Тем временем Николас регулярно докладывал «чёрному» Магистру о своих встречах и беседах со священником, при этом высказывал подозрение, что Яков обычный человек.
Тогда человек «в чёрном» предложил устроить на Якова покушение с ранением.
— Привлеки какого-нибудь отморозка, которого потом не жалко будет пустить в расход, — распорядился Магистр. — Пусть он нападёт на священника и ранит его, но не сильно, только чтобы оказалась рана, но не глубокая, а ты потом «вовремя подоспеешь», спасёшь священника и понаблюдаешь, не затянется ли рана старика прямо на глазах. Ну, заодно и удостоверишься, на самом ли деле он святой, или это очередное церковное разводилово.
— Да, Магистр, я понял задание. Если же падре окажется обыкновенным, то он может вывести нас на кого-то более значимого.
— Совершенно верно, Николас. Действуй.
На следующий день агент так и сделал, нанял наркомана, рассказал ему, что нужно делать. И вечером перед мессой преступный план привели в действие.
Перед входом в церковь, наркоман напал на священника и потребовал отдать ему пожертвования. Яков согласился. Они вошли в церковь, но наркоман приставил к горлу священника нож и рассмеялся.
— Святой отец, нынче нет ничего святого. И ваша церковь просто гниёт. Знаешь, почему я здесь? Потому что мне заплатили, чтобы я тебя чуток порезал.
— Что? — спросил испуганный Яков. — Кто?
— А не всё ли равно? Нахрена вы существуете, если жить в этом мире так фигово? Что вы можете сделать? Ничего! Вы можете поднять нам зарплату или сократить безработицу среди молодёжи? Вы можете искоренить коррупцию или усмирить чиновников? А может вам под силу остановить агрессию подростков? Нет. Когда-то я верил в Санта Клауса и Зубную Фею. Но теперь я не верю даже в Дьявола. Потому что чудовищнее человека нет иного существа. Дьявол по сравнению с нами — ангелочек! Мы самые ужасные порождения этого мира. И даже вы, священники не лучше нас!
— Ты прав. Всё на свете зависит от нас самих. Каждый решает сам, кем ему стать, — бандитом или мучеником.
— Это ваша идиотская истина о праве выбора?
— Не такая уж она и идиотская, раз ты сейчас разговариваешь со мной и хочешь, чтобы я услышал твою боль. Если бы ты хотел убить, ты бы уже убил меня. Но ты разговариваешь и хочешь, чтобы тебя услышали. Тебя волнует существующая несправедливость в мире. И ты хочешь это изменить. И я хочу это изменить, но другим способом, без оружия и ненависти.
— Нахрена быть самоубийцей? Чего можно добиться, отдав себя таким отморозкам, как я, например, или как тот чувак, который почему-то хочет тебя немного порезать, но не убить? Что ты ему сделал? Он мстит? Хочет тебя запугать? А почему не своими руками?
— Скажи мне, кто нанял тебя? Как его зовут?
— Он сейчас за дверью и ждёт, когда я выйду, чтобы явиться самому. Одно скажу: первый, кто войдёт сюда.
— Но почему?
— Сам у него спросишь, — сказал наркоман. — Ну, так как? Хочешь узнать больше?
Яков забегал глазами, не зная, что ответить.
— Давай руку, святой отец. Будет немного больно.
— Так ты не собираешься меня убивать?
— Я может, и наркоман. Но не убийца. Может, мои небеса уже и рухнули давно на землю. Но у меня есть собака, которую я люблю. Да, я люблю. Я знаю, что такое любовь и преданность. Ты как моя собака: будешь умирать, но не предашь своего Хозяина. И за твою преданность я тебя уважаю. Только за твою преданность, не за вашу праведность и непорочность, которая лжива, не за ваше мнимое сострадание к людям, которое фальшиво до последнего слова, а за твою собачью преданность. Давай руку, друг человека!
И Яков протянул наркоману раскрытую ладонь. Тут же лезвие ножа больно впилось в стариковскую плоть, обогрив ладонь кровью.
— Ложись возле алтаря, падре, помажься кровью и жди. А я пошёл. Не проклинай меня. Мне просто нужны деньги для меня и моей собаки.
— Я помолюсь за тебя, сынок, — сквозь слёзы проговорил Яков. — Как твоё имя?
— Роберто. А собаку зовут Бамбина, — ответил наркоман и направился к выходу. — Помолись за мою девочку. У неё есть душа. Это она спасла тебя, падре.
— Дай Бог тебе счастья. И пусть невзгоды покинут тебя и всех твоих близких.
Услышав эти слова, Роберто оглянулся и кивнул в знак благодарности.
— Спасибо. И тебе, святой отец того же. Береги себя. И спасай не только людей, но и животных!
