остается делать, кроме коротких и не всегда удачных контратак?
* * *
— Я не могу сообщить об этом, ни военному министру, ни Председателю Ольбрихту, ни правительству, Йоханн! Получается, мы оставляем Украину? Вы понимаете, какое это будет иметь политическое значение? Выход русских, к границам Галиции, Венгрии, Польши и Румынии. Правительства этих стран и так висят на волоске, не хватало еще русских дивизий у границ!
— Но нам нужны резервы! В отчаянии заметил Фриснер.
— Резервов, нет. И вероятно, уже не будет. Черт возьми, Фриснер, вы все прос…ли на Уманской дуге! В ближайшую декаду, ожидается высадка американо-французов на Сицилии. Вы понимаете, Йоханн?
— Так точно! Сердце генерала, пропустило удар и рухнуло куда то вниз.
— Есть подозрения, что в случае успеха американцев на Сицилии, союзное нам, правительство геноссе Проди, немедленно рухнет. Нам нужно создать подвижной резерв на севере Италии на случай дестабилизации обстановки у нашего важнейшего союзника.
Фриснер молчал, затаив дыхание.
— Выводите из боя 47 панцер-корпус, Рауса. Он будет переброшен на Запад, в подвижный резерв.
— Но 47 панцер-корпус единственный, кто добился хотя бы тактического успеха!
— С ваших слов, это его последний успех и противник уже вцепился Раусу во фланг.
— Так точно…
— Тогда отводите его и готовьте к переброске на Запад.
— Но наступление русских⁉
— Действуйте, как считаете нужным, командующий группой армий, геноссе Фриснер…
И в трубке раздался длинный гудок….
Побледневший генерал Фриснер, на ватных ногах, сел на стул, любезно поданный, расторопным адъютантом.
Закурив, Фриснер посмотрел на стоящего по стойке смирно, майора.
— Чем занималась ваша семья, майор Вейхс?
— Последние тысячу лет, служили Германии! С достоинством отметил майор склонив голову с безупречным пробором.
Фриснер хмыкнул.
— В таком случае, мне будет проще трудоустроится после войны, дорогой Вейхс. У моего старика, в Хемнице, была пивоварня.
Вейхс, густо покраснел.
— Извините, не понял геноссе, генерал.
— Что вы не поняли, майор⁉ Неожиданно зло, спросил генерал. Мы уже обречены на поражение, и пора задуматься о трудоустройстве после выхода из лагеря военнопленных.
* * *
— Ударим в сумерках. Начало атаки назначаю на 23.00.Посмотрев на часы, заявил собравшимся офицерам боевой группы, полковник Виктор Паннвиц.
— Оно того стоит? Подал голос командир Финлянской стрелковой бригады, полковник Деев. Люди, измотаны тяжелыми боями. В стрелковых ротах, едва ли наберется половина нижних чинов.
— Что с техникой?
— Более-менее. Приблизительно процентов шестьдесят бронемашин на ходу. Но некомплект управляемых бронебойных снарядов. Почти все, расстреляли…
— Уже лучше. Борис Семенович… Паннвиц, обратился к полковнику Леднёву, командиру приданной группе, артиллерийской бригады Резерва Главного командования.
— Слушаю. Виктор Генрихович.
— Что у нас по потерям и по боеприпасам?
— Потери мизерны. Но большой расход боеприпасов за минувшие сутки. Не менее десяти тысяч выстрелов за последние сутки. Это не только расход боеприпасов, но и быстрый износ каналов ствола. Что создаст проблемы с дальностью и точностью стрельбы, Виктор Генрихович. Особенно в темное время суток.
— То есть, артиллерийская поддержка будет слабой?
— По сравнению с дневными обстрелами? Несомненно, но в беспилотной эскадрилье уцелело семь разведывательных «шершней»… Это сильно поможет корректировать огонь.
— Так зачем нам самим атаковать? Мы отбили немецкие атаки на всех направлениях, удержали позиции. Это, просто ослабит нашу оборону. Лучше встретить немца утром, подготовленными.
