Читать интересную книгу Новеллы - Андрей Упит

И Адам услышал. Ева увидела, как его юное тело, облитое золотом солнца, показалось из клубившегося над рекой тумана. Никогда еще она не видела его таким прекрасным и мужественным. Что она скажет ему о своей трусости и измене, о своем неверии?

Но Адам был слишком поглощен созерцанием великолепного земного рассвета. Он словно охмелел, словно выпил забродившего виноградного сока. В глазах его горело то же солнце, что нестерпимо ярко пылало на утреннем небе. В его мышцах струилась та же река, что с неудержимой силой устремлялась по своему руслу. Его нежность напоминала восточный ветер, который проносился над землей и таинственно шумел у скалистого берега.

Таким Ева еще никогда не видела его. Она легла на его сильные руки, она не могла оторвать от него глаз. Их соединяли уже не только старые узы греха. Новый поток струился через их сердца и нес на своих волнах.

Взявшись за руки, они вошли в реку, чтобы омыть окровавленные, покрытые пылью ноги. И впервые заметили, как прохладна вода, как приятно освежает она, успокаивает боль. И как отрадно ощущать ее свежесть после усталости и боли.

Когда они вышли на берег, к ним подлетели две птички. Одна села на руку Адама, посмотрела на него блестящими умными глазками, похожими на бусины, и полетела дальше — то поднимаясь над землей, то перепархивая с камня на камень. Другая села Еве на плечо, вытерла клюв о ее волосы, поскребла ножкой под крылом и полетела вслед за первой.

Полный умиления и восторга, Адам не выпускал руки Евы.

— Пойдем за ними.

Они шли за птичками до самого подножия гор. Желтый откос, начинавшийся от самой реки, порос широколистными лозами. В глубоких расселинах росли кусты и молодые деревья, которые упорно и гордо тянулись ввысь. Маленькие ручейки, как серебряные нити, извивались между буграми, скользили вниз, катя синие и желтые камешки.

Обе птички, перекликаясь, порхали по широколистым лозам. И когда Адам и Ева поглядели туда, то увидели алые ягоды, тяжелыми гроздьями ниспадавшие в воды ручья. Они ощутили голод только тогда, когда начали есть. Как эти две птички, они лазили по откосу, разыскивая гроздья послаще, перекликаясь, переглядываясь, теряя и снова находя друг друга, пугаясь, тревожась и снова весело смеясь.

Насытившись, они почувствовали усталость. Ева спустилась к ручью и напилась. А когда спустился Адам, она зачерпнула сладкой от сока ягод рукой прохладной воды и напоила его.

И тогда, освещенные солнцем, полные сил и жизни, они поднялись на вершину горы.

Внизу сверкала река, по которой медленно скользила ладья солнца. Позади лежали бескрайние просторы Сирийской пустыни и едва различимая темная черта на краю небосвода. Впереди была волнистая равнина с зелеными пятнами кустарника и деревьев. А вдали на горизонте возвышались громады синих гор с ослепительно-белыми вершинами и темными тенями долин. Оттуда веял ветерок, разбросавший по небу пушистые облака.

Сердца Адама и Евы трепетали от новых ощущений; они прижались друг к другу.

Ева все еще не могла найти слов для выражения своих мыслей. Тогда заговорил Адам. И ей казалось, что это говорит она сама, — так сходны были их мысли и чувства.

— Смотри! Вот он, тот мир, которого мы не знали, но который видели во сне, когда были за стенами рая.

Мы согрешили и были изгнаны. С окровавленными ногами будем мы ходить по земле, в поте лица отыскивая пищу и кров.

Но станем ли мы из-за этого печалиться и просить, чтобы еще раз распахнулись тяжелые врата? Нет. Гнев Яхве длится тысячелетия, а жизнь наша коротка.

Но разве тысяча лет в стенах стоят хоть одного дня на этой свободной равнине?

Только одну ночь мы бродили по земным просторам, но эта ночь стоит больше, чем долгие годы в тех стенах.

Мы не знали, что такое тьма и что такое свет. Что такое страх и отчаяние, что такое смелость и уверенность в себе. Что такое боль и облегчение боли, жажда и утоление жажды, усталость и отдых. Что такое любовь и сомнение, тоска и тревога, горе потери и радость обретения. Мы были словно пустые сосуды. Теперь шум семи потоков наполнил их через край.

