о ней много рассказывала и очень хорошо отзывалась. Хотя промолчала о татуировках.
— И по возрасту она тебе подойдет. Когда я сказал «девица», я передавал первое впечатление. На вид ей под тридцать, а на самом деле ее детям скоро тридцать. Так вот, она улыбается, подбегает ко мне, обнимает, целует и кричит: «Ты Бен! Здравствуй, брат! Выпьем воды!» Джабл, уж на моей-то работе я повидал всякого! Но ни разу меня не целовали девицы, одетые в татуировки. Я смутился.
— Бедняжка…
— На моем месте ты бы тоже не чувствовал себя героем!
— Я бы принял все как должное. Мне приходилось общаться с дамой в татуировках вместо одежды. Правда, она была японка, а японцы более равнодушны к телу, чем мы.
— Пэтти к своему телу не равнодушна. Она хочет, чтобы после ее смерти из нее сделали чучело и поставили на пьедестал, как памятник Джорджу.
— Джорджу?
— Это ее муж. Давно уже на небесах, но она говорит о нем так, как будто он полчаса назад выскочил в пивную. В остальном Патриция настоящая леди. Она не позволила мне долго смущаться…
Глава 31
Патриция Пайвонски по-братски поцеловала Бена, не подозревая, что его что-то может смущать. Потом почувствовала его смятение и удивилась. Ведь Бен — брат Майкла, из самых близких, а Джилл близка с Беном почти так же, как с Майклом. Странно.
Главным в характере Патриции было бесконечное желание сделать всех людей счастливыми; она ослабила натиск. Для начала Пэт предложила Бену просто разуться: в Гнезде мягко и чисто, сам Майкл следит за чистотой. Потом показала, куда можно повесить одежду и пошла за выпивкой. От Джилл Патриция знала, что любит Бен, и решила сделать двойной мартини. Вернувшись, она увидела, что Бен разулся и снял пиджак.
— Брат, пусть тебе никогда не придется испытать жажду!
— Разделим же воду, — согласился Бен, — то небольшое количество, которое здесь есть.
— Этого хватит, — улыбнулась она. — Майк говорит, что пить можно даже мысленно, главное — согласие пить. Я вникаю, что это правильно.
— Верно. Это как раз то, что мне нужно. Спасибо, Пэтти.
— Все наше — твое, и ты — наш. Мы рады, что ты дома. Все остальные сейчас на службе или на уроках. Придут, когда исполнится ожидание. Хочешь осмотреть Гнездо?
Бен согласился. Патриция повела его в кухню, огромную, с баром в углу; в библиотеку, в которой было больше книг, даже чем у Харшоу; показала ванные комнаты и спальни (Патриция называла их Гнездышками, а Бен сам решил, что это спальни, потому что пол был в них мягче, чем везде).
— А вот мое Гнездышко.
Часть комнаты занимали змеи. Бен терпел, пока Патриция не подвела его к кобрам.
— Не бойся, — заверила Пэт, — они не тронут. Сначала мы держали их за стеклом, а потом Майк научил их сидеть за чертой.
— Я бы предпочел держать их за стеклом.
— О’кей, Бен. — Она опустила стеклянную загородку.
Бену стало легче, и он даже погладил боа-констриктора, когда Патриция ему это предложила. Потом они прошли в другую комнату, большую, круглую, с очень мягким полом и бассейном посередине.
— Это Внутренний Храм, — пояснила Пэт. — Здесь мы принимаем в Гнездо новых братьев.
Она поболтала в воде ногой и спросила:
— Хочешь разделить воду и сблизиться? Или просто поплавать?
— Нет, не сейчас.
— Пусть исполнится ожидание, — согласилась она.
Они вернулись в огромную гостиную, и Патриция налила Бену еще мартини. Бен устроился на кушетке, но вскоре поднялся. В комнате было жарко, от выпивки он вспотел, а кушетка приспосабливалась к форме тела и тоже пригревала. Бен решил, что глупо сидеть здесь в костюме, когда на Пэтти надета только змея.
Он остался в плавках, а все остальное повесил в прихожей. На входной двери красовалась табличка «Ты не забыл одеться?» Бен подумал, что в этом доме подобное напоминание совсем не лишнее. Внимание его привлекла еще одна деталь, которую он пропустил вначале: по обе стороны стояли урны с деньгами. Урны были переполнены, и деньги валялись на полу.
Пришла Патриция.
— Вот твой стакан, брат Бен. Сблизимся и пребудем счастливы!
— Спасибо. — Бен не мог оторвать глаз от денег.
Патриция проследила его взгляд.
— Я неряшливая хозяйка, Бен. Майк одним взглядом наводит порядок, поэтому я совсем распустилась и каждый раз что-нибудь забываю.
Она подобрала рассыпавшиеся деньги и затолкала в урну.
— Почему вы держите их здесь?
— А где же? Эта дверь ведет на улицу. Каждый из нас, выходя за покупками или еще куда-нибудь, берет себе, сколько нужно. Держим на виду, чтобы не забывать.
— Просто так, схватил горсть и пошел?
— Ну да. Ах, я понимаю! Здесь не бывает чужих. Если к нам приходят знакомые, мы принимаем их в других помещениях и не держим денег там, где они могут соблазнить слабого человека.
— А я слабый человек.
Пэтти хихикнула.
— Для тебя не может быть соблазна: они твои.
— А грабители? — Бен пытался прикинуть, сколько в этих урнах денег. Банкнот с однозначными числами почти не было. На полу осталась пропущенная Пэтти бумажка с тремя нулями.
— На прошлой неделе один залез.
— Сколько он забрал?
— Он не успел: Майк отослал его прочь.
— Вызвал полицию?
— Зачем? Майк никого не выдает полиции. — Патриция пожала плечами. — Он просто сделал так, что грабитель исчез. И разрешил Дюку открыть потолок в садовой комнате. Я тебе ее не показала? Там на полу растет трава. Джилл говорила мне, что у тебя дома тоже растет трава.
— Да, в гостиной.
— Если я буду в Вашингтоне, ты позволишь мне походить по твоей траве? И полежать на ней?
— Конечно, Пэтти. Мой дом — твой дом.
— Я знаю, дорогой, но мне приятно услышать это от тебя. Я лягу на траву в твоем Гнездышке и буду счастлива.
— Буду рад принять тебя, Пэтти. — Бен надеялся, что она приедет без змей. — Когда ты будешь в Вашингтоне?
— Не знаю. Ожидание еще не окончилось. Майк должен знать.
— Ладно, соберешься приехать, предупреди, чтобы я не уехал. А впрочем, это не обязательно: Джилл знает код моей двери. Пэтти, вы считаете свои деньги?
— Зачем?
— Обычно люди