эту домашнюю рутину, которая при других обстоятельствах была бы просто мечтой.
Мы вместе совершаем утренние пробежки или плаваем, иногда полностью обнаженные. Он ловит рыбу у скалы, а я пытаюсь помочь, но в итоге делаю только хуже. Потом мы вместе принимаем душ. Он смотрит, как я тренируюсь, готовит обед, а потом мы ходим в походы по горам острова, и каждый день превращается в приключение. Мы говорим обо всем, или, скорее, я говорю, а он отвечает взаимностью. Мы обсуждаем школу, жизнь, искусство, как тогда, когда мы были в хороших отношениях, но он полностью закрывается, когда я спрашиваю его, собираемся ли мы начать заново.
— Я могу иногда готовить, ты знаешь, — я сажусь напротив него и морщусь от дискомфорта в заднице.
Невозможно двигаться, не чувствуя его внутри себя.
Он замечает и ценит этот факт, учитывая, как слегка подрагивает его верхняя губа.
— Я буду готовить
— Я думала, ты не умеешь.
—Это было месяц назад. Я научился.
Я киваю и откусываю кусочек салата.
— Можно мне картошку фри?
— Чипсы?
— Чипсы. Картошка фри, как угодно.
— Можешь не спрашивать, — он ставит передо мной всю тарелку.
— Ого. Ты действительно отказался от еды. Когда мы встретились в первый раз, ты чуть не убил меня, потому что я попросила попробовать.
Кажется, что это событие произошло сто лет назад. Я влюбилась в Крейтона с первого взгляда. Он был молчаливым, грозным, и это был идеальный рецепт для того, чтобы затронуть мои сердечные струны. Несмотря на его задумчивость, я жаждала разглядеть мужчину, который таился внутри него.
Я жаждала впиться когтями в его кожу и вырвать тайну на свободу.
Но, возможно, мне следовало прислушаться к его и всем остальным предупреждениям и держаться подальше. Может быть, я бы не оказалась в той ситуации, в которой нахожусь сейчас.
— Тогда ты была незнакомкой, — говорит он, зачерпывая горсть картошки фри и практически выкладывая ее поверх моего салата. — Сейчас ты ею не являешься, так что можешь есть мою еду в любой день.
Я пытаюсь и не могу не умиляться, особенно зная, как сильно он любит еду и что он, конечно, не отказывается от нее, даже самым близким людям, включая его брата и Реми.
Прочистив горло, я говорю:
— Я не могу все это съесть. Если бы я не знала лучше, я бы сказала, что ты хочешь, чтобы я потолстела.
— Ты похудела.
— Нет, с тех пор как я приехала сюда, — я испустила долгий вздох. — Почему у нас никогда не заканчивается еда?
Он молчит, похоже, занят едой, но он просто не хочет мне отвечать.
— Кто-то приносит еду? Когда?
Молчание.
— Когда я сплю?
Опять тишина.
— Крейтон!
Все еще сжимая вилку и нож, он поднимает голову, медленно жуя. Его взгляд нервирует, иногда он такой абсолютно пустой, что я пугаюсь глубины, которую он скрывает.
Иногда он смотрит на меня так, как будто не позволит мне покинуть его, никогда, а если я попытаюсь это сделать, все станет ужасно.
Тайная часть меня любит это. Слишком сильно. Это пугает меня.
— Да?
— У тебя есть кто-то, кто приходит?
— Пока нет. У меня есть запас еды, которого нам хватит на несколько месяцев. Но даже если она закончится, тебе не стоит об этом беспокоиться. Излишне говорить, что если у тебя есть планы побега, то тебе лучше от них отказаться.
Мои легкие раздуваются от долгого дыхания, когда я позволяю своей вилке вонзиться в салат, не поднося ничего ко рту.
— Могу я хотя бы позвонить маме и сказать, что со мной все в порядке?
— Чтобы твой отец мог отследить звонок?
— Тогда я просто напишу ей.
— Нет. Здесь нет телефонов.
Я издаю стон разочарования.
— А если кто-то из нас получит травму или заболеет, и нам придется звать на помощь?
— Я подумаю об этом, когда это случится.
Он наливает себе бокал вина. Без шуток, он пьет вино. В долбаные двадцать лет.
Он иногда похож на старика, клянусь.
Но я не отказываюсь от выпивки, поэтому, когда он наливает мне бокал, я тоже делаю глоток.
Это безвкусное вино начинает мне нравиться. Или, может быть, его семья держит только дорогое вино, потому что до сих пор я никогда не думала, что оно мне понравится.
Крейтон откидывается на стуле, вертя в руках бокал с вином и наблюдая за мной с легкой улыбкой.
Я набиваю рот салатом.
— Почему ты выглядишь таким довольным собой?
— А почему бы и нет?
— Ну и ну, не знаю. Потому что ты меня похитил?
— Тебе здесь нравится.
— Нравится, но я не хочу быть запертой в этом месте до конца жизни.
— Это лучше, чем быть окруженным внешним миром.
О.
И тут меня осенило.
Внешний мир, правда о его происхождении и участии моих родителей — вот что нас разлучило, поэтому Крейтон специально выбрал место, где они не смогут до нас добраться.
Я не знаю, должна ли я быть тронута или потрясена этим фактом.
— Как насчет твоих родителей? — шепчу я. — Они, должно быть, скучают по тебе
— Они понимают. Папа поддержал этот план.
— Он что?
Крейтон поднимает свой бокал в форме аплодисментов.
— Награда «Лучший отец года» достается Эйдену Кингу.
— Вау. Я думала, что он может быть не в себе после нашего разговора, но теперь я уверена.
Одна из его бровей поднимается.
— Вы говорили?
— Скорее, он угрожал мне, но папа тоже угрожал ему, чуть не убил его, вообще-то, поэтому я притворилась, что упала в обморок, и у папы не было выбора, кроме как забрать меня обратно. Хотя он совершенно не поверил в мое представление. — Я вздыхаю. — Боюсь, если они встретятся снова, случится что-то вроде мировой войны.
— Это еще одна причина не возвращаться.
— Тогда мы бы просто бежали.
— И что?
Я отпускаю разочарованный вздох.
— Мы не можем просто сделать это, Крейтон. У нас есть жизнь дома. Люди ждут нас. Люди, которые нас любят.
Он ест молча, и я думаю, что он отмахнулся от меня, что он делает всякий раз, когда он хочет сменить тему.
Я тоже ем, чувствуя, как мое сердце сжимается и умирает в груди.
Он действительно не хочет смотреть на обиду