Кусочки паззла собрались у Анны в голове.
Она знала эти ключи. Потому, что сама не раз ими пользовалась, открывая дверь Витиной квартиры на Остоженке, пока сам Пчёла с полными руками продуктов топтался на лестничной клетке. Потому, что сама иногда закрывала, точно наощупь, дом Вити, когда мужчина к стене её прижимал, губами мажа, скользя по щекам, губам, ключицам.
— Это ключи от моей квартиры, — сказал, перебарывая сухость в горле, Витя. Быстро поправился, вдруг став свободной рукой сжимать-разжимать перила смотровой площадки: — От нашей квартиры.
И мотнул головой, снова уточняя:
— От нашей квартиры, если ты того захочешь.
Пчёла перевёл дыхание, ожидая от молчавшей Анны хоть какой-то реакции. Но девушка как зачарованная смотрела на брелок, висящий на цепочке из мелких звеньев, в окружении четырёх ключей — первые два от двери, третий от почтового ящика у лифта, четвертый… ещё от чего-то.
Князева чуть наклонила голову. Сердце билось в горле, словно хотело изо рта выпрыгнуть и покатиться куда-то прочь.
Витя не знал, что на её молчание говорить. Объяснять своё решение? Просить съехаться? Говорить, какой ключ какой замок отпирает, подразумевая под тем, что другого ответа, кроме согласия, не примет?
Дёрнул щекой; всё глупо.
Вечерняя прохлада сменилось духотой.
— Мне хотелось сделать подарок последним. Да и, всё днём так закрутилось, что… неуместно бы вышло. Я… думал-думал… С конца июля ещё, наверно, предложить ко мне перебраться, но, раз тут такой случай. Решил подождать, чтобы понять точно, готов ли я, ты к такому…
Он много запинался, словно думал говорить одно, но произносил на деле совершенно другое.
Анна отстраненно усмехнулась, словно следила за театральной постановкой, — примерно такой же, какую она озвучивала в «Софитах» — и на мгновение какое-то забыла, что сама была одним из главных действующих лиц.
И сценария на руках у неё не было. Сплошная импровизация.
— И что, понял? — спросил кто-то. Анна могла бы подумать, что какой-то поздно гуляющий человек стал свидетелем их сцены, но только через секунды осознала, что сама Пчёле вопрос задала голосом, какого раньше от себя не слышала.
Пальцы в холоде дрогнули, едва не немея.
— Понял.
У неё от этого тона почему-то сравнения появились с раскалённой сталью; говорил он с жаром, каким обладал нагретый металл, и уверенностью, твердостью, появляющейся лишь при его остывании.
Пчёлкин хмыкнул на выдохе, посмеиваясь:
— Что мы, в самом деле, как подростки, то у тебя, то у меня ночуем? Вещи вечно путаем, то там, то сям оставляем…
Князева откуда-то нашла в себе силы усмехнуться:
— Что, в вещах всё дело?
— И ни в чём больше, — таким же сарказмом ответил Пчёла, а потом носом уткнулся ей в шею со спины, тремором Князевой прошивая плечо. — Я часто думаю о тебе, Анют. Люблю тоже, пропал, дурак, в тебе… Ещё летом должен был сказать. Но сейчас говорю; хочу тебя видеть чаще, по утрам там…
Девушка ощутила, как щекотка, только переставшая царапать нёбо, снова подобралась слишком близко к носу, к глазам предательской влагой. Любит… Надо же. Она давно такого признания не слышала и не чувствовала такого в ответ.
Князева моргнула, сгоняя с мыслей добрую тоску, и Витя тогда сказал:
— Не умею красиво говорить, но, надеюсь, ты понимаешь, что я хочу сказать.
Аня была готова поклясться, что сердце не выдержало. Что надорвалось, не в состоянии удерживать столько чувств, не могло сравнять пульс.
Она взяла с коробочки ключи, почувствовав, как выдох Вити опалил от этого её движения кожу на ключицах, и, из последних сил удерживая подобие гордости, спросила:
— Ты понимаешь, сколько километров намотаешь по городу, помогая мне вещи перевозить?
Пчёлкин за её спиной подобрался, словно вопрос этот снял с него пояс смертника, и чуть распрямился. Анна перевела дыхание в приятной тяжести, когда почувствовала лопатками грудь Вити, и чуть запрокинула голову, смотря на него снизу.
— То есть, ты согласна?
— Только если ты перестанешь курить в спальне.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Секунда — обмен взглядами. Потом Князева рассмеялась и, не отводя взора от Пчёлы, лицо которого в тот миг было достойно кисти художника эпохи Возрождения, подкинула ключи, зажимая их в кулак.
Согласна…
Витя вздохнул полной грудью, а потом, не разворачивая девушку к себе лицом, запрокинул её голову, сам наклонился, целуя. Весь день того ждал и сдерживаться теперь не хотел. Он мягко прикоснулся к губам, на которых знал каждую трещинку и складочку. Плевать было, что над ртом останется след её помады, что дыхание собьётся…
Аня выдохнула в поцелуй с оттягом. Глаза, с которых постепенно сходила краснота, прикрылись, когда Пчёла запустил пальцы в сбившиеся локоны с лаской, кружащей голову. Она, раздвигая губы, зажимая ключи от квартиры, ставшей для неё новым домом, подумала — слово в слово — о вещи, которую понял ещё Саша Белов, в тот миг сидящий в большом клубе и пьющий водку с Валерой и Космосом.
Свой двадцать первый день рождения Анна Князева точно запомнит навсегда.
Комментарий к 1991. Глава 24. На данный момент работа является “Горячей”, что позволяет читателям по прочтении оценить главу при помощи стандартной формы