Читать интересную книгу Культура и мир - Сборник статей

В этом процессе особое представление отводится случайности, которая рассматривается как важнейшее условие формирования и развития новых структур.

Сопряжение случайности и необходимости создает возможность рассматривать историко-культурные процессы в новом аспекте, который учитывает смыслообразующую роль случая и расширяет границы аксиоматических закономерностей. По словам И. Пригожина, «законы строгой причинности кажутся нам сегодня ограниченными случаями, применимыми к высоко идеализированным ситуациям, почти карикатурным описанием изменений наука о сложности приводит к совершенно другой (противоположной) точке зрения» (Пригожин 2001: 93).

Так, сослагательное наклонение в изучении исторических процессов превращается в важнейший научный дискурс, расширяющий исследовательские перспективы. Исследования нелинейного развития систем могут быть продуктивными при использовании нелинейных принципов, например, «скачкообразных». По словам Э. Тоффлера, становится актуальным изучение «прыжка» – диалектического скачка, в форме которого система в результате внутренних изменений перемещается на новый уровень сложности: «когда система «прыгает» на новый уровень сложности, невозможно в принципе предсказать, какую из многих форм она приобретает» (Тоффлер 2002: 497). Более сложный уровень, на который переходит система в результате изменений, не может быть сведен к простой совокупности его составляющих. Эти процессы поддаются исследованию и научному прогнозу только в новой системе координат и понятий. Изучение случайностей, флуктуаций, скачков в развитии создают эвристическую ситуацию возможного научного поиска, направленного на выявление подвижных и неопределенных явлений современной культуры, избежать при этом догматизма и схематизма. Подобное «расширенное смотрение» (применен термин из художественной системы Матюшина-Стерлигова) делает возможным более глубокое понимание процессов творчества, но также некоторых конкретных проявлений современной художественной культуры.

Для характеристики постмодернизма следует добавить игровой принцип. Подчеркнуто иронический, игровой модус самоопределения, характерный для постмодернистского мироощущения, отразился не только в художественной практике этого течения, но и в самой стилистике философствования на эту тему.

Игра есть способ нарушения любой одномерной логики, выход за ее рамки. Игра по своей природе неутилитарна, пронизана эстетическим началом, самоценна и самоцельна, иногда с трагическим исходом (выигрыш – проигрыш).

Игровой эксперимент с реальностью возможен в поле любого текстового пространства, будь то художественное творчество или повседневное поведение. Вследствие осуществления игрового принципа увеличивается свободное перемещение смыслов из текста в контекст и наоборот. Игра становится средством совмещения и смещения смыслов. В игровой ситуации отчетливо проявляет себя складчатость смыслового поля – легкого перемещения из одной смысловой плоскости в другую, условность границ понятийного и жизненного пространства. Нарративные складки, естественно вырастая из онтологической смежности постмодернистских ценностей, создают ребристую, ироническую атмосферу иносказания и иномыслия. Для постмодернистских произведений характерна метасемантика, достигаемая с помощью различных коннотативных средств. Впрочем, все эти средства можно обозначить всего лишь одним словом – игра. В многозначном смысловом пространстве спектакля (художественного действа) зритель получает право на риск, выбирая свою версию из числа возможных интерпретаций, – тогда и итог зрелища он рассматривает уже как свою собственную находку, как результат собственного свободного выбора.

Анализируя свойственный постмодернизму «индетерминизм», И. Хассан отмечает, что отдельные стороны этого понятия можно вычленить из следующих слов: открытость, ересь, плюрализм, эклектизм, случайный выбор, мятеж, деформация, номадология. О других его чертах дает представление ряд терминов, характеризующих незавершенность, антитворчество, различие, дискретность, дизъюнкция, исчезновение, декомпозиция, дедефиниция, демистификация, детотализация, делегитимизация. Терминологическая специфика настраивает исследователя на принципиальную «незавершенность», характеризующую постмодернизм как живой, идущий процесс современной культуры, находящийся в постоянном становлении. В связи с такой терминологической неопределенностью можно утверждать, что постмодернизм использует такие понятия, как «черные дыры», «размытые совокупности», «зоны близости», «римановские пространства», «бифуркации», которыми могут пользоваться как философы, так ученые и художники. Их видимая метафоричность только видима. Метафора «схватывет» процессы реальности, ещё не имеющие устойчивых научных формулировок. Использование метафор и понятий из параллельных видов деятельности способно привести к неожиданным совпадениям и эвристическим находкам.

