— Давай сюда, — Выспрепар забрал у Миловиды пистолет. — Световид уехал… Да, так ведь и у нас дивная новость!
Федька смотрела на этих людей, объединенных истинной дружбой, и вдруг ощутила острую зависть.
В береговой страже такой дружбы не водилось, да и завестись не могло. А душа по ней тосковала.
— Моя новость важнее! По-твоему, Выспрепар, я понапрасну пробежала целых две версты? Моя — важнее!
— Да знаешь ли, что нашлось лисицынское завещание!
— Вот это я как раз уж знаю! Потому-то я здесь!
Глава двадцать третья
Лиза вынуждена была покинуть дом Васильевых и увезти Саньку — Красовецкий так на нее накричал, что оставаться под одной крышей с ним она просто не могла. Он как с цепи сорвался — ловкий и, когда требуется, жуликоватый откупщик, которому полагается в любых испытаниях сохранять спокойствие, визжал и замахивался на всех тростью. Два доктора-немца выгнали из Марфинькиной спальни всех женщин, приставили к ней нарочно вызванную тетку-сиделку, которая по-русски ни слова не понимала, и надоумили Красовецкого самолично ехать к обер-полицмейстеру Рылееву.
— Они ее спасут, они ее спасут, — повторяла Лиза, когда ехала с Санькой обратно в свой особняк, и слова имели двойной смысл — для Саньки они означали надежду, а для нее — крах отличного замысла.
Все было продумано отлично, и если бы из-за Волчка не пришлось торопиться, за полгода Лиза получила бы желаемое. Сперва — оставить род Ухтомских без наследников, затем — прибрать к рукам имущество Васильевых, львиная доля которого — собственные деньги и недвижимость Марфиньки. Последняя ступенька — ненаглядный супруг…
Но нашелся загадочный злодей, который, судя по всему, знал слишком много, раз умудрился выследить и отбить Волчка. И одному Богу ведомо, для чего он исхитрился ввести в Лизин дом господина Морозова.
Она подозревала, кто бы это мог быть, но и сама же не верила. Тот человек, который имел основания проучить семейство Лисицыных, исчез много лет назад. И он по натуре не был злопамятным, скорее даже наивным и простоватым. Такой не мог бы придумать хитрую интригу!
— Вы ночуете у нас, — сказала Лиза, когда сани подъехали к воротам ее особняка. — Места хватит. Посидим в моем кабинете, помолимся за Марфиньку, поговорим…
Она хотела выпытать у Саньки все о том доме, где его держали, где снарядили для появления в свете, где вручили злополучный перстень, своим блеском помутивший Лизе рассудок. И она действительно узнала немало — с Санькиных слов можно было хоть картину писать, вроде общего портрета благородного семейства, где посередке в кресле — крепкого сложения кавалер в маске, рядом стоит другой, почти урод, но умеющий распоряжаться и, сдается, не ведающий страха, при них — маленький и шустрый господин Никитин, на заднем плане — великан, способный одной рукой перевернуть сани, и круглолицый юноша, сочинитель всего на свете — комических опер, памфлетов, од и журнальных статеек.
Супруга не было — он застрял за чьим-то карточным столом. Матвеича никто не видал — после того, как Лиза на крыльце дала ему приказание, в доме он не появлялся. Решив, что утро вечера мудренее, велела дворецкому Ивану Данилычу устроить гостя в одной из спален на антресолях. После чего она пошла к себе и позвала своих главных сплетниц — Марью Дормидонтовну и фрау Киссель, чтобы все знали — она не в комнате у юного красавчика, а, как положено примерной супруге, допоздна ждет мужа в безупречном женском обществе. Там же была и чтица, необходимая для важного дела: фрау Киссель, гадая на картах, истолковывала их по-немецки, и ей требовалась переводчица.
Карты несли околесицу — обещали свадьбу вперемешку с дорогой, казенным домом, кражей и королем-злодеем. Это было даже смешно. Выругав фрау, Лиза отправила ее спать, а Суходольской велела читать что-нибудь по-французски — лишь бы в комнате звучал человеческий голос.
Девки по ее приказу дежурили внизу на случай появления Матвеича. Но приехал супруг, которого Лиза уж не ждала — разве что утром, когда изматывающая ночная игра завершится.
— Я с прибылью, Лизанька, — сказал он, входя. — Ручку, ручку! Вот тебе колечко!
— Друг мой! — воскликнула она, бросаясь мужу на шею. — Я так волновалась о тебе! Не надобно колечек, лишь бы ты был доволен! Сколько выиграл?
И, ласкаясь к мужу, Лиза сделала жест, означавший: все лишние, убирайтесь из гостиной вон!
— Триста рублей, да кольцо, да табакерку черепаховую. Будет тебе новое платье, — пообещал Лисицын. — В пост не пощеголяешь, да ведь нигде не сказано, что в пост шить нельзя. Усадишь девок за работу, к Пасхе будешь как царица!
— Мне одно лишь царство нужно — в душе твоей царить безраздельно! — ответила Лиза. — Постой, что там за шум? Турки, что ли, дом штурмуют?
— Юшка, что там? — крикнул супруг. — Что? Не слышу!
— Вашей милости сестрица! — доложил, прибежав, лакей Юшка.
— Чего она притащилась на ночь глядя? — удивился Лисицын. — Или уже?..
Тут ворвалась княгиня Ухтомская.
— Беда, братец, беда, братец, беда! — кричала она. — Деточки мои! Больных из дому забрали, увезли! И бежать ночью не к кому! Деточек моих, князей Ухтомских, приставы увезли! Господи, Господи, что деется! Братец, голубчик, выручай! Завтра же поеду вызволять! Князья Ухтомские — убийцы! Из-за чьих-то врак деточек арестовали!
Шуба, накинутая на плечи, соскользнула, княгиня осталась в одной сорочке и поверх нее — ночной кофте.
— Погоди, Маша, погоди! Кто арестовал, отчего? — спросил Лисицын.
— Сестрица, голубушка, дружочек мой, садись, переведи дух! — кинулась к княгине Лиза, и обняла, и силком усадила на канапе, и сама села рядом, чтобы, прижавшись, гладить по голове и плечам.
— Не убивали они дансерку! Не убивали! Не могли убить!
Лиза нагнула к себе княгинину голову, пристроила на своей груди, чтобы Ухтомская не видела в этот миг лица своего любезного братца.
Брат не умел уследить за губами — сам того не желая, улыбнулся.
— Не виноваты они! Не могли они ее убить! Дураки они у меня, но не убивали, не убивали! — твердила княгиня.
— А с чего полиция взяла, будто убили?
— Так ведь открылось, что Орестушка на той дансерке сдуру повенчался!
— Этого не может быть! — уверенно сказала Лиза. — Он же знал, что я ему богатую невесту ищу! Тут какой-то обман, сестрица, точно — обман!
— Обман, обман, — повторила Ухтомская, — да только обманывали-то меня! Он на ней доподлинно повенчался! Я-то понять не могла, с чего вдруг они, князья Ухтомские, вздумали дансерку забрать на съезжей да похоронить. Мало ли, за кем они махали, гвардия без этого не живет, да она ж была красавица, я ее в «Парисовом суде» видела…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});