к схеме и проход в пространстве открылся: Эш чувствовал его, хотя и не видел. Обычный человек вообще бы ничего не заметил.
— Послушай, дорогуша, если ты всё-таки тащишь меня в ловушку, поверь, я выживу и найду тебя хоть под землёй. Поняла?
— Господин! Пустите, мне больно!
Эш последний раз взглянул на неё, потом отпустил — девочка отлетела к столу и принялась судорожно проталкивать в себя воздух. А Эш, сунув руки в карманы пальто и что-то там проверив, пробормотал заклинание и шагнул туда, где чувствовался портал. И исчез.
Мира, тут же вскочив на ноги, требовательно приказала:
— Вставай!
Ричард, тем не менее, не пошевелился: он крепко спал. Мира прошипела ругательство и бросилась к нему. Вспыхнул огненный купол — и сирена с той же скоростью отшатнулась обратно к стене, тряся обожжёнными руками.
— Ничего. Он всё равно тебя достанет, — прошипела она. И сама же себе ответила, другим тоном:
— Господин убьёт его.
— Господин? — передразнила селки сирена. С двоедушниками это случалось: они могли сами с собой разговаривать вечно, особенно если обе сущности были одинаково сильны. — У тебя есть господин, дурёха?
— У тебя тоже, — зло отозвалась селки.
Сирена усмехнулась. Комнату затягивал туман, избегая то место, где лежал Дикон. Через туман сирене всегда путешествовать было легко.
Селки тоже это знала и, дрожа, запричитала:
— Не надо! Я не хочу туда! Пожалуйста!
— Зато я хочу, — улыбнулась сирена, и туман закрутился вокруг неё, как ураган. Спустя пару мгновений он исчез, и в подвале остался только мирно спящий Дикон. Купол над ним потрескивал, как огонь в камине. От него горько тянуло дымом.
* * *
Окно Фрида выбивала тем самым столиком, на котором до этого стояла свеча. Колдовать — хотя бы зажечь огонь — Фрида тоже попробовала. Ожидаемо не получилось. И у фейри, и у полукровок был тысяча и один способ заблокировать чужие способности к магии, и Грэгори, конечно, сделал это после того, как Фрида ему отказала.
«Дура! — ругалась она про себя. — Что тебе стоило мило ему улыбнуться и сказать: «Да, дорогой, я мечтаю изменить мир, я свихнулась так же, как и ты!» Он бы решил, что ты с ним заодно и не вёл себя так, будто он твой тюремщик, а ты — пленница и мечтаешь о побеге». Фрида так бы и