– Легок на помине!..
– Кто? – Тохиониус сделал попытку повернуться к двери передом.
– Папулька! – завопил вошедший.
Вождь освободил родителя и с умилением воззрился на воссоединение семьи, своим переплетением напоминающее земных змей в брачный период.
– Как там наши, земляк? – поинтересовался он, когда страсти поутихли.
Фасилияс передернулся от панибратского обращения, поскучнел головой и грустно прочирикал:
– Конец света...
– Что?!
– Ждут.
– Как? Без меня?!! – тот, кто был на должности Святого Духа не мог, не возмутиться. – Кто же им его устроит?
– Мария, – отпрыск Тохиониуса поежился при воспоминании о последней встрече.
– Эта может, – согласился с ним родитель. – У нее это запросто получиться.
– Нет, так дело не пойдет, – вождь напрягся, электризуя воздух. Во всех пяти углах сверкнули разряды. И тут на него снизошло первое откровение, малопонятное присутствующим. – Я – это Он.
Неизреченная до конца мудрость прямо-таки пропитала осьминогов и они, потрясенные, лишь молча вытаращились в пространство.
– Ну, Фасилияс, рассказывай, – приказал вождь, несколько придя в себя от неожиданности, – в чем там выражается ожидание конца света?
И несчастный ребенок заговорил, не скрывая радости по поводу своего возвращения в родной шкуре гермафродита.
– Что ты говоришь?! – воскликнул Тохиониус, когда его порождение дошло до той части своей повести, когда контролировало сразу два сознания. – Бред, чепуха – нонсенс!
– Чтоб я провалился в пасть тхариузоку! – азартно щелкнул клювом Фасилияс. – Контролировал!
Тохиониус схватился за часть тела повыше клюва и на оставшихся конечностях забегал по жилищу. Такое поведение не могло не привлечь внимания вождя, который, погрузившись в черную меланхолию после пренеприятного известия о конце света без его участия, ждал очередного откровения.
– Тоха, в чем дело? – встрепенулся дух силовыми линиями и накрыл мечущегося осьминога.
– Ты бы слышал, какую чушь мелет этот зеленый побег из моего дома! – возопил Тохиониус, не замечая неудобной позы, в которой его снова поймало силовое тело.
– Не такой он сейчас и зеленый – раньше на него глядеть было приятнее...
– По-моему, он там у вас подхватил шизофрению!
– Ты же сам говорил, что это не заразно.
– На вашей планете все заразно. Самая пора, чтобы ее уничтожить!
– Не ты один так думаешь, папулька!
– Ты бы все же успокоился, а? – силовые линии запечатали клюв. – Я не позволю уничтожить свою родину!
– Надеюсь, что они сами с этим справятся, – не без злорадства промычал Тохиониус. – Недаром ждут конца света!
– Об этом мы поговорим в свое время, а сейчас ты немного помолчишь, – в нескольких сантиметрах от тела осьминога сверкнула небольшая молния. Тот послушно расслабился, проклиная в душе сломавшийся много лет тому назад гравитокомпас. Сам же вождь обратился к Фасилиясу со следующим вопросом. – Чем это ты его так расстроил?
– Я сказал ему, что был един в трех телах.
Дух понял, что уж если и это не было столь необходимым откровением, то грош цена всем испытаниям, которым подверглась его бессмертная душа.
– Ты! был! един! в трех! ипостасях!
– Можно и так сказать, – осторожно ответил Фасилияс, с тревогой косясь на распятого звездообразно родителя. Ему ужасно не хотелось оказаться в таком же положении – символика была не в моде на этой планете.
– Ну и как оно?
– Кошмарно, – честно признался осьминог. – Я бы ни за что не решился повторить.
Вождь хмыкнул невидимым нутром.
– А ведь придется...
Фасилияс попятился. Сделал он это совсем не потому, что беседа с невидимкой весьма смахивает на один из симптомов душевной хвори, в которой его заподозрил родитель, – как раз к этому было не привыкать с детства, – но совсем по другим причинам. Как и всякому блудному отпрыску, Фасилиясу всю долгую дорогу казалось, что дома может рассчитывать не только на прощение, но и на понимание. Он уже не был тем безмозглым сгустком протоплазмы, который послал к тхариузокам родительскую любовь и уважение сограждан ради сомнительного удовольствия усложнить процесс размножения, и понимал, что его вряд ли станут носить на щупальцах, но никак не думал, что встреча со старым добрым вождем обернется мрачной шуткой. Шуткой ли?..
– Кто старое помянет, т-тому глаз вон... – промямлил Фасилияс, едва удерживая тело на предательски задрожавших щупальцах.
– Ни разу не видел слепого осьминога, – хмуро хохотнуло силовое поле.
Отпрыск с ужасом заметил, как промялось тело родителя по направлению к нему, когда вождь приблизился.
– Папулька! – завопил он и бросился вперед вопреки инстинкту самосохранения.
Бросился и завяз в густом киселе, который уже давно обладал защитной реакцией, аналогичной осьминожьей. От неожиданности, вождь несколько расслабился и Тохиониус тоже воспользовался моментом для атаки. На какое-то время все они превратились в нечто целостное, обладающее тремя сознаниями – отца, сына и святого духа.
– А ты говорил... – обратился вождь к Тохиониусу, когда, приложив неимоверные усилия, вернул всех по местам. – Все-таки привил я вам самоотверженность, а?
Сценку с Александром Матросовым он подсмотрел еще в старые добрые времена, когда веселился на родной голубой планете как мог. Она пришлась ему по душе не только тем, как дергался человечек, которому помог прилечь на амбразуру, но аурой благодарности, исходящей от залегших соратников. Как и у всякого приближенного к Вечности, у него были свои понятия о добре и зле...
Мысленно вздохнув, дух приказал себе не расслабляться и легонько щелкнул разрядом Тохиониуса. Для поддержания разговора, конечно.
Тот только крякнул, потрясенный не столько фактом, подтверждающим правоту дитяти, сколько тем, что он сам бросился в атаку. «Я сошел с ума, спятил – полный псих!» – подумал он. – «Так мне и надо!»
– Еще тебе казалось, что он тебя не любит, – продолжал измываться над старым другом вождь. – Возрадуйся, Фасилияс, ибо ваша любовь взаимна!
«И если я псих, то исключительно из-за родительской любви. Не самый худший повод, чтобы стать первым ненормальным осьминогом», – быстро нашел себе утешение Тохиониус и, пуская слюни, полез к Фасилиясу обниматься.
– Совет вам да любовь, – констатировал вождь факт семейной идиллии, но наслаждаться ею времени у него не было. – Эй, семья! На вас, конечно, приятно смотреть, но...
– Чего тебе еще? – в один голос слезливо поинтересовались осьминоги.
– Я так понимаю, что компанию вы мне вряд ли составите, а если и составите, то едва ли это будет приятная компания...
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});