Постмодернизм также характеризуется активным применением чисто технических приемов, происходящих из случайных «описок», пробелов в рукописи, наложений текстовых и смысловых швов, длиннот и пустот в тексте, в постоянном ощущении незаконченности, в принципиальном стремлении «не ставить точку» и т. п. Через все эти знаки проходит единым порывом воля к незавершенности, аффектации, политике тела, познания тела, эротики тела, аффектации во всем, имеющие отношение к индивидууму, как главной цели гуманистического дискурса европейской культуры. Поэтому следует назвать эту тенденцию индетерминизмом, подчеркнуть ее плюралистический характер. Обращение к пограничным сферам свидетельствует о постмодернистском расширении «ментального пространства», стремлении раздвинуть «границы мира».

Поскольку, постмодернизм в наибольшей мере проявляется в современном художественном творчестве, то его характеристики имеют прямое отношение к художественной культуре в целом. Так, своеобразие современного гуманизма пронизано двусмысленностью, нерешительностью, рассеянностью и деконструктивностью в искусстве и в его теориях. Из этого следует, что всякая двусмысленность либеральна; она настраивает нас на принятие множественности творчества и увеличивает нашу терпимость, к различиям самого разного рода.

Процессы посткультуры поляризуют художественную деятельность, выделяя сферы власти идеологии и протеста. Теория «Открытого произведения» У. Эко выступает методологией интерпретации произведения, предстаёт как создание «поля коммуникативных возможностей. Таким образом, любую художественную форму (картину мира) можно рассматривать как «эпистемологическую метафору». Задуманное художником может осуществиться только в случае принципиальной открытости, свойственной любой художественной форме и ведущей к увеличению информации. Любое нетрадиционное суждение может быть непризнанным носителем истины.

Вектор времени предстает не столько «предвидением ожидаемого, сколько ожиданием непредвиденного», воплощаясь в «поле стимулов». Для достижения данных целей художественная форма открытого произведения состоит из «минимальной информации и требует максимальной избыточности». «Открытое произведение», как сжатая кожа, покрыто множеством информационных складок и стимулирует творчество в любой сфере культуры. От складчатой поверхности в глубины художественного смысла тянутся скрытые корни, образуя ризоморфные ассоциации и сопоставления. Данная установка лежит в основе динамичной и прогрессивной модели западной культуры. Именно такая стратегия интеллектуального развития становится прогрессивной, что дает право рассматривать ее как модель элитарной творческой деятельности, симметрии личности и культуры.

Библиография

1. Грицанов А. А., Мезяная К. Н. Синергетика // Новейший философский словарь. – Минск, 1999.

2. Делёз Ж. Ницше и философия. – М., 2003.

3. Пригожин И., Стенгерс И. Порядок из хаоса. Новый диалог человека с природой. – М., 2001.

4. Тоффлер Э. Третья волна. – М., 2002.

И. Л. Носова. На перекрестке культур

Сегодня, когда мир сдвинулся, и множество людей отправились в иные страны, стремясь обрести там новое «место бытия», тема интеграции, существования на стыке культур стала чрезвычайно актуальной. В данной статье автор попытается рассмотреть некоторые аспекты этого сложного процесса, опираясь на материалы, выходящие в современной Германии. Каждый год немецкие филологи определяют «главное слово» года, способное передать самое важное событие (явление) уходящего времени. При всей несерьезности подобного занятия – а оно имеет место и в соседней Швейцарии и Австрии – филологические игры не так уж легковесны: взяты они из злободневных внутриполитических дискуссий, и кусочек немецкой (австрийской, швейцарской) жизни, беспорно, передает. В 2007 году таким термином для Швейцарии стало слово «Sterbetourismus» – страшноватый термин, отразивший новую реальность жизни страны. В Швейцарии разрешено умерщвление неизлечимо больных людей по их желанию, и теперь в страну пребывают стремящиеся уйти из жизни из соседних стран. В Австрии словом года признано «Bundestrojaner» – название шпионских программ, тайно внедряемых в компьютеры. Злая ирония термина в первой его части («Bund…»), утверждающая, что функцию Джеймса Бонда берет на себя само государство.