на колени и обхватил мою талию — уже не так яростно. В его движениях и жестах была какая-то болезненная растерянность, словно он никак не мог догадаться, что я от него хотела, и от этого медленно впадал в панику.
Меня охватила жалость. И я нежно провела рукой по его волосам.
— Это игра? — Он явно боялся моих ласк, но не смел отстраняться.
Боль, которая всегда преследовала его, сейчас не было и в помине. Были лишь мои руки, дарящие нежность.
— Это ведь игра?! — Его шепот был наполнен ужасом, а взгляд — безумием.
Он не услышит меня, даже если я начну что-либо объяснять.
Медленно, чтобы не напугать Брэйлина, я расцепила крючки на платье.
— Да, мы играем. — Я выставила ногу, едва не ткнув юношу в нос коленом. — Держись за нее.
Яростно задышав, он тут же обхватил мою ногу, прижавшись щекой к бедру и замер, ожидая моих дальнейших действий. Так и думала. Это успокоило его. Гостья начала раздеваться, а значит, он все делал правильно.
Стоять так было тяжело, но я дала Брэйлину опору и собиралась все вытерпеть. Он был сильным, поэтому и я должна была вести себя достойно.
— Не двигайся, — мягко приказала я и наклонилась к спине юноши.
Кожа вокруг выпирающего позвоночника местами почернела. Следы плети. Я нагнулась ниже, всматриваясь в раны, а затем осторожно надавила пальцами на края самых глубоких. Кровь еще шла, но повреждены были только кожные капиллярные сосуды. До мышечных артерий удары не добрались. Темные пятна синяков напоминали пятна гепарда, а несколько зарубцевавшихся шрамов, подтверждающих занесение инфекции в раны, полученные ранее, вызвали у меня дикое желание избить плетью самого Ганча и всех его прислужников.
Я с трудом разогнулась. Проводить осмотр в таком положении было утомительно, но я боялась излишне двигаться. Брэйлин сидел тихо, но кто знает, сколько еще продлится это его состояние.
В этот раз свой новый мешочек я привязала ремешком к талии, скрыв получившееся складками платья. Время у меня было достаточно, поэтому я тщательно подошла к выбору вещей, которые взяла с собой. «Травушки лекаря-самоучки», дразня меня, называл мои дорожные наборы Дакот.
— Лекарь-самоучка, — хмыкнула я, вытряхивая из мешочка флакон с настойкой багульника. Вместе с ним на ладонь выпала пара шунгерок, и я отправила их обратно. Теперь эти грибы стали постоянным компонентом моего набора.
С собой у меня было несколько самодельных ватно-бинтовых кусочков. С тех пор, как я стала увлекаться эликсирами, подобные вещи всегда находились при мне, но долгожданное удовлетворение от их использования так и не пришло. Стыдно радоваться чужой боли, даже если сам готов избавить от нее.
В комнате было тихо. Я, не торопясь, обрабатывала раны Брэйлина. От прикосновений мокрого бинта юноша поначалу вздрагивал. От терпкого запаха настойки щекотало в носу и нестерпимо хотелось чихнуть.
И наконец звонкий чих все-таки прорезал умиротворенную тишину. Я сверху вниз удивленно уставилась на чихнувшего Брэйлина, а он на меня.
— Будь здоров, — пробормотала я.
Погруженная в привычную работу, я позабыла, где нахожусь, и теперь чувствовала себя так, словно меня разбудили. И сделали это несколько грубовато.
— Спасибо. — Брэйлин, не моргая, смотрел то на флакон и бинтик в моих руках, то на мое лицо.
— Спину надо поберечь, — не найдя иных слов, посоветовала я.
Юноша продолжал глядеть на меня.
— Примочки от синяков сделать не смогу. Нужных компонентов с собой нет. — Я смущенно махнула флакончиком, настойка булькнула. — Но раны