Это было мое последнее личное общение с Песом, но, как оказалось впоследствии, мне пришлось по долгу службы столкнуться с ним заочно.
Дружба Павла с Песом продолжалась, они общались семьями, вместе разведывали и осваивали новые рыбацкие места. Поскольку, как уже говорилось, Пес был отнесен к категории «нейтральных связей», переписка с Центром по нему не велась, а Яцков о своих встречах с ним просто ставил в известность резидента. Летом 1965 года завершился срок моей командировки в Мексику. Четыре года пролетели незаметно. В августе мы с семейством возвратились в Москву, где я приступил к работе в Службе № 2 ЛГУ, в направлении, которое курировало деятельность наших резидентур в Латинской Америке по линии контрразведки.
В начале мая 1967 года (к тому времени я уже руководил направлением) сотрудник шифрослужбы принес мне телеграмму мексиканской резидентуры. Резидент сообщал, что известный Центру Пес во время рыбалки в отдаленной от столицы местности передал Павлу написанное на русском языке письмо вербовочного характера и сказал, что с ним хотят встретиться два представителя ЦРУ. Далее следовали выдержки из письма и приводились обстоятельства вербовочного подхода. В телеграмме говорилось также, что, анализируя происшедшее, резидентура считает, что к этому надо отнестись спокойно и не предпринимать никаких ответных действий, пока не будут собраны соответствующие сведения о сотрудниках ЦРУ в Мексике, причастных к этой провокации. С оперсоставом резидентуры проведено совещание. Все встречи с агентурой и «связями» проводятся с контрнаблюдением. Товарищу (значился псевдоним Павла) указано на то, что он «недостаточно глубоко изучал свои «связи» и не проявил должной настороженности по отношению к Псу». В случае развития провокации приняты меры к тому, чтобы другой сотрудник резидентуры был готов в любое время взять на связь агентуру Павла и продолжать работу с ней. Посла по существу дела проинформировали.
Читая телеграмму, я от души рассмеялся, когда увидел, что прежнюю кличку Джона — Пес — резидентура уже пишет и склоняет как русское слово «Пёс». Так Рыба превратилась в Пса.
По распоряжениям и резолюциям на полях шифровки стало ясно, что информация дошла до высшего уровня руководства КГБ и разведки. В то же время тон резолюций давал основание заключить: содержание шифровки не вызвало раздражения наверху, а это означало, что ответ можно готовить в спокойной обстановке, хотя любая затяжка с ним исключалась.
Во-первых, нужно было поскорее довести до резидентуры реакцию Центра и тем самым успокоить ребят. Я уже прекрасно знал по собственному опыту, в том числе и в связи с далласскими событиями, как важно вовремя узнать позицию Центра по острой проблеме: это снимает неопределенность и порождаемую ею нервозность сотрудников резидентуры. Во-вторых, исполнение резолюций автоматически попадало под контроль высших инстанций ведомства, откуда в любое время могли позвонить и сурово спросить, как исполнены резолюции по такой-то шифротелеграмме.
Ответ пришлось готовить самому, поскольку я имел непосредственное отношение к знакомству с Псом и при мне происходило зарождение его «дружбы» с Яцковым, хорошо представлял оперативную обстановку в Мексике и, кроме того, был куратором Павла, личное оперативное дело которого хранилось у меня в сейфе.
В первую очередь попросил одного из работников срочно проверить по картотеке двух вербовщиков-американцев, участвовавших в подходе (попытке вербовки), хотя и не надеялся, что на них что-то имеется. Главным вопросом моих размышлений была цель подхода.
Я знал Павла несколько лет, в том числе по совместной работе в Мексике. К апрелю 1967 года, то есть к моменту попытки вербовки, стаж его зарубежной разведывательной работы составлял уже около девяти лет, из них без малого восемь (в два захода) в Мексике. Понятно, что этого хватило, чтобы противостоящие спецслужбы, включая в первую очередь ЦРУ, собрали на него солидный банк данных. Однако мне трудно было предположить, что те, кто готовил вербовочный подход к нему, всерьез рассчитывали на позитивный результат. Как следовало из выдержек вербовочного письма, приведенных в телеграмме, оно носило «уважительный характер», никакой «компры» (компромата) в качестве рычага давления не использовалось. «Ударной» выглядела сумма, в которую его оценили, — 500 тысяч долларов, что по тем временам (да и по нынешним) составляло весьма внушительную цифру. Но сама идея «покупки» Павла мне казалась смешной.
Это был не первый случай проявления «внимания» противостоящей стороны к Яцкову. Во время его первой командировки в Мексику в 1958 году в тамошний МИД пригласили нашего посла Базыкина и заявили, что третий секретарь посольства Яцков занимается делами, несовместимыми со статусом дипломата: недавно выступал на собрании, потом на профсоюзном митинге, призывал к забастовке. Посол с удивлением ответил, что этого просто не могло быть, поскольку названный дипломат уже месяц как находится в Москве в отпуске. Эпизод завершился большим смущением мексиканских официальных лиц. Чья-то попытка дискредитации Яцкова с последующей высылкой провалилась.
Чего же теперь хотели наши противники?
В те годы преобладающей реакцией руководства на вербовочные предложения нашим разведчикам за рубежом была еще политика поспешных отзывов оперработников в Союз, даже по самому факту подхода, «во избежание возможных дальнейших провокаций противника». Противник, зная об этом, осуществлял вербовочные подходы, имея практически беспроигрышный вариант — или получение согласия на сотрудничество, или отзыв разведчика. В любом случае налицо нанесение ущерба нашей службе. Потому ЦРУ активно использовало этот метод.
Постепенно, как раз в конце 1960-х — начале 1970-х годов, стала побеждать другая позиция — трезвая оценка конкретной ситуации, выбор и принятие альтернативных решений. Безусловно, это повысило психологическую защищенность сотрудников резидентур КГБ против вербовочных акций противоположной стороны, зачастую направленных скорее на их дискредитацию и отзыв, чем на привлечение к сотрудничеству. Однако позднее, когда оппоненты почувствовали изменение нашей позиции, они, до конца не отказавшись от старого метода, разработали новую тактику — использование естественных или создание искусственных ситуаций для массового выдворения сотрудников советских официальных учреждений с целью парализации действовавших под их прикрытием резидентур КГБ. Но в те дни это было еще отдаленной перспективой в нашем противоборстве с ЦРУ и другими иностранными спецслужбами.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});