Читать интересную книгу Отчий дом. Семейная хроника - Евгений Чириков

Так пишет про землю и мужика сердцеведец народный, писатель Достоевский[438]: «Земля для мужика все, а из земли у него уже и все остальное: и свобода, и жизнь, и честь, и семья, и дети, и порядок, и церковь, одним словом, все, что есть драгоценного!»

Так правда небесная сливается в душе народной с правдой земной.

И жаждет эта душа, что бы Божья правда царствовала, яко на небеси, тако и на земли…

Нет пока этой правды. Сокрыта она Святым озером во граде праведном, во Граде Незримом Китеже. Там никто никем не обижен… Таков «Град Незримый» у русского народа.

Изменялись времена и нравы, а «жемчужина» души народной и с наступлением XX столетия оставалась в неприкосновенности: вера в Бога, в конечное торжество правды Божией. О, если бы те, кто строит государственную и народную жизнь, своим вниманием к своему народу берегли бы эту жемчужину! Какая огромная непобедимая сила была бы в руках государственных вождей.

Но они не только не берегли эту жемчужину, а сами же разрушали ее, пока не пришел Антихрист и не воспользовался этой жемчужиной народной души для великого обмана, великой провокации и кровавого разрушения… и не повел алчущих и жаждущих правды в свой собственный Незримый Град.

XXI

Есть в Швейцарии, на берегу Женевского озера, местечко, звучащее божественно для русского уха, — «Божи», а в этом Божи — молочная ферма и ресторан, содержащийся эмигрантом, старым испытанным революционером-народником[439], прошедшим все превращения революционного народничества. Если существует «Бабушка русской революции», его по справедливости можно было бы назвать «Дедушкой» ее[440].

Вот это Божи с молочным рестораном и было местонахождением интеллигентского «Града Незримого».

Тут вроде революционного Ноева ковчега: всевозможные сектанты, странники, правдоискатели обоих полов, всяких национальностей и возрастов. Хотя в верах и расходятся, а молочка попить, кислого и сладкого, да простокваши и сырков разных покушать все сюда стекаются и терпимо пребывают под единой кровлей, и из общей посуды вкушают и староверы, и еретики разные…

Почва нейтральная, а за границей (не то, что дома!) все за одними общими скобками себя чувствуют: все одинаково гонимы правительством царя, которого единодушно называют почему-то «Николаем Кровавым», все одинаково специализируются на делании революции, многие от сей профессии питаются, и хотя себя интернационалистами именуют, а тяготение к своим, русским, все-таки побеждает. Свой своему поневоле брат.

А теперь здесь особенно людно и оживленно: на революционной бирже акции всех подпольных организаций поднимаются, ибо гипноз гражданской сонливости, в котором пребывала России в течение целого десятилетия, уже миновал и по всем горизонтам стали вспыхивать зарницы революционного электричества. Политическая погода в конце XIX столетия стала портиться, сонливые безоблачные небеса начали заволакиваться зловещими тучами с «гнилого Запада»: на фабриках — забастовки, первомайские демонстрации, в университетах — беспорядки, в земском и городском самоуправлении снова — «бессмысленные мечтания» о конституции[441], протесты, возмутительные ходатайства и резолюции, — молчаливая тоска по разным свободам заморским дерзким языком заговорила и стала толкать либеральную интеллигенцию к сплочению путем всевозможных съездов и организаций…

Казалось бы, что новым положением 1890 года, отдавшим в руки дворянства земское дело, усилившим над ним опеку губернаторов и превратившим председателей и членов земской управы в государственных чиновников, — тишина и спокойствие обеспечены навсегда, тем более что в ведении самоуправления оставлены исключительно «местные нужды». Так нет, и тут ухитряются враги самодержавия находить щелки и дырочки, чтобы пролезать к кормилу корабля, соваться не в свое дело. Опять как грибы после дождя стали выскакивать сговаривающиеся между собой «бессмысленные мечтатели», пользующиеся всяким случаем, чтобы делать правительству и царю неприятности.

