ударением на первую гласную. — Владимир?
— Нет, — удивился бас. — Владимир Лукич, — представился генерал, — Рябинин — моя фамилия. Кто вам нужен?
— Меня зовут — Катя. Я жена Егора Биса. Ваш номер был у мужа в записной книжке, — робко призналась она. — Извините, вы его знаете?
— Катя?! Здравствуй… — секунду раздумал Рябинин. — Конечно, Егора знаю. Что — то случилось? Что с ним?
— Я разыскиваю его. Может, вы знаете, где он? Неделю назад его не оказалось дома. И до сих пор не вернулся. Квартира пустая, в холодильнике нет продуктов. Я не знаю, что с ним, где искать, где он может быть?
— Катя, Катя, постой! — перебил Рябинин. — Он в Донецке…
— В Донецке? Что он там делает?
— Попросил туда переправиться… Я, конечно, его отговаривал.
— Там же неспокойно? Кажется — война… или что — то такое?
— Ну, ещё не война… — успокоил Рябинин Катю. — Ты, главное, не волнуйся и сохраняй спокойствие. У меня где — то был его номер, сейчас скину сообщение. Он не отвечает сразу, там частые проблемы со связью, но так не всегда. Звони, дозванивайся и не переживай, если не ответит быстро. Главное, не превращай это в его похороны. И ещё, если тебе нужна помощь, только скажи…
— Мне ничего не нужно. Помогите вернуть его домой… живым, пожалуйста!
— Конечно. Не сомневайся. Всё будет хорошо, — Рябинин положил трубку: «Совсем как её муж… Настоящая жена офицера — спецназовца… Ни за что ничего не попросит для себя».
Он отложил мобильник в сторону, но тут же взял его в руки и поднялся из кресла как человек чья гибкость соответствовала своему возрасту. Отыскав номер в записной книжке мобильника, с которого Бис звонил крайний раз, набрал и подождал, но Егор не ответил. Ответил чужой голос, который всегда сообщал звонившему, что абонентский номер не в сети или не обслуживается. Рябинин сунул телефонную трубку в карман, глубоко задумавшись над тем, что надо сделать немедленно. Отправлять Кате номер телефона, который не обслуживался было глупо. И первое, что пришло в его голову — позвонить фээсбэшнику Константину.
— Костя, дорогой! Привет. Генерал Рябинин на проводе, узнал? — спросил генерал, представившись.
— Да, Владимир Лукич, узнал, доброго здоровья. Чем могу помочь?
— Костя, помоги связаться с моим человеком. Если мне не изменяет память, он по твоей протекции должен быть в батальоне «Восток»?
— Бис? — вспомнил Константин.
— Да. Егор.
— Всё верно. Он у Ходарёнка. Я позвоню ему.
— Спасибо, Костя. Я твой должник!
— Если это всё, Владимир Лукич, отключусь? Совсем неудобно говорить.
— Да, конечно, это всё. Спасибо! Жду весточки.
Ничем особенным Константин Ховрин занят не был. Ему не хотелось никого видеть и слышать, в том числе генерала, к которому, впрочем, испытывал обычную личную симпатию, но на просьбу генерала отреагировал немедленно.
В двухстах девяти километрах по трассе и ста шестидесяти восьми по прямой от Ростова — на — Дону после пятого гудка, отыскав трубку под ворохом бумаг на столе, Ховрину ответил Ходарёнок:
— Слушаю…
— Саня, привет!
— Пиветкались уже сегодня. Что стряслось? — спросил Ходарёнок.
— Помнишь, я тебе сосватал такого… Биса Егора?
— И что?
— Безрукого — ну, помнишь?
— Да, помню, Костя, помню! Ещё я хорошо помню, когда он до меня доехал, он оказался ещё и безногим! Всегда вспоминаю о тебе с благодарностью. И каждый раз вздрагиваю, когда ты звонишь.
— Ну, ладно тебе.
— Шучу! Что хотел?
— Как он?
— Нормально. В лучшей роте батальона, у «Медведя».
— Старый знакомый просит, чтобы он вышел на связь: переживает, говорит, совсем пропал.
— Отставной генерал, что ли?
— Он самый.
— Хорошо, передам Игорю, он организует.
— Спасибо.
— Давай, до встречи. Обнял.
Егор расстался с упаковкой телефона здесь же, бросив её в урну. Сунул мобильник в карман и шагнул за дверь, быстро огляделся и свернул направо и метров двести шёл по тротуару в густой тени зелёных деревьев. Крупные старые липы возвышались среди бирючины и кизильника. Их свисшие ветви, давно заскучавшие без стрижки, местами касались верхних листьев кустов. В сердцевидной мелкой листве щебетали птицы. Егор чувствовал себя, как дома. Он прошёл по прямой ещё немного и через квартал торопливо почти в припрыжку пересёк широкую проезжую часть, выбравшись на открытый участок, остановился и задышал будто от поспешной ходьбы. Так глубоко и мерно он вдыхал цветочный запах. Город был насыщен зноем, заборы, стены домов, земля — всё дышало мутным, горячим дыханием, в воздухе стояла дымка пыли, жаркий блеск солнца яростно слепил глаза, а ещё без конца снующие в обе стороны машины наполняли своим удушливым запахом неподвижную взвесь. А здесь была красота на загляденье и дышалось легко и свободно. Нарядный облик открытому пространству придавали композиции из многолетних флоксов, ирисов и живучки, буйство красок разбавляла мягкая листва манжетки. Всю эту ландшафтную красоту очень любила Катя. Егор украдкой бросил взгляд наверх, будто заметил ту, о ком постоянно думал. Небо в белых божественных облаках со слабым румянцем внимательно смотрело сверху на землю бездонными голубыми глазами. Такими глазами когда — то на него смотрела Катя. Она садилась на диван, подобрав ноги, с руками вокруг колен. Внимательно наклоняясь, с детским интересом смотрела, как выполняются специальные упражнения, разученные Егором в центре восстановительной медицины, спустя год после подрыва. Так она сидела ежедневно, иногда с сыном на руках и в её глазах день за днём исчезало то, что он так любил в них. Очень скоро в них не осталось этой бездонной нежности, её сменила строгость и тревога. Итак, день за днём одного становилось всё меньше, второго — всё больше, и она уже не смотрела на него глазами ребенка. Все, чего она ждала так долго и горячо, всё, на что надеялась, делалось там — внизу, на полу, а как будто бы снова где — то на краю света. Так она называла Чечню. Называть Чечню Чечнёй ей было страшно неприятно, а если быть точным — и страшно, и неприятно. Она понимала, что ничего как прежде уже не будет и не могла об этом говорить, потому что видела сверху, что он не смирился, не готов ничего понимать и не захочет понять. Она смотрела на мужа, как и прежде любимого человека и очень скоро увидела калеку, которому тяжело и всегда будет тяжело и которому всю жизнь нужна будет посторонняя помощь. А он всё ещё видел себя на поле боя с автоматом в руках, на холмах и у основания далёких высоких гор; в лесах и в полях, с поверхности которых струились вверх утренний пар, вьющиеся растения, травы и