— За ночь немцы, могут что-то придумать, сообразить. И поставить нас в очень неприятное положение. Предлагаю, сосредоточить две боевых тактических группы в Терловке и Бохне и нанести удар по сходящимся направлениям. Отбросим противника в Летичев, но в город не будем заходить.
Полковник Леднев, неожиданно широко улыбнулся.
— А потом, Виктор Генрихович, как немцы выползут из своих схронов в хатах и палисадниках, нанесете массированный огневой удар по Летичеву.
— Браво, браво, Борис Семенович. Вы, все правильно оценили. Танкисты и финляндцы, неожиданно атакуют в сумерках, потом ваши фейерверкеры и канониры накрывают разворошенное осиное гнездо фрицев, огнем «Ураганов», шести и восьми дюймовыми снарядами. После чего, под прикрытием артиллерийского огня, отходим на прежние позиции.
Гвардии полковник Паннвиц, поднял вверх палец, призывая господ офицеров к вниманию.
— У нас газотурбинные танки и колесная бронетехника, они издают гораздо меньше шума и это, дает нам серьезный шанс в неожиданной, кавалерийской атаке.
— Но сумерки…Ни черта не видно…
— У на тепловизоры на танках. Не Бог весть что, господа, но с двух верст, цель типа «танк» или «артштурм»(1) обнаружит вполне.
— Атакуем без артподготовки…
— Именно так. Впереди пойдут пластуны. Их задача, поддерживать связь с атакующими и наводить их на наиболее опасные цели. Иначе нам, не застать превосходящие силы противника врасплох.
* * *
Новый приказ, удивил. Оба уцелевших танка его взвода, уже поздно вечером, обильно заправили с невесть откуда взявшегося огромного заправщика «Ошкош», многоколесного, словно сколопендра. Потом один из стрелков финляндцев, притащивший танкистам, несколько початков вареной кукурузы, поведал о скором наступлении и о том, что видел прибытие машин с боеприпасами.
Следом появился ротный, гвардии капитан Иванов, собственной персоной. Придирчиво осмотрев изрядно побитые обстрелом танки взвода Фокина, он крепко пожал уцелевшим танкистам грязные руки и сообщил.
— Через полчаса, наша рота, как и весь эскадрон, перебрасывается восточнее в местечко Бохны. Туда прибыли машины снабжения — не стесняйтесь, грузите что возможно в танк. Еще через пару часов — атакуем. Цель — окраина Летичева.
— Там же немцев, до хера…Вырвалось у Фокина, не взирая на субординацию.
— И очень хорошо. Оскалился капитан. Чем гуще трава, тем легче косить. Германцы устали, они измотаны неудачными атаками и потерями. Наша ночная атака будет для них, чертовски удачным сюрпризом…
Когда последний остроносый подкалиберный снаряд занял свое место в механизме заряжания, прапорщик Фокин, вытер руки грязной ветошью и вылез на остывающий от дневной, иссушающей жары, вечерний воздух и огляделся. Возле единственного танка его взвода курил Щербицкий, подложив под зад разделочную колоду.
Фокин легко спрыгнул с кормы танка и подошел к подчиненному.
— Когда уже пойдем, командир? Спросил Щербицкий, затягиваясь и выпуская сизый дым из ноздрей.
— Не терпится?
— Да нет. Устали все. Глаза слипаются. Раньше немцами холку намылим, раньше отдыхать пойдем.
Фокин непроизвольно усмехнулся.
— Как бы с сильнейшей армией мира — деремся. А у тебя, не тени сомнения…
Щербицкий встал, и каблуком сапога, вдавил тлеющий окурок в чернозем.
— Был фольксвер, первой армией, командир, да весь вышел. У нас и техника лучше и солдат больше. Не видать им победы, как одесского привозу.
Устало заметил Щербицкий и полез на свой угрюмый «ящер».
— Рацию на прием поставь, унтер! Крикнул вслед Фокин…
Несмотря на то, что Фокин, застал еще Десятидневную войну, в ночных атаках, ему пришлось участвовать только в третий раз. Уж больно сложно в потемках, управлять войсками, несмотря на все более совершенные системы связи и навигации.
Танковый эскадрон, в котором осталось дай Бог половина танков, выдвигался двумя маршевыми ротными колоннами вслед за передовыми