В 1896 году в Поволжье начался голод, следом за ним в 1897 году Вольно-экономическое общество обращается с призывом[442] ко всей стране и привлекает земства к организации особого комитета по исследованию причин голодовок населения и выработке мер борьбы с ними. Очевидный сговор! Вольно-экономическое общество разогнали. Новоторжское уездное земство под видом «местных нужд» требует освобождения населения своего уезда от телесных наказаний. Шестой Пироговский съезд[443] повторяет это требование в пределах целого государства. В Петербурге без всякого разрешения властей устраивается съезд председателей земских управ[444]. Разогнали. Стремясь защитить население от произвола земских начальников, земства стали открывать при управах особые юридические консультации. Воспретили. Земский врач Жбанков издал книгу «Телесные наказания в России»[445] — книгу изъяли из обращения. «Юридическое общество», вздумавшее поговорить о том же, закрыли[446]. В 1899 году в Поволжье снова началась голодовка, и снова происходивший в Казани седьмой Пироговский съезд[447] полез не в свое дело: образовал Комитет помощи голодающим. Комитет закрыли. Начались нелегальные «слеты» земской оппозиции. Особенно тревожен был 1901-й неурожайный год: в Москве состоялся съезд деятелей агрономической помощи местному населению, в Полтаве — съезд кустарный[448], празднования 40-летия со дня освобождения крестьян, — и на всех съездах и празднествах «гидра революции» гордо поднимала свои бесчисленные головы в образе земских и городских деятелей, профессоров, врачей, учителей и всякого служилого «третьего элемента»…

В том же году в Петербурге на Казанской площади произошла студенческая демонстрация[449] с красными флагами, причем заодно со студентами были избиты казацкими нагайками известный писатель из «Русского богатства» Анненский[450] и сенатор князь Вяземский[451], пытавшиеся остановить избиение молодежи; «Союз писателей» выпустил по сему случаю и напечатал в заграничных газетах воззвание к культурным народам[452]. «Союз писателей» закрыли…

Министры Сипягин[453], Витте[454] и обер-прокурор Синода Победоносцев садятся на козлы «Русской тройки», придя к общему соглашению, что земское самоуправление несовместимо с самодержавием. Для обуздания Финляндии, которая тоже стала отстаивать свои права на самоуправление, туда послан фон Плеве[455]. Последовало Высочайшее повеление об отдаче в солдаты изгнанных из университетов за беспорядки студентов. Писатель земли русской Лев Толстой отлучен от церкви… Указами министров земство устранялось от забот по народному продовольствию[456] и ограничивалось в правах земского обложения. Был составлен проект, которым земство совершенно отстранялось от дела народного образования…[457]

Только что произошел политический скандал: либералы какими-то тайными путями выкрали копию докладной записки почитавшегося либеральным министра[458] Витте Государю, в которой тот доказывал несовместимость земского самоуправления с самодержавием, и передали ее для опубликования в нелегальной заграничной печати!..

Не было сомнений, что земскому самоуправлению и всем остаткам от великих реформ царя-освободителя приходит конец!

И это толкнуло всю лояльную оппозицию на путь нелегальной борьбы: земские и городские деятели, вступив в тайную организацию, решили издавать за границей свой орган борьбы с самодержавием — «Освобождение»[459] и марксиствующий профессор Струве появился за границей в качестве редактора этого органа.

Говорят, что сперва у земских оппозиционеров была мысль воссоединиться с ленинской «Искрой», чтобы совместно бить врага: ведь и Ленин на первый план выдвигал борьбу с самодержавием, но соглашение не состоялось, ибо Ленин, желая и умея пользоваться «либеральной буржуазией», не пожелал никаких компромиссов, затушевывающих пролетарскую позицию.

— Пойдем врозь, а бить будем вместе! — говорили соглашатели.

— У меня более сложное дело: я должен бить и самодержавие, и вас одновременно. Бейте отдельно: для нас это выгоднее, — ответил с хитроватой улыбочкой Ленин.

Оппозиционеры решили издавать свой орган в Германии…

XXII

Так вот почему в интеллигентском «Граде Незримом» царит теперь исключительное оживление!..

Есть о чем поговорить, поспорить, новостями животрепещущими поделиться за стаканом молочка или кружкой простокваши. Да и хозяин-то очень уж гостеприимный. Похож на лохматого, простодушного, ласкового мужичка-русачка, простачка. Со всеми в обнимку. Точно никогда идеологическими врагами и не были! Веротерпимость необычайная для русских интеллигентов. Да оно и понятно: сам из крестьян, бывших крепостных, а наш мужичок, как это можете узреть, например в Поволжье, со всеми языками умеет в мире жить: мордва, чуваши, черемисы, татары, калмыки, персы — все люди, человеки, все под одним небом ходим, хотя и разным богам покланяемся. Однако это не мешает ему крепко за свою веру держаться и с басурманами разными насчет веры не поганиться… Он — старовер, народоволец, а ныне примкнул к только что сорганизовавшейся партии «социалистов-революционеров», признавших опять и героев, и террор.