так, что молодая хорошенькая женщина ложится со стариком потому, что она его уважает, жалеет и хочет сделать ему приятное. Как ты думаешь, мои девочки на такое способны?
— Думаю, да.
— Я тоже так думаю. Но сам на это не способен. У меня есть гордость. Поэтому, сэр, вычеркните меня из списка подозреваемых.
Кэкстон усмехнулся.
— А ты мужчина с характером. Я в твоем возрасте вряд ли буду таким стойким.
— Лучше сопротивляться соблазну, — улыбнулся Харшоу, — чем поддаться ему, а потом разочаровываться. Теперь о Дюке и Ларри: я не знаю, кто из них виноват, если виноват вообще, а доискиваться не хочу. Когда в мой дом приходит новый человек, я ему объясняю, что у меня не тюрьма и не дом терпимости, а семья. И, как во всякой нормальной семье, в моей сочетаются тирания и анархия при полном отсутствии демократии. То есть если я ничего не поручаю, каждый делает, что хочет; если же я отдаю приказ, он не обсуждается. На личную жизнь моя власть не распространяется. Ребята всегда держали свою личную жизнь про себя… по крайней мере, до тех пор, пока не расширилось марсианское влияние. Я не видел, чтобы Ларри и Дюк таскали девушек в кусты. И визга не слышал.
— И ты решил, что это Майк.
Джабл нахмурился.
— Да… Девчонки счастливы, и я за них не волнуюсь. Майк меня беспокоит больше.
— Мне тоже за него неспокойно.
— И с Джилл что-то еще будет?
— С Джилл ничего страшного не случится. А вот Майк…
— Черт, дались ему эти проповеди! Чем дома плохо?
— Джабл, он не только проповедует. Я как раз оттуда.
— Что же ты сразу не сказал?!
— Сначала мы говорили об искусстве, — вздохнул Бен, — потом занялись сплетнями.
— Предоставляю тебе слово.
— Я заехал к ним в гости по дороге из Кейптауна. Мне очень не понравилось, то, что я увидел. Джабл, ты не можешь переговорить с Дугласом, чтобы он прекратил это дело?
— Майк вправе решать сам, как ему жить, — покачал головой Харшоу.
— Если бы ты видел это своими глазами, ты бы так не говорил.
— Я ничего не могу сделать, и Дуглас тоже.
— Джабл, Майк согласится с любым твоим распоряжением насчет его денег. Он ничего в этом не понимает!
— Очень даже понимает. Он недавно написал завещание и прислал его мне для замечаний. Это хитрейший документ. Майк знает, что у него больше денег, чем могут потратить его наследники. Поэтому одну часть наследства он использовал на то, чтобы оградить от посягательств другую. Он сделал так, что до денег не доберутся ни родственники его матери, ни родственники законного и фактического отцов — он, оказывается, узнал, что он незаконнорожденный, — ни родственники астронавтов с «Посланца». Чтобы отсудить себе наследство, им придется чуть ли не свергать правительство. Я не нашел, к чему придраться. Поэтому, поверь, его деньгами не так просто завладеть.
— Жаль.
— Это не помогло бы. Вот уже год, как Майк не снимает со своего счета ни цента. Дуглас звонил мне и сказал, что Майк не отвечает на его письма.
— Вот как! Но он много тратит.
— Значит, хорошо получает от своих теологов.
— От них много не получишь!..
— Тогда откуда?
— В основном от курсов марсианского языка.
— Что ты сказал?
— Он открыл курсы марсианского языка.
— Зачем же называть это церковью?
— Почему нет? По определению это подходит.
— Ну, знаешь! И каток можно назвать церковью, если какая-нибудь секта объявит катание на коньках священным ритуалом. Если в честь Бога можно петь, почему нельзя в его же честь кататься на коньках? В Малайе есть храмы, в которых живут змеи. Наш Верховный Суд решил считать их церквями.
— Кстати, Майк дрессирует змей. Так что все в порядке.
— Он не делает ничего такого, за что его можно посадить?
— Кажется, нет.
— У фостеритов он научился выходить сухим из воды.
— Майк уже во многом опередил фостеритов. Это меня и тревожит.
— Ну-ка, ну-ка…
— Я говорил тебе, что Майк разводит змей. Это можно понимать и буквально, и фигурально. У Майка в храме очень нездоровая атмосфера. Храм — это огромное здание, в котором есть большой зал для публичных собраний, комнаты поменьше для собраний частного характера и жилые помещения. Джилл объяснила мне, куда ехать, поэтому я с черного хода прошел прямо в жилые помещения. Они приспособлены для жизни так же, как перекресток в большом городе.
— Согласен: шумные соседи — это нехорошо, даже если ты живешь вполне законно.
— Мне показалось, что в дверях был установлен аппарат для обыска, как на таможне. Я прошел три двери и вошел в лифт. Лифт управляется не служащим, и даже не пассажиром, а кем-то невидимым.
— Я современными лифтами вообще не езжу.
— Этот был очень удобный. Тебе бы понравилось.
— Терпеть не могу техники… А у Майка мать была гениальным инженером, а отец (настоящий) — просто хорошим инженером. Вполне возможно, что Майк усовершенствовал конструкцию современного лифта, так что этой машиной можно пользоваться без ущерба здоровью.
— Может быть. Так вот, я доехал до верха и приземлился без происшествий. Потом прошел еще несколько автоматических дверей и попал в большую комнату, обставленную необычно и даже аскетически. Джабл, люди говорят, что ты ведешь хозяйство весьма странно.
— Чепуха! Я стремлюсь к простоте и удобству.
— Так вот, твои странности по сравнению с Майковыми — детский лепет. Вхожу я в комнату и глазам своим не верю. Навстречу мне выходит девица, совершенно голая и с головы до ног в татуировках. Фантастика!
— Бен, ты городской сноб. Когда-то я был знаком с дамой в татуировках. Очень милая была девочка.
— Эта девочка тоже милая, — согласился Бен, — если привыкнуть к ее раскраске и к тому, что она постоянно таскает с собой змею.
— Любопытно, не об одной и той же женщине мы говорим? Дамы, с головы до ног прикрытые татуировками, не так уж часто встречаются. Та дама, с которой я был знаком, испытывала от вида змеи пошлейший страх. А я люблю змей… Познакомишь меня с ней?
— Поедешь к Майку — сам познакомишься. Она у него вроде домоправительницы. Патриция, или тетушка Пэтти.
— Джилл