глаза, и я смотрю, как будто не могу и вовсе оторваться…
— Я знаю, что ты злишься. Я тебя обидел тогда, и мне очень жаль. Это звучит, как оправдание, но после его приезда мне было сложно себя контролировать.
— Ты обвинил меня во всех смертных грехах.
— Знаю. Я очень злился. Ты видела то, что я не хотел тебе показывать.
— А еще приехала в Москву и разрушила твои отношения. Я помню.
Вырываю руку и подхожу к кухонной гарнитуре, где раскладываю все, что обычно добавляла мама: немного мелиссы, мяты и ромашки. Макс молча за мной наблюдает, я же, как бы грустно это не звучало, жду от него объяснений. Никогда в этом не признаюсь, но знаю: так и есть. Мне страшно, наверно, что он снова меня разочарует, а все равно это не поддается контролю. Я жду. Хотя бы чего-то нормального, жду. И наконец получаю.
— Я не виню тебя в том, что случилось, потому что знаю — ты последний человек, который в этом виноват. К тому же, уверен на сто процентов, что Лилиана все равно поступила так, как поступила. Просто с тобой у нее появился «благородный щит», которым он могла прикрыть свое предательство.
— Мне жаль, что так вышло, но я здесь не при чем.
— Головой я это понимаю, но эмоции всегда брали надо мной верх.
— Тогда научись себя контролировать! — повышаю голос, хмурюсь и смотрю на него.
Макс сидит на подоконнике, повинно опустив руки и голову, наблюдает за тем, как тлеет его сигарета и кивает.
— Ты права… — резко поднимает глаза, — Но мне сложно контролировать свои эмоции, особенно рядом с тобой. Ты порождаешь в моем сердце смуту.
— Да ну?! Тупая малолетняя сучка, которую так прикольно использовать?
Вздыхает и откидывается к стеклу спиной. Молчит. Я же снова возвращаюсь к заварке чайника. Чувствую, что мне это нужно и даже слишком — не могу себя контролировать, хотя его обвиняю в том же самом. Будто не понимаю, что значит «смута в сердце», Макс же тоже провоцирует меня на все эти бури. Вот только следующе-сказанным разрушает их, тушит, удивляет…
— Спор родился внезапно из дикой ярости.
Я резко перевожу на него взгляд, Макс отвечает стойко, не мигая, затягивается. Молчит-молчит-молчит, словно строя в голове объяснение, и вместе с дымом выдыхает его…
— Отец выдернул меня из университета. Думаю, он узнал о том, что я купил квартиру на Мосфильмовской и не доложил ему, за что решил меня наказать. Миша сказал, что он объяснил тебе политику партии, так что ты теперь понимаешь, что в нашей семье под строжайшим запретом любые вольности.
— Он должен контролировать каждый ваш шаг.
— Именно. Я приехал домой, как мне было велено, а в его кабинете застал как он трахает Лилиану на столе. Стоило мне открыть дверь, он тут же уставился мне в глаза, чтобы я точно знал — все это спланировано, а я снова попался. Меня это вынесло. Я не думал, что сможет, но вынесло. Было очень больно, а потом пришла ярость.
Слышать о его «боли» мне было неприятно, но о «боли, связанной с Ли», еще хуже. Саму кольнуло в самое сердце, и я опустила глаза, а он тихо вздохнул и уставился в потолок.
— Спор родился от моей ярости. Все знают: Лилиана любит свою маленькую сестричку, как безумная. Ты и твое участие причинило ей гораздо больше боли, чем я когда-либо смог бы сам. Если бы не все это, я бы к тебе не приблизился, потому что все еще помнил маленькую, милую девочку, сошедшую с самолета в красивом, пышном платье…
— Боже… — покраснев, я жмурюсь теперь сама, а потом вдруг издаю смешок и смотрю в его сторону, — И какого это было трахать меня? Если опираться на эти воспоминания, м?
Макс улыбается в ответ хитро, потом отгибает уголки губ и пожимает плечами.
— Просто прекрасно. Каждый раз.
— Не смешно. И вообще, вдруг ты бы облажался, м? Ты же не видел меня, а я могла стать жирной, например?
— Ты была бы прекрасна в любом размере, но и это не совсем так. После заключения спора, я поехал посмотреть на тебя в Академию. Вы как раз ставили какой-то спектакль…
— Я в нем не участвовала.
— Как же? Ты была деревом.
«Боже…» — мысленно чертыхаюсь, но не могу сдержать тихого смеха.
— …Все вокруг что-то делали, а ты лежала на сцене и играла солнечным зайчиком с котенком…
«Я совсем забыла о Бантике!» — расширяю глаза, выуживая воспоминание, когда как раз распределяли роли. Самое интересное, как по мне, было заставить Бантика бегать по кругу, когда как мои одноклассницы шипели, дергали текст и соревновались в остроумных шпильках в сторону актерских способностей друг дружки.
— Так вот почему котенок! — осеняет внезапно, и Макс коротко кивает, — А наврал про лестницу…
— Не наврал. Ты действительно ведешь себя, как котенок. Одно лишнее действие — бежишь. Надо вести себя аккуратней, чтобы не спугнуть.
— Какая проницательность, — фыркаю, сложа руки на груди, — И? Как тебе перспективка со мной спать?
— Очень неплохо. Ты лежала кверху своей чудной попкой, а потом и вовсе встала на…
— Бла-бла-бла! Молчи!
— Ты сама спросила, — с какой-то странно нежностью парирует, а потом пожимает плечами и добавляет, — Ты очень красивая, Амелия, и я больше не видел в тебе ребенка. Я тебя захотел.
«Трогательное признание…» — пронеслось в голове с тихой грустью, Макс также тихо прошептал.
— Ты сама спросила.
Макс снова смотрит на меня прямо и твердо, потом и вовсе встает и подходит близко. Нас разделяет всего шаг, он изучает меня с высоты своего роста, пока не вздыхает и, расправив плечи, продолжает, словно подсобрав смелости.
— Я не буду врать, что все изменилось сразу, как мы познакомились — это была бы неправда. Все было в силе даже когда я переехал к Кристине, но когда ты впервые мне отказала, тогда я понял. Все будет иначе.
— Когда это я тебе отказала?
— В квартире Адель.
Бам! То, о чем я так долго думала, подтвердилось, и я не знаю, как мне реагировать. Смотрю на него, вижу в глазах стыд? Раскаяние? Сожаление? Не уверена, но решаю тихо уточнить.
— Вы собирались…
— Да, — с неохотой, но признается, — Мы хотели развести тебя на секс втроем. Даже поспорили, выйдет или нет.
Оглушающий шлепок. Не знаю, в сотый раз, наверно, я даю ему пощечину, почти рыдаю и отступаю на шаг, но сейчас он не злится. Макс стойко принимает мою реакцию, его голова повернута вбок,