Мы были изгнаны. В своем великом гневе Яхве хотел убить нас одиночеством. Но оглянись вокруг. Ветер принес семена, и эти холмы зазеленели. Скоро вся земля за стенами рая станет зеленой. Я видел, как над головой у меня пролетели два комара. Вверх по реке проплыли две рыбки. И эти две птички, мне кажется, уже собираются вить гнездо… Но это только начало. Сперва пришли воздушные и водяные существа, а скоро придут и земные. Яхве не подумал в своем гневе, какой пример он подает всем живым тварям, изгоняя нас.

Пусто будет в раю. Яхве будет ходить среди засыхающих кустов и погибающих деревьев. И больше некому будет восхвалять его и бояться.

Мы пройдем через эту равнину. Мы поднимемся на эти синие горы, с которых открываются широкие просторы. И чем дальше мы будем видеть, тем дальше захотим пойти. Ночью мы перейдем по лунному мосту на тот берег реки. Днем сядем в солнечную ладью и поплывем вверх по реке — все дальше и дальше.

Ну что же, пусть нас мучают голод, и жажда, и усталость. Теперь мы знаем, что такое отдых и утоление. Нас не испугает всевидящее око и великий гнев Яхве. Днем мои руки будут нас кормить, а ночью нас будут согревать твои волосы.

Мы утратили рай. Мы идем покорять землю.

1922

LE TRÉSOR DES HUMBLES[15]

Встав из-за письменного стола, Артур Сукатниек потянулся. Он проработал четыре часа подряд, пока не закончил седьмой главы своего трактата. И теперь сам чувствовал, что она удалась ему еще лучше предыдущих. Аргументируя примерами из истории, социологии и психоанализа, Артур Сукатниек неопровержимо доказал примат нравственно устойчивой личности в развитии общественной морали. Заодно были опровергнуты все пессимистические ложные теории, которые отводили человеку лишь роль незначительной детали в огромном государственном механизме, расшатаны и основы этого механизма. Была найдена живая, сознательная движущая сила культурного прогресса.

Артур Сукатниек был еще молод. Однако не страдал свойственной его возрасту самоуверенностью. Он это прекрасно знал, и именно поэтому у него было так легко на сердце после сделанной работы. Он вовсе не воображал, что открыл какую-то неизвестную, доселе скрытую истину. Любая истина существовала как таковая спокон веку. Нужно было только выявить ее вовремя и соответствующим образом осветить. Река течет в долину не с горы. И тем не менее уровень ее истоков по сравнению с уровнем устья иногда равен высоте гор. Незаметные уклоны, мелкие пороги и являются причиной быстроты ее течения. Но разве думает об этом лодочник, спускаясь вниз по реке? Разве приходит это в голову мельнику, когда он утром, отворяя шлюзы, подсчитывает, сколько мешков муки запишет к вечеру в свою книгу?.. Человеческая деятельность необычайно дифференцировалась. Ныне умственный труд под силу только особо сконструированному и специально натренированному для этого мозгу. Приятно сознавать себя обладателем такого мозга…

Артур Сукатниек хотел было закурить, но постеснялся. Столь прозаическая процедура могла развеять приятное состояние интеллектуального созерцания. Он подошел к единственному окну, выходившему во двор. Все еще накрапывал осенний дождь. Водосточные трубы тихонечко звенели. Влажно поблескивали крыши. Небо казалось закоптелым. Замощенный булыжником двор…

Но тут его лирически приятные наблюдения были нарушены необычным зрелищем.

Он увидел хромого нищего, который обычно прятался здесь, за углом дома, против входа в парикмахерскую. Войдя в ворота и прислонившись спиной к стене, нищий отвязывал деревянную ногу. Отвязав ее, он топнул по булыжнику своей настоящей ногой, которую все время держал в согнутом положении. Потом с ловкостью опытного гимнаста стал и так и этак сгибать и разгибать ее. Поразмяв как следует, он еще раз топнул ею и с явным удовольствием стал на обе ноги. С ним произошло чудесное превращение. Горба на спине как не бывало. Теперь он выглядел куда выше и моложе и стал похож на пожилого, но крепко сложенного почтальона, который каждое утро поднимался наверх с письмами и газетами.

Это сравнение с почтальоном, который ежедневно поднимался на пятый этаж, понравилось Артуру Сукатниеку. «Ах ты пройдоха», — подумал он и еще раз бросил взгляд во двор. Деревяшка была прислонена к стене. Уперев руки в бока, нищий делал гимнастические упражнения, нагибая и разгибая верхнюю часть туловища. При этом он так же твердо стоял на своих ногах, как любой школьник на уроке гимнастики. Все-таки в этом превращении было много забавного. И тут Артур Сукатниек смутно почувствовал, что между увиденной сценкой и его сочинением существует какая-то связь.