Зазвучали первые переливы аккордов. Музыка словно пыталась вытянуть из нас жилы своими тягучими вибрирующими уколами. Плавное мелодичное течение звука то и дело взрывалось агрессией быстрых, с резкой сменой высоких и низких тонов, перепадов. Музыка подхватила, понесла прочь, попыталась вырвать из нас клоки эмоций. Это ей почти удалось. Наши руки сомкнулись сильней, дыхание стало прерывистым. Возбуждение резануло по живому, грозя выгрызть остатки сознания, превратить нас в беснующихся в порыве страсти хищников. А потом музыка, помотав нас от души, покуражась вволю, сбросила со своего гребня вниз — растерзанных и едва живых.
С движениями мы освоились менее чем за минуту. Да и то, вряд ли кто-то смог бы упрекнуть нас в неуклюжести, а уж заметить ошибки и помарки смогли бы разве что утончённые профессионалы от танца. Эта партия была для двоих, многие движения требовали от нас совместной работы. То и дело в моих руках оказывалось вытянутое струной, напряжённое тело валькирии — во время экзотических поддержек и не менее экзотичных «приземлённых» фигур. Многое здесь было от балета, однако в отличие от невинности классического спортивного танца бал в нём правила овеществлённая сексуальность.
За время танца кошка побывала у меня на плечах, повисела, оплетая торс своими сильными ногами, а уж сколько раз она закидывала ногу мне на плечи — уму непостижимо. Это вообще было одним из характерных движений танца — оплётшая вытянутую женскую ножку рука. Именно оплётшая, то есть пропущенная по икре. Пару раз ладонь оказывалась в опасной близости от святая святых женского тела — когда ложилась на внутреннюю сторону бедра девочки. Но подлинной жемчужиной танца оказывалась совсем другая поза. Не удивлюсь, если её эта прозорливая кошка подобрала специально, чтобы намекнуть и поставить на место одного зарвавшегося котика. В нескольких точках танца, венчающих собой целые каскады движений, мне была уготована роль поддержки — на одном колене, снизу вверх, глаза в глаза, и с ножкой партнёрши на плече, плотно оплетённой ладонью. Ну чем не утончённый намёк на предстоящее рандеву? Вернее, на его тональность и мою в нём роль…
Отдельной частью шоу оказались виды нижнего белья партнёрши. Думаю, каждый зритель мог иметь удовольствие лицезреть его во всех деталях, а уж я и вовсе изучил, наверное, каждый кружевной узор изумрудного оттенка бюстгальтера и трусиков. Последние и вовсе будут теперь являться мне во снах до конца жизни… вместе со скрываемыми ими женскими прелестями, продемонстрированными чертовкой во всех возможных ракурсах. И всё это — предельно естественно, как продолжение того или иного движения. Кошка знала, чем меня взять. Знала, что сделать, чтобы без всякого импланта погрузить сознание в дымку непреодолимого влечения. Как я не сорвался во время танца — ума не приложу. Не удивлюсь, если от падения меня удержала какая-нибудь очередная её игра. Много позже девочка действительно призналась, что несколько раз успокаивала меня имплантом.
Финишный аккорд мелодии высветил последнюю фигуру танца. Я — у ног чертовки, обнимаю её бёдра, тянусь вверх, навстречу её лучащимся восторгом глазам. Моё движение впитало в себя всю так и не случившуюся реальность, мою устремлённость к магнетическим глазам и губам, попытку взобраться по стройному телу, как по колючей лозе. Сама же девчонка демонстрировала миру другую крайность — торжества и готовности принять в себя такого правильного партнёра. Она застыла в динамичной позе, стремясь сохранить шаткое равновесие: чуть расставив ножки, разведя руки в стороны и вверх, и прогнувшись немного назад в талии. Волосы валькирии нереальным ореолом расплескались вокруг нас, так и норовя прильнуть к стенкам окружающей нас неровным шаром пелены.
Когда музыка стихла, первым прозвучавшим в притихшем зале звуком стал мой звериный рык. Я резко встал, будто распрямилась до того сдавленная в теле пружина, и предельно бесцеремонно сграбастал девочку себе на руки. Лишь когда кошка оказалась подхвачена под спинку и колени, прижата что есть силы к груди, а её ладошки в ответ оплели мою шею, я смог наконец выдохнуть. В тот же миг зал взорвался аплодисментами. Кто-то кричал. Нас поздравляли с великолепным танцем, сыпали словами восхищения, но ни я, ни она не видели никого вокруг. Весь наш мир схлопнулся до размера пелены, и ещё уже — до размера глаз партнёра. Да и зачем он нужен — это мир, если есть поистине бездонные глаза, открывающие путь в бескрайнюю душу?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Я так и отнёс девочку за наш столик. Усадил в кресло. Встал перед ней на колено. Кокон тут же утратил прозрачность, одновременно со взглядами отсекая и звуки. Чертовка благосклонно запустила пальчики в мои волосы. Раздвинула ножки и призывно качнула головкой. Я с каким-то священным трепетом отодвинул в сторону кружевное чудо её трусиков, за время танцев ставших чем-то сродни волшебному артефакту. Валькирия почувствовала мой настрой и заливисто рассмеялась — впрочем, когда я приник поцелуем к её горячему лону, смех мгновенно перетёк в сладострастный стон. Глаза республиканки подёрнулись паволокой, а потом и вовсе закатились, смежаясь ставшими неподъёмными веками. Ну а в мой, сейчас особенно уязвимый имплант нежно, страстно и настойчиво впились её ментальные коготки, так что уже мой стон продолжил её, сливаясь с ним в единый вздох удовольствия, сплетаясь неразрушимым канатом эмоций и чувств… На несколько бесконечных минут мы просто выпали из реальности.
Потом долго сидели, медленно цедя вино, обмениваясь откровенными взглядами. В глубине наших глаз поселилась страсть, но она пока не спешила выплёскиваться наружу. Только в острых взглядах, да мягких касаниях бокала о бокал. Теперь вокруг республиканки клубилась плотная взвесь её роскошных каштановых волос, и я нет-нет, да пробегался взглядом по хитросплетению плотных прядок.
— Признаюсь, Кошак, я чуть было не нарушила собой же установленные правила, — протянула снежка, поглядывая сквозь бокал куда-то мимо меня. — Безумно захотелось заменить твой язык… твоим же клинком. Только в последний момент удержалась. Оказывается, рядом с таким горячим мальчиком очень сложно держать свою страсть в узде! И ты знаешь, я кажется поняла, почему Тёмная Мать так стремилась оказаться с тобой в одном управляющем коконе… Дело даже не в том, что там можно в любой момент перейти к сладкому. Дело в самой возможности так поступить в любой момент времени. Считай, ты уже имеешь всё, что тебе нужно, только руку протяни. И осознание этого немного притупляет страсть.
— Если бы ты вовремя не включила имплант, Илина, возможность уже стала бы действительностью вне зависимости от твоих желаний, — усмехнулся в ответ.
— Тут ты прав. Даже спорить не хочу. Ты бы стал тем последним камешком, что обрушил бы камнепад безумной страсти… Но знаешь, я почувствовала и кое-что ещё, и это стало для меня куда большим откровением, — кошка замолчала, баюкая в руках бокал. Потом, подумав, продолжила. При этом она больше не смотрела мимо, её взгляд, не хуже змеиного, вперился в мои глаза. — Защищённость, Кошак. Здесь, в колониях, я постоянно под генератором защитного поля. Положение располагает, — коротко хмыкнула госпожа Координатор. — С тобой же… я впервые ощутила подлинную защищённость. Настоящую, а не иллюзорную, как от генератора поля. Думаю, именно это ощущение стало в своё время последней каплей, заставившей О`Стирх перешагнуть через въевшиеся за десятилетия привычки. Гордая, независимая, она была кем угодно, только не дурой. Ощущать под собой мощь даже не линкора — Планетарного разрушителя — дорогого стоит! Персональную, абсолютно преданную, находящуюся постоянно под рукой — это ли не мечта любой Высшей? Гордый интеллект под защитой непроницаемых полей. Усиль тебя стаей — и по штабам, в самое пекло! Одно слово — и враги у твоих ног! Это должно возбуждать опытную десантницу почище секса! Так что отдельное тебе спасибо за пелену, Меч Республики! Под ней я по-настоящему спокойна… Уже ради одного этого стоило надеть это дурацкое платье!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})