национально-русской политики). И. Л. Горемыкин был убит в декабре 1917 года «разбойниками», напавшими на его дачу в Сочи. Великий князь Михаил Александрович был убит в июне 1918 года в Перми по приказу большевиков В. Иванченко и Г. Мясникова. Многолетний министр путей сообщения С. П. Рухлов 29 августа 1918 года был арестован в Ессентуках ВЧК Северного Кавказа в составе группы заложников по делу «О покушении на жизнь вождей пролетариата» и вместе с ними зарублен шашками на горе Машук; расправой руководил чекист Г. Атарбеков.
Наконец, сам Император Николай II, чей портрет кисти Репина пользуется большой популярностью, убит вместе с семьёй в ночь на 17 июля 1918 года в Екатеринбурге.
Итак, перед нами не только апофеоз имперской мощи, но и мартиролог расстрелянных. «Отказчики от исповеди» и «арестованные пропагандисты» дорвались до власти и уничтожили чиновников в вышитых мундирах — географов, инженеров, генералов, дипломатов. Убили не без вины Репина, потакавшего этой публике и вравшего в своих картинах ей в угоду. Но именно вравшего, а не обманывавшего самого себя.
Художественное зрение Репина бывало резким и точным, создавая неудобства для самого художника. Так, он взялся написать революционную картину «Манифестация» — красные знамёна, радостные лица, тут же виселицы и сонм «мучеников освобождения», летящих за манифестацией на небесах, среди которых явно бросается в глаза юбка Софьи Перовской. И вдруг художник почувствовал, что у него получились летящие над Россией бесы, а от самой картины веет каким-то нечеловеческим ужасом и предчувствием того, что они сделают с Россией.
Репин и тут поступил как обычно — соврал. Получившаяся у него в итоге картина «Манифестация 17 октября 1905 года» (1907 г.) далека от метафизического ужаса революции. Публика, та самая, что властно диктовала ему решения его картин, празднует выбитую мятежом «свободу». Но и здесь место ужасу находится, не метафизическому, а антропологическому — уродливые, искажённые, невозможно глупые лица сумасшедших, танцующих у кратера вулкана. Этот ряд лиц так контрастирует с расшитыми золотом будущими мучениками «Заседания Государственного Совета…». Выходит, и здесь Репину, как ни пытался он соврать, до конца это так и не удалось.
Творческая история Репина — это история художника колоссального дарования, призванного создавать величайшие произведения во славу Церкви и Империи, но вынужденного по больным условиям предреволюционной жизни прилаживаться к вкусам и ультиматумам «прогрессивной публики», корёжа своё творчество, отрекаясь от своей наблюдательности и яркой образности ради её антисамодержавных «суеверий». И только в те моменты, когда Репин «продавался», то есть брался за государственный заказ, за портреты государей и официальные картины, когда его мастерство становилось на своё место, мы видим по-настоящему гениального художника, утончённого мастера на службе великой идеи.
Что читать об Илье Репине:
1) Письма И. Е. Репина И. Н. Крамскому / Дядьковская, Т. А. — М.-Л.: Искусство, 1949;
2) Репин, Илья. Из воспоминаний. — М.: Советская Россия, 1958;
3) Фёдоров-Давыдов, А. А. Илья Ефимович Репин. — М.: Искусство, 1989.
Виктор Несмелов
Неопровергнутое доказательство
В истории русской философии имя Виктора Ивановича Несмелова (1863–1937) пребывает под двойным знаком — величия и забвения.
Его «Наука о человеке», изданная в двух томах в 1897‐м и 1903‐м годах, вызвала после выхода в свет настоящее потрясение в богословских и философских кругах.
Светило богословия епископ (позднее митрополит) Атоний (Храповицкий) в 1897 году в восторженном отзыве назвал работу В. Несмелова «новым опытом учения о богопознании». Именно он настоял, чтобы молодой профессор Казанской Духовной Академии, ставший известным благодаря блестящему анализу догматической системы святителя Григория Нисского, одного из великих отцов Церкви и, пожалуй, крупнейшего философа среди них, решился обнародовать собственные философские труды и представить их как целое к защите в качестве докторской диссертации. Карьера В. Несмелова в академической среде развивалась на удивление спокойно и ровно, а треволнений широкого признания среди образованной публики он и не искал.
Философия против революции
Но в какой-то момент обозначилась возможность, что публика сама откроет и признает казанского философа. Фрондер и интеллектуальный смутьян Николай Бердяев, только что перекинувшийся от марксизма к идеализму, в 1909 году прочитал в Петербургском религиозно-философском обществе доклад, в котором не только дал Несмелову восторженную оценку, но и противопоставил его Владимиру Соловьеву, громадная и смутная фигура которого нависала над всей русской философией той эпохи: «В некоторых отношениях он интереснее Вл. Соловьева: у него нет такой широты и блеска, но есть глубина, цельность, оригинальность метода и живое чувство Христа».
«В Несмелове пленяет его внутреннее спокойствие, органическое сознание правоты и величия своего дела, независимость от власти времени и мелочных его интересов и дуновений… — продолжал Н. Бердяев. — В нём нет той надорванности и разорванности, которые чувствуются у людей, слишком погруженных в нашу эпоху, в её меняющиеся настроения, в её злобы дня. Несмелов целиком поглощен злобой вечности. Поэтому он не растерял своих духовных сил, собрал их для одного дела».
Бердяев хотел открыть для высокомерных столичных интеллектуалов мир напряженной и глубокой мысли, развивавшейся в недрах православных духовных академий. Но вынужден был признать, что «эти же особенности Несмелова делают его чуждым людям нашего поколения. Трудно перебросить от него мост к современной мятущейся душе». В переводе с языка тогдашней петербургской общественности это означало, что Несмелов действительно занят философией и религией, а не поиском способов свержения самодержавного правительства. А потому, если уж Бердяев хотел «открыть и приобщить к современности» труды казанского профессора, то их следовало истолковать в антиправительственном и антицерковном ключе, но это оказалось практически невозможно и, увлеченные более насущной задачей отречения от старого мира, интеллигенты позабыли про не слишком удобного для них философа.
Казалось бы, далекий от публицистики и сиюминутных страстей Несмелов дал самый глубокий в истории философской мысли анализ психологии и метафизики революции, оказавшийся, к сожалению, пророческим. Он сделал это, говоря о первой революции в истории мироздания — восстании светоносного ангела на Бога и превращении его в сатану.
«Эта катастрофа, вероятно, совершилась таким образом, что первый ненавистник божественного миропорядка, прикрываясь мнимой любовью к своим собратьям и будто бы ратуя за их интересы, искусно забросил в них ложную мысль… что будто Бог создал мир только в удовлетворение своему эгоизму; и затем он, вероятно, забросил в них другую ложную мысль, что будто, при других условиях существования, они могли бы достигнуть такой высокой степени совершенства, что были бы достойными божеской славы; и наконец, ещё он забросил в них третью ложную мысль, что будто насущные интересы их жизни, как жизни свободно-разумных существ, не только чужды, но и совершенно противны Божиим намерениям, так что в Боге они будто бы