дома и поэтому, естественно, не отдавал заработок жене, которая, в свою очередь, жила за счет проституции. Жена изображает ситуацию по-другому. Муж, по ее словам, требовал от нее, чтобы она отдавалась за деньги другим мужчинам: могла бы выйти вечером еще разок и заработать сразу 10 марок. Якобы, муж послал ее в публичный дом. Он без всякой причины больше никогда не отдавал ей недельный заработок. Из-за этого ей пришлось зарабатывать самой. Она действительно уже два года занимается проституцией.
Муж, как рассказывает он сам, всегда очень переживал из-за неверности жены. Например, она обещала пойти с ним вечером в театр «Аполлон». Когда он возвратился после работы домой, она уже пошла туда с другим. Когда он злился и от этого еще больше пил, то почти всегда причиной были подобные ситуации. Жена им совершенно пренебрегала.
Жена жалуется на жестокое обращение. Так, два года назад ее муж утром, уйдя на работу и снова вернувшись домой, посыпал перцем ее гениталии, так что она после этого не могла ходить. Муж в этом признается, от дальнейших пояснений отказывается и возмущенно заявляет: если бы у меня был динамит, я засунул бы туда динамит.
При половом сношении жена никаких отклонений у мужа не замечала. Он не обладал особой потенцией. Последние половые сношения у них были в апреле 1912 г., незадолго до того, как она от него ушла. Что касается его внебрачных половых связей, она знает лишь, что однажды, много лет назад, после свадьбы, он оставил весь свой дневной заработок в публичном доме. Он признает это, но, по его словам, это случилось только один раз. Как утверждает больной, других половых связей, пока он был в браке, у него не было, да и в последние годы девушки его не заботили. До брака у него было много связей, о которых он рассказывает с определенной гордостью.
По поведению больного можно судить, что жена для него значит очень много. Он почти не думает ни о чем другом, он прямо бегает за ней, постоянно готов простить ей все и даже хочет теперь, «чтобы показать ей хороший пример», отправиться в лечебницу для алкоголиков. Только мимолетно, как в 1911 г., после первого психоза, так и в 1912 г. перед и после психоза, он думал о разводе. Но от таких мыслей он сразу отказывался и пытался любой ценой опять сойтись со своей женой. «Брак бывает только один».
Такое отношение больного к своей жене сыграло в возникновении обоих психозов несомненную роль. Оба раза жена его оставляла (чего более не случалось), оба раза он был вынужден жить один и оба раза по прошествии нескольких недель возникал острый психоз, который в первый раз длился 12 дней, причем полная коррекция и восстановление заняли приблизительно 3 недели; во второй раз он длился 7 дней и сразу полностью излечился. Рассмотрим первый психоз.
Первый психоз (июнь 1911 г.)
Жена имела связь со снимающим у семьи комнату Мартином Бауэром. Муж вышвырнул его вон. Бауэр позвал своего брата, и оба очень энергично избили Клинка куском кабеля. Эго было в начале мая 1911 г. В середине мая, так рассказывает Клинк далее, жена сказала ему утром, чтобы он остался дома. Но он все же пошел на работу. Прощаясь, жена сказала ему: «Тогда увидишь, что будет!» Вечером этого дня он работал до 8 часов. Когда он вернулся домой, он узнал от сына, что его жена “удрала” с Бауэром». Клинк был очень несчастен, он предположил, что его жена была уведена силой, так как ведь она сама просила остаться его дома.
Жена рассказал нам, что она уехала с Бауэром во Франкфурт: «От моего мужа я ведь ничего не имела, а от другого хотя бы деньги». Он отдавал ей «весь дневной заработок». Во Франкфурте она работала в трак гире, а ее любовник на фабрике. Детей она оставила у живущей в Маннгейме матери.
В отчаянии Клинк продал всю мебель. Ту, что он не мог продать, он подарил. Ведь дети жили у тещи. Сам же он снял для себя жилье у хозяйки частного дома.
В последующие недели после похищения жены, рассказал далее Клинк, он становился все более и более возбужденным. На работе на угольном предприятии он занимался перевозкой смолы. При этом работающие с ним постоянно отпускали в его адрес шуточки, что его очень раздражало.
16 июня он от своего мастера услышал, что тот видел его жену в Людвигсхафене в объятиях Бауэра. Клинк попытался выведать что-либо у своей тещи, однако ничего не узнал. Через день он опять пошел к ней и узнал, что его жена находится у сестры в Людсвигхафене. Там Клинк и нашел ее. Приветствие звучало иронично: «Ну что, мадам, возвратились из путешествия?», на что жена ответила: «Да». Жена сказала ему «Да», когда он спросил ее, хочет ли она вернуться к нему, но отвечала односложно и была напугана. Тут Клинк увидел в комнате Бауэра, его охватил безграничный гнев, но он сдержал себя и ушел домой один, испытывая страх перед Бауэром и не смея взять с собой жену, хотя он видел по ней, что она с готовностью пошла бы с ним. Это было 17 июня. Больной всю неделю прождал, не придел ли она. Но она так и не пришла.
В субботу (24 июня) вечером ему показалось, что какие-то люди, довольно много, забрались на крышу и стреляли в него из револьверов. Людей он не видел, звука выстрелов не слышал. Он видел только дым. Никто в него не попал. Среди них было два полицейских.
26 июня, в понедельник, он был на бирже труда. Он ушел с работы на угольном предприятии, так как работающие с ним его очень заводили, и искал теперь работу. С этого момента больной уже и сам не мог определять, что было на самом деле, а что нет; он считает, что то, что дальше было связано с Бауэром, большей частью было его болезнью.
Бауэр спросил, нет ли тут кого-либо по имени К. К. ответил: «Да, он здесь». На что Б. сказал: «Я убью его, потому что он болен», — и показал револьвер с шестью пулями, который он направил в сторону К. Затем Бауэр пошел в соседний трактир, чтобы взять там разделочный нож, К. уже видел нож у него в руках, но хозяева трактира не выпустили его и забрала у него нож. К. пошел в полицию, чтобы заявить на Бауэра. Два полицейских проводили его обратно на