— Ну, разве что, самую малость, — улыбнулся Лариэс. — Мне всегда нравилась сказка про Бедную Падчерицу.
— Помню-помню, — хрипло рассмеялась Игнис, — это еще там, где добрый крестный удалил все воспоминания у злобной мачехи, а ее отвратительную дочку заставил раз за разом переживать один и тот же кошмар в мире иллюзий?
— Ага, мне мама читала ее, когда был маленьким, — улыбка Лариэса стала грустной.
— Мне тоже, — в тон ему ответила Игнис.
Молодые люди переглянулись, и на миг, как показалось юноше, между ними возникло взаимопонимание, которое может быть только у детей, рано лишившихся родительской любви и ласки и оставшихся один на один с бессердечным и жестоким миром.
Игнис первая взяла себя в руки. Она опять покраснела, прокашлялась и, наконец, вернула свою маску на место.
— Ладно, давай серьезнее относится к своим обязанностям, — смущенно произнесла она.
— Давай, — ответил ей виконт, — давай.
* * *
Игнис чувствовала себя неуютно. Мало того, что она во время ночной драки расплакалась, как последняя соплячка, так еще и насела на Лариэса, стараясь покопаться в его прошлом. Впрочем, отказываться от расспросов девушка не собиралась — таинственный полукровка бередил ее любопытство.
А что, он один имеет право интересоваться загадками, что ли? Это игра для двоих.
И все-таки, Игнис ощущала неудобство.
«Наверное, воспитание мешает», — подумала она, бросая маленькие камешки в исковерканный древесный ствол, возле которого притаилось нечто, напоминавшее помесь крысы с жабой. Здесь — в Ничейных землях — сложно было найти хоть что-нибудь живое и здоровое. Древняя война изувечила землю, выпив из нее все соки, а то, что сохранилось, изменилось до неузнаваемости.
Очередной камешек пролетел в паре дюймов от крысожабы, которая уверенно притворялась статуей, думая, наверное, что огнерожденная ее не видит.
Игнис вспомнила слова отца: «Никогда и ни при каких обстоятельствах не имей дел с демонами. Лучше умереть, чем воспользоваться их помощью, потому что в результате потеряешь куда больше, чем просто жизнь».
И теперь, глядя на безжизненный пейзаж, девушка отчетливо понимала, что имеется в виду.
Ее размышления были прерваны тихим покашливанием и Игнис со вздохом обернулась. Увы, но в пути было не слишком много возможностей побыть одной и поразмышлять о вечном. Собственно говоря, именно поэтому она, как только удавалось, вырывалась вперед, самовольно назначая себя в авангард, и плюя на все меры предосторожности.
«У Лариэса очередной вопрос», — подумала принцесса.
Но нет, она ошиблась — позади стояла, потупив взор, Блаклинт.
— Хм-м? — Игнис пошевелила бровями, и серебряная маска, скрывающая ее лицо, пришла в движение. — Ты, наверное, не можешь найти Вилнара?
— Нет, я пришла поговорить с тобой, — выпалила Блаклинт и на ее молочно-белых щеках выступил красивый румянец.
«Не будь она такой тихоней», — с завистью подумала Игнис, — «могла бы совратить всех мужчин в нашем отряде. Ну, или почти всех».
— Со мной? — немного озадаченно повторила огнерожденная. — И о чем же?
— Я… — Румянец на щеках стал еще гуще. — Я… Я хочу быть такой же сильной и храброй, как ты!
— Э? — только и смогла выдавить из себя принцесса. — Что, прости? Повтори еще раз. Наверное, у меня проблемы со слухом.
— Я завидую тебе. Ты такая храбрая, сильная, не боишься сражаться, вообще ничего не боишься, — частила Блаклинт.
Она говорила с такой скоростью, что Игнис едва-едва успевала переварить сказанное, но на осмысление времени уже не оставалось.
— Когда изначальные напали, я едва не обмочилась от ужаса, потом била водными хлыстами, сама не понимая куда и лишь по промыслу Мертвых Богов не попала ими ни в кого из наших. Да, получилось прикончить пару сервов, но… Но я — бесполезна! — необычайно резко воскликнула она. — Я в отряде лишь потому, что матушка отдала ее величеству Кэлисте Вентис медальон Архитектора. Понимаешь, я — пустое место. Подумаешь, знаю пару книжек… Какой в них толк, если при виде сражения у меня внутри все сжимается, а руки и ноги становятся ватными?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Погоди, погоди, — Игнис замахала руками, успокаивая девушку. — Давай для начала присядем — она указала на валун, укрытый плащом, с которого, собственно, и обстреливала крысожабу.
Когда Игнис и Блаклинт сели рядышком, дочь Вороньего Короля, успевшая немного переварить сказанное, решила уточнить некоторые моменты.
— А теперь — по порядку. Для начала, я прекрасно помню, как ты сражалась с изначальными, разве нет?
— Я просто махала водными хлыстами во все стороны, — потупившись, ответила Блаклинт. — Ни в одной из опасных ситуаций до этого я не приняла участие. Когда Лариэс с Вилнаром и еще одним гвардейцем попали в засаду, я была вместе со всеми, в постоялом дворе — спала, а на горной тропе была просто парализована ужасом, попала под камнепад и, если бы не Вилнар с Целительницей, меня бы уже не было на свете.
В уголках бездонных синих глаз заблестели капельки слез, и принцесса всхлипнула.
— Понимаешь, я — обуза. Тяну всех за собой, на дно!
— Так, так, спокойнее, — Игнис положила руку на плечо водорожденной, — я поняла. Ты считаешь себя неумехой. Ты — дочь воды — серьезно?
Блаклинт стиснула зубы, чтобы не разрыдаться, и кивнула.
— Ты вообще понимаешь, что говоришь? Прямо сейчас ты, не будь у меня защитного артефакта отца, легко, безо всякой ментальной магии, могла бы остановить ток крови в моем теле. И это по-твоему — слабость?
— Я-я-я… — Губы Блаклинт затряслись, как у маленького ребенка, несправедливо обиженного взрослыми, — не могу-у-у-у!
И она разревелась. Слезы ручьем текли по щекам и падали на высокую грудь, обтянутую тканью дорожного платья, Блаклинт рыдала, ни на секунду не останавливаясь, и Игнис начала уже опасаться, что сейчас на звук сбегутся все члены отряда. Меньше всего ей хотелось объяснять окружающим, отчего это водорожденная ревет, как белуга, а потому принцесса поступила также, как делала с маленькими детьми в больнице отца.
Она обняла Блаклинт и прижала ее к себе, шепча на ухо глупые успокаивающие слова.
«Господи, надеюсь, нас никто не увидит», — промелькнуло в мыслях у Игнис, — «иначе объясняй потом, что я просто утешала эту дуреху, а не „утешала“, как это принято у многих стихийных чародеек».
Недолго думая, она озвучила свою глупую мысль, а уже в следующую секунду красная, как маков цвет Блаклинт, отстранилась, с ужасом глядя на огнерожденную. Девушки пару секунд не говорили ни слова, а потом дружно рассмеялись.
«Ну ладно, пусть так, но успокоила», — подумала Игнис, — «теперь можно поговорить серьезно».
— Блаклинт, объясни, чего именно ты не можешь, и почему.
Северянка вновь шмыгнула носом, но на сей раз она не стала плакать, а сделала то, что следовало сделать в первую очередь — начала рассказывать.
— Я могу и не могу колдовать одновременно, — проговорила она. — Мне страшно. Как только приходится взывать к стихии, все тело сковывает, точно льдом, и я ничего путного не могу сотворить.
— Либо, зажмуриваешься и бьешь, куда придется? — уточнила Игнис.
Блаклинт прикусила губу и кивнула.
— Н-да-а. Один вопрос, почему ты пришла ко мне? Не к Орелии, не к Ридгару, не даже к Тару, а именно ко мне?
Блаклинт потупилась.
— Ну, мне показалось, что мы немного сблизились за время путешествия, и что ты сумеешь подсказать что-нибудь дельное.
Ее щеки в очередной раз налились румянцем, отчего Игнис начало казаться, что Блаклинт краснеет вообще от всего, от чего только можно.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
«Или… ее реакция на ту шутку… Ой. Ой-ой-ой. Так она что, из этих, серьезно?» — Игнис моргнула и непроизвольно коснулась серебряной маски. — «Я что, нравлюсь ей?! Мамочки!»
Впрочем, привлекала ли она Блаклинт или нет, было сейчас не так и важно. Проблема заключалась в следующем: относительно спокойное путешествие подходило к концу и чем дальше отряд заберется на восток, тем опаснее будет их путь, а потому стихийная чародейка, неспособная правильно колдовать, может стать настоящей катастрофой.