Яков улёгся на пол возле алтаря, помазал кровью свою щеку, белый воротничок и одеяние и прикрыл глаза.
Хлопнула входная дверь.
Через минуту он услышал шаги, которые приближались к нему. Тут же за алтарём открылась ещё одна дверь, и он услышал испуганный возглас монахини Стефании.
— Господи! Что случилось, святой отец? Помогите! — заголосила она.
Кто-то склонился над ним.
— Вызовите скорую помощь, господин, — обратилась Стефания к другому человеку. — И карабинеров.
— Да, конечно, я уже звоню, — раздался голос, и Яков его узнал. Он пошевелился и открыл глаза. На него смотрел Николас.
— Что вам нужно от меня? — прошептал Яков, глядя прямо в глаза Николаса. — Сестра Стефания, вызывайте полицию.
— Конечно, отец, я уже вызвала, — быстро проговорила женщина и поспешила осмотреть священника на наличие ран.
— Вы видели, кто ранил вас? — обеспокоенно поинтересовался Николас.
— Ранил? Он меня убил…
— Скорая уже едет. Потерпите, святой отец. Вы не умрёте, — заверил его Николас.
— Почему вы так уверены в этом? Потому что приказали ему только ранить меня?
Николас уставился на Якова.
— О чём это вы? Вы бредите. Успокойтесь отец Яков, — проговорил Николас, осматривая священника, чтобы найти рану. — Куда он ранил вас?
— Вы ищете рану? Для чего? Вот, — он протянул окровавленную ладонь и сунул ему прямо в лицо. — И что вы здесь видите? Стигматы?
— Рана не глубокая, она быстро заживёт, — пытался справиться с разочарованием Николас, чтобы не выдать себя.
Яков поднялся с пола и поковылял к приходским скамейкам.
— Что за чудовище послало вас ко мне? — обратился он к убийце. — Если не верите в чудеса, то зачем же так жестоко проверять? Зачем вы здесь?
— Я не понимаю, почему вы обвиняете меня? Да с чего вы взяли, что я что-то против вас имею?!
— Вы меня убили, — грустно проговорил Яков.
— Вы сошли с ума! Вы ранены очень легко. От таких ран не умирают. Я поспешил к вам на помощь, а вы обвиняете меня в нападении?
Тут послышался вой сирены скорой помощи. Через минуту в церковь уже входили врачи. А следом за ними и испуганные прихожане. Где-то промелькнула фотокамера. Невесть откуда появились журналисты. Отца Якова окружили. Начали суетиться, хлопотать, фотографировать. Тут же раздался ещё один сигнал сирены. Это выла уже машина полиции.
— Что случилось? Кто вызывал полицию? — озабоченно осведомился карабинер.
— Это я вызвала, отец Яков приказал, — из толпы отозвалась монахиня Стефания.
— Разбойное нападение, — отозвался сам Яков уже с санитарных носилок.
— Вы видели нападавшего?
Яков посмотрел по сторонам, ища взглядом Николаса, но его нигде не было видно. Он скрылся, не дожидаясь полиции, подтвердив подозрение священика.
— Нет, не видел. Не успел, — ответил Яков, и его понесли к машине скорой помощи.
— Что-нибудь ценное пропало?
— Вас хотели убить повстанцы?
— Или это были террористы? — со всех сторон летели вопросы.
— Нужно вызвать родственников, — деловито отозвался врач.
Стоявший за колонной Николас прислушался.
— У меня никого не осталось, — вдруг признался Яков, многозначительно сжав ладонь монахини, на что сестра Стефания удивлённо приподняла брови, но смолчала. Потом вдруг опомнилась.
— У него действительно нет родственников. Я позабочусь о святом отце. Не волнуйтесь. Передайте всем, что отец Яков ранен очень легко. С ним всё будет в порядке.
За это она получила благодарственную улыбку от Якова, который потянулся к ней, чтобы снова взять её руку своей здоровой.
— Я здесь, отец. Я с вами. И не покину вас, — сквозь слёзы заверила его женщина.
Все двинулись следом за носилками, образуя настоящую процессию из прихожан, полиции, репортёров и врачей. Только Николас оставался стоять на месте, прячась за колоной и обдумывая что-то своё.
4
Лука проснулся рано на рассвете от непонятной тревожной тоски. Наверное, это от вчерашних долгих тренировок на рапирах или от непрестанных дум об отце, подумал он. Но сердце почему-то щемило. Неужели что-то с отцом? Надо позвонить, подумал он и снова прикрыл глаза.
Старик требует от него безукоризненного владения мечом и своим телом. Говорит, что Лука должен быть как джедай. Кто такой джедай? — подумал Лука. — Может, джедай[21] — это слово «иудей» в другом звучании, более древнем? И почему старый жрец иногда произносит странные выражения, не объясняя их смысл?