В другом письме П.А.Судоплатова в адрес Политбюро ЦК КПСС с просьбой о реабилитации говорится, кто были сотрудниками Иностранного отдела НКВД. Наряду с советскими разведчиками в его составе были "политэмигранты из Коминтерна, направленные в Особую группу Димитровым, Мануильским, Долорес Ибаррури"[130]. В письме бывшего работника этой группы, Д.П.Колесникова, в ЦК КПСС также отмечается, что существовала "Особая группа, как героическое подразделение, куда входили видные работники Коминтерна…"[131].
Таким образом, Иностранный отдел, как явствует из воспоминаний П.А.Судоплатова, Д.П.Колесникова, а также Н.И.Эйтингона, состоял не только из советских разведчиков-нелегалов, но и лиц, эмигрировавших в СССР по политическим и идейным мотивам и рекомендованных для разведывательной работы руководителями Коминтерна. С иностранным отделом сотрудничали (не в плане операций, а для добывания информации) немало крупных деятелей Коминтерна и даже дипломатов. Например, как рассказывал Павел Анатольевич, с советской разведкой активно сотрудничал болгарский посол в Москве Стаменов Иван Тодоров, находившийся во главе посольства Болгарии до сентября 1944 года. Судоплатов помнит, например, как царю Борису, по предложению Стаменова, от имени советского руководства Иностранный отдел НКВД готовил подарок: радиоприемник и расписные русские валенки. Работал на советскую разведку, естественно, не один Стаменов.
После приведенной выше резолюции Сталина о необходимости "огреть по голове Троцкого через ИККИ", Менжинский и Ягода пытались осуществить акцию еще на Принкипо. С этой целью в печати, находившейся под влиянием коммунистов, стал усиленно муссироваться слух о подготовке белогвардейцами-эмигрантами покушения на Троцкого. Прокоминтерновские печатные органы и специальные лица, провоцируя белогвардейцев, а возможно, и готовя их, одновременно создавали для себя политическое алиби. Но к тому моменту, когда подготовка операции, вероятно, вступила в завершающую фазу, изгнанник перебрался во Францию. Это был первый, "вялый" этап реализации явного желания кремлевского вождя окончательно устранить своего главного оппонента. Руководители ОГПУ надеялись, что им удастся направить ненависть поверженных белоэмигрантов на Троцкого. Не получилось. Изгнанник был очень осторожен.
Когда Троцкий ступил на землю Франции, он не мог не знать, что здесь имеются не только большие группы русскоязычного населения, но и неизмеримо большие, чем в Турции, возможности для ОГПУ. Люди из советской разведки быстро установили его местонахождение. Троцкий, как мы знаем, это сразу почувствовал и неоднократно менял квартиры, временами ведя образ жизни настоящего подпольщика. И хотя местопребывание Троцкого содержалось в глубокой тайне, "раствориться" полностью изгнаннику не удавалось, так как в помощниках у Седова был агент ОГПУ.
В начале 1935 года известный советский разведчик Сергей Михайлович Шпигельглаз, как мне удалось установить из ряда документов, получает устное задание от Ягоды, которое тот в свою очередь получил от хозяина Кремля: "ускорить ликвидацию Троцкого". Шпигельглаз, опытный разведчик и один из главных специалистов Иностранного отдела НКВД, для исполнения "высочайшего повеления" привел в действие всю агентуру во Франции, в том числе Игнатия Райсса, польского коммуниста, который работал на советскую разведку с 1925 по 1937 год, находясь последовательно в Германии, Франции, Австрии и Швейцарии.
Но Троцкий был очень осторожен. Есть основания предполагать, что его своевременно предупредили об организованной охоте на него. Очень вероятно, что это мог сделать именно Раисе. Известно, что окончательно порвав в 1937 году со своими хозяевами, он недвусмысленно выразил поддержку Троцкому, направив "Письмо в ЦК ВКП(б)", где писал: "Я шел вместе с вами до сих пор, но — ни шагу дальше. Наши дороги расходятся! Кто теперь еще молчит, становится сообщником Сталина и предателем дела рабочего класса и социализма… В 1928 году я был награжден орденом Красного Знамени за мои заслуги перед пролетарской революцией. При сем возвращаю вам этот орден. Носить его одновременно с палачами лучших представителей русского рабочего класса — ниже достоинства"[132].
На Лубянке, а затем и в Кремле это произвело переполох. Раисе слишком много знал.
Через полтора месяца после своего мужественного шага, 4 сентября 1937 года, Игнатий Раисе был убит вблизи Лозанны. В его теле было обнаружено шесть пулевых ранений. Чтобы замести следы, убийцы засунули в карман жертвы паспорт на другое имя, но погибший был опознан. Лев Седов (под псевдонимом Н.Маркин) поместил в "Бюллетене оппозиции" некролог. Убийство было напоминанием Троцкому и его семье: смертельная охота на них продолжается.
Ясно, что мысль порвать со сталинизмом пришла к разведчику не в 1937 году, когда произошел прямой разрыв, а ранее. Я выдвигаю версию, согласно которой Раисе весной — летом 1935 года нашел способ предупредить Троцкого о надвигающейся опасности и посоветовать ему покинуть Францию, что тем и было вскоре сделано. Не случайно изгнанник принимает в это время особые, повышенные меры предосторожности: часто меняет места, окружает себя несколькими верными секретарями-телохранителями, почти отказывается от публичных выступлений и встреч с журналистами, меняет внешность и временами полностью переходит на нелегальное положение.
Люди Шпигельглаза несколько раз нападают на след Троцкого, устанавливают за ним наблюдение, выбирая подходящее время для акции, но… Троцкий вновь исчезает. В Москве нервничают, торопят, выражают резкое недовольство. Когда же в июне 1935 года становится известно, что Троцкий перебрался в Норвегию, Шпигельглаза вызывают в Москву. В это время там была уже совсем иная обстановка, нежели та, которую он оставил, отправляясь на задание во Францию. В стране уже началась "охота за ведьмами". Шпигельглаз попал под подозрение.
Спустя полтора года, на февральско-мартовском (1937 г.) Пленуме ЦК ВКП(б) Сталин заявил: "У нас не хватает одного: готовности ликвидировать свою собственную беспечность, свое собственное благодушие, свою собственную близорукость…"[133] Сталин обвинил спецслужбу в нерешительности и мягкотелости. Не случайно, что в резолюции по докладу Ежова, уже сменившего Ягоду, утверждалось, что ГУГБ НКВД имел возможности еще в 1932–1933 годах вскрыть заговор троцкистов и покончить с ними. Фактически делался зловещий упрек, что "главный враг" еще жив. В резолюции упоминается о "непресеченных связях" некоторых должностных советских лиц в Берлине с Седовым, о "преступных" отношениях начальника Секретно-политического отдела ГУГБ НКВД Молчанова с троцкистом Фурером и т. д. Кстати, таким образом выясняется, что работники Ягоды, а затем и Ежова, следили за зарубежными поездками всех высокопоставленных советских служащих. Об этом можно судить по докладам агентов НКВД из Парижа[134].
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});