Читать интересную книгу Директива Джэнсона - Роберт Ладлэм

Старик ответил не сразу. Он погрузился в задумчивость, и в его лице появилось что-то азиатское.

— Ну, — наконец сказал он, — есть тут одна старуха, бабка Гитта. Гитта Бекеши. Она тоже говорит по-английски. Говорят, выучилась, когда еще девчонкой прислуживала в замке. Ты знаешь, как было раньше: русские дворяне говорили по-французски, венгерские дворяне говорили по-английски. Все хотели выдать себя за то, чем не были...

— Бекеши, вы сказали? — мягко подтолкнула его Джесси.

— Быть может, это не такая уж и хорошая мысль. Все говорят, старуха живет в прошлом. Не могу обещать, что у нее все дома. Но она истинная мадьярка. А это можно сказать далеко не о каждом. — Он рассмеялся, брызжа слюной. — Живет в старом доме, второй поворот налево и потом снова налево по кругу.

— Можно ей сказать, что нас направили вы?

— Лучше не надо, — сказал старик. — Я не хочу, чтобы она на меня злилась. — Он снова рассмеялся. — От нее можно ожидать всякого.

— Знаете, у нас в Америке говорят, — сказала Джесси, сочувственно улыбаясь, — «Здесь нет незнакомых людей, только друзья, с которыми мы еще не встречались».

На крыльцо вышел сын хозяина, по-прежнему в грязном фартуке.

— У вас, американцев, есть еще одно качество, — раздраженно проворчал он. — Вы обладаете бесконечным даром к самообману.

* * *

Расположенный на середине пологого склона холма старый двухэтажный кирпичный дом внешне ничем не отличался от тысяч ему подобных. Его возраст мог насчитывать столетие, два, а то и три. Когда-то в нем жил зажиточный крестьянин со своей большой семьей. Но при более близком рассмотрении становилось ясно, что время не пощадило дом. Черепица на крыше местами была залатана листами ржавого железа. Вокруг буйно разрослись деревья и дикий виноград, застилающий почти все окна. Крохотные окошки мансарды, под самой крышей, казалось, затянуты мутной пленкой катаракты: во многих местах стекло заменил плексиглас, разлагающийся под действием солнца. Стены пересекали трещины, отходящие от фундамента. Краска на ставнях отшелушилась и облетела. Трудно было поверить, что здесь кто-то живет. Вспомнив хитрую усмешку старика, его искрящиеся весельем глаза, Джэнсон подумал, не сыграл ли тот с ними какую-то истинно мадьярскую шутку.

— Кажется, нас провели за нос, — заметила Джесси.

Они оставили «Лянчию» наверху на дороге — едва ли заслуживающей это название, ибо асфальт во многих местах потрескался и выкрошился. Дальше они спустились пешком по коровьей тропе, заросшей сорняками. Дом на склоне, до которого было около мили, предстал перед ними картиной полного запустения.

Однако, подойдя к крыльцу, Джэнсон услышал какой-то шум. Странное, глухое ворчание. Он не сразу понял, что это рычит собака. А затем тишину разорвал захлебывающийся лай.

Сквозь узкую полоску стекла, вставленную в дверь, Джэнсон различил нетерпеливо мечущуюся белую тень. Это был кувас, старинная венгерская порода сторожевых собак, выведенная более тысячи лет назад. На Западе эта порода практически неизвестна, но Джэнсону она была слишком хорошо знакома по одной встрече, случившейся несколько лет назад. Подобно другим породам сторожевых собак — мастифам, питбулям, эльзасцам, доберманам, — свирепые кувасы яростно защищают своих хозяев и очень агрессивно встречают чужих людей. По преданию, в XV веке один мадьярский король доверял только кувасам, но не людям. Собаки этой породы обладают благородным телосложением, с выступающей грудью, могучей мускулатурой, вытянутой мордой и густой белой шерстью. Но Джэнсону довелось видеть белую шерсть обагренной человеческой кровью. Он знал, как беспощаден может быть разъяренный кувас. Острые зубы, мощные челюсти, стремительные движения — собака была грозным противником.

Животное Гитты Бекеши не относилось к тем гигантским особям, по преданию, жившим в древние времена. По оценке Джэнсона, собака имела рост три фута и весила сто двадцать фунтов. В настоящий момент она представляла собой сгусток враждебной энергии. Мало какое животное может сравниться с разъяренным кувасом.

— Госпожа Бекеши! — окликнул Джэнсон.

— Убирайтесь прочь! — послышался дрожащий старческий голос.

— Это у вас кувас? — спросил Джэнсон. — Какое прекрасноеживотное! С ним никто не сравнится, правда?

— Это прекрасное животное сейчас больше всего на свете хочет вцепиться зубами вам в глотку, — ответила старуха.

Ее голос приобрел уверенность. Он доносился из открытого окна; сама она держалась в тени.

— Просто мы приехали издалека, — сказала Джесси. — Из Америки. Понимаете, мой дедушка -он родом из деревни, называвшейся Молнар. Нам сказали, вы единственная, кто может что-то о ней вспомнить.

Последовала тишина, нарушаемая только свирепым рычанием разъяренной сторожевой собаки.

Посмотрев на Джэнсона, Джесси шепнула:

— А ведь ты здорово испугался собаки, разве не так?

— Как-нибудь на досуге попроси меня рассказать о том, что случилось в 1978 году в Анкаре, — тихо ответил Джэнсон.

— Я все знаю про Анкару. — Поверь мне, не все.

Наконец женщина нарушила молчание.

— Ваш дед, — сказала она. — Как его звали?

— Его фамилия была Киш, — сказала Джесси, умышленно повторяя одну из самых распространенных венгерских фамилий. — Но на самом деле мне в первую очередь хочется проникнуться ощущениями здешних мест, мира, где он родился и вырос. Необязательно подробности о нем лично. В действительности я просто хочу получить что-нибудь на память...

— Ты лжешь! — воскликнула старуха. — Ты лжешь! -Ее голос превратился в звериный вой. — Сюда приходят чужие люди и лгут!Убирайтесь прочь, или я дам вам такое,что вы надолго запомните.

Послышался отчетливый звук патрона, вставленного в охотничье ружье.

— О, черт, — прошептала Джесси. — И что теперь?

Джэнсон пожал плечами.

— Когда все остальное ни к чему ни привело? Попробуй сказать правду.

— Эй, уважаемая, — крикнула Джесси. — Вы когда-нибудь слышали о графе Яноше Ференци-Новаке?!

После долгого молчания старуха проскрежетала голосом, похожим на наждак:

— Ктовы такие?

* * *

На Ахмада Табари произвела впечатление расторопность сотрудника ливийской разведки. Они встречались всего в третий раз, но Аль-Мусташар уже начал демонстрировать свои чудодейственные возможности.

— Мы работаем этапами, — с возбужденно горящими глазами сказал ливиец. — Корабль с партией стрелкового оружия уже направляется к вашим людям в Непуре. — Он имел в виду форт на северо-восточном побережье провинции Кенна. — Устроить это было непросто. Надеюсь, корабль не перехватят. Насколько мне известно, у вас были определенные проблемы с анурскими патрульными судами, не так ли?

Воин-кагамец ответил не сразу, осторожно подбирая слова.

— На каждый шаг вперед приходится шаг назад. Даже борьба Пророка не всегда проходила гладко. В противном случае это была бы не борьба. Вспомните договор в Худайбийе.

Халиф говорил про соглашение, заключенное Мухаммедом с жителями Хайбара, города, расположенного неподалеку от Медины.

Ибрагим Магхур кивнул.

— Только накопив достаточно сил, Пророк разорвал договор, свергнул правителей Хайбара и изгнал неверных из Аравии. — Он сверкнул глазами. — Достаточно ли у вас сил?

— С вашей помощью и с помощью Аллаха — их будет достаточно.

— Вас не зря величают Халифом, — заметил полковник Магхур.

— При первой встрече вы сказали, что историю творят великие люди, — помолчав, сказал кагамец.

— Я в этом убежден.

— Из этого следует, что разрушаютисторию тоже великие люди. Обладающие властью и влиянием, скрывающие свои имперские амбиции под маской гуманитарного сострадания. Стремящиеся остановить борьбу за правое дело призывами к миру. Эти люди пойдут на все, чтобы помешать насилию, которого требует высшая справедливость.

Магхур медленно кивнул.

— Ваша проницательность, а также ваш военный гений гарантируют, что ваше имя будет по праву занесено в учебники истории, а ваша борьба во имя установления умма увенчается успехом. Я понимаю, о ком вы говорите. Этот человек действительно является опасным врагом революции. Увы, все наши попытки поразить его пока что оканчивались безрезультатно.

— Не могу забыть, что он был у меня в плену.

— И тем не менее ему удалось выскользнуть из ваших когтей. Этот человек изворотлив, словно змея.

Ахмад Табари нахмурился при этом воспоминании. Все его последние неудачи начались с этого унизительного удара. Жемчужина, украшавшая его венец, была похищена вором. До того момента ничто не портило ауру безжалостного триумфа и спокойной уверенности Халифа: его последователи верили, что сам Аллах благословляет каждый шаг их вождя. Однако в день накануне ид уль-кебира произошло дерзкое нападение на недавно захваченную твердыню — и похищение легендарного пленника. И с тех пор все пошло наперекосяк.