не приедет, как у вас дела, что делают дети, здоровы ли все вообще, и наконец, не образумились ли уже Мартин Бауэр, а также Карл. Принести семье такое несчастье. Но я терпеливый, мама, вы знаете. Я полагаюсь на Бога и никого не боюсь. Вы это уже имел возможность видеть. И опять настанет час, когда мы будем все вместе. На этом я заканчиваю свое письмо в надежде, что все здоровы. С уважением Мориц Клинк».
6 сентября К. выписали здоровым. Сразу после выписки он опять регулярно работал, но, по свидетельству жены, деньги домой не приносил. Была куплена новая мебель (ведь старую К. продал, когда жена сбежала от него) приблизительно за 475 марок, в кредит. Супруги опять стали жить вместе. Пил он так же, как и раньше. Жена ничего не может сказать о каких-либо особых чертах его характера. Она находила его вполне нормальным. Единственное, что бросается в глаза, это то, какую литературу он предпочитает читать. Он не читает газет, совершенно никаких, он читает только определенные книги, которые откуда-то приносит. Уже 3 года назад он заказал у одного коммивояжера книги, которые жена затем не приняла. Что это были за книги, она не знает. У него была Седьмая книга Моисея, он иногда ее читал и держал под замком. Он рассказывал, что в ней, якобы, написано, что можно увидеть духов. То, что он сам видит духов, он никогда не говорил. Из Лейпцига он заказал себе книги о целительстве: как говорит он сам, для того, чтобы сориентироваться насчет камней в желчном пузыре, которыми страдала его жена. Из Америки он получил книги от «Prof. Sage», но отказался от них, так как это было слишком дорого. В марте 1912 г. он заказал у «Prof. Roxerie, Kingstown» свой гороскоп. «Он так описал мне мою жизнь, как будто он на самом деле был у меня», и, якобы, предостерегал, чтобы он опасался одного известного лица. От дальнейших услуг он отказался из-за высокой цены, хотя профессор и снизил ее с 25 до 4 марок.
Второй психоз (июнь 1912 г.)
При такой непланомерной жизни обоих супругов не могла осуществляться регулярная выплата кредита за вновь купленную мебель. И поэтому 7 мая ее увезли. Итак, его жена с детьми опять пошла к матери, а он стал снимать жилье. И хотя, как говорят, мебель еще раз привезли обратно, жена не захотела снова вернуться к нему. В течение всего года К. волновался очень мало или совсем не волновался, теперь он снова пришел возбуждение. Изо дня в день его мучают мысли: «Моя жена безразлична ко всему этому, хорошо, пусть делает, что хочет». «Вот уже 10 лет как женат и торчишь дома один». «Если она хочет, то отпусти ее». «Это ведь нехорошо, жить у чужих людей». Такие и другие мысли приходили к нему по вечерам. Утром он сразу же уходил на работу, трудился весь день — работа стала даваться ему легко — ни о чем не думал, но вечером в 7 часов, когда он возвращался домой, все и начиналось. Он ни с кем не делился, ни одному из своих товарищей он ни о чем не рассказывал. Путь домой он выбирал так, чтобы пройти мимо дома своей тещи и увидеть детей. Иногда это удавалось, но чаще нет. Затем он ужинал, сидел в одиночестве и в 10 часов шел спать. Спал он хорошо, и ничего особенного ему не снилось.
За все время с момента, когда увезли мебель, он видел свою жену три раза: в тот же день (7 мая) и два дня спустя он ходил к ней (она теперь жила у тещи), чтобы попытаться уговорить ее вернуться. Все было напрасно. 27 мая (в понедельник после Троицы) он пошел в трактир, где его жена работала официанткой, чтобы поговорить с ней. Ничего не получилось, потому что было много людей, и она должна была обслуживать их. «На всякий случай» он уже заранее написал письмо, которое он передал ей, сказав, что она может прочитать его дома. В нем было написано, что так жить дальше нельзя, что она должна все как следует обдумать, чтобы снова жить вместе, «он попробовал решить все добром». А если она не захочет, то он лишит ее прав на детей и отдаст их сиротскому попечительскому совету на воспитание. Он обратил ее внимание на то, какая у нее будет слава, и на то, что о ней будут говорить люди и т. д. Жена тут же вскрыла письмо, немного прочитала, затем разорвала его и бросила в огонь. Пока она читала, хозяйка тоже с ехидством заглядывала в письмо. К. был чрезвычайно возбужден, однако остался за столом и напился в компании двух друзей. Вечером он рано лег спать.
К. твердо заверяет, что за все это время у него не было никаких отношений или половых связей ни с одной девушкой. В этом направлении он не предпринимал никаких попыток. «У каждого свой дар.»
Сначала он думал, «бабы всегда сразу возвращаются, не придут через три часа, придут через три дня, не придут через три дня, придут через три недели, не придут через три недели, тогда не придут никогда». Он сначала «не принял этого всерьез», предпринял первые шаги к разводу и к тому, чтобы лишить жену детей, был вызван в суд, но затем очень сильно разволновался, оставил это дело, немного успокоился и стал думать: «Я еще все хорошенько обдумаю, а сейчас иди работай».
В субботу, 1 июня, он работал до вечера, почувствовал себя не очень хорошо, появились беспокойство и чувство страха. Это были первые предпосылки психоза, который он перенес в последующие дни в Маннгейме. В субботу (8 июня) он поступил в здешнюю клинику и не обнаруживал больше никаких психических отклонений.
Объективный анамнез очень скуден. Хозяйка, у которой он жил в последние недели, отзывается о нем, как о прилежном и трезвом работнике. В ночь с воскресенья на понедельник он стал беспокоиться, увидел какие-то образы, которые надвигались на него и хотели с ним что-то сделать. Он боялся, что его жена проникнет в комнату, занавесил окна. Во вторник он поступил в больницу, был большей частью спокоен, затем опять впал в общее беспокойство, скреб пол: его жена, якобы, сидит под ним, он слышит и видит ее. Пятна на полу были для него глазами других людей. В ночь с четверга на пятницу он был очень беспокоен, стучал в двери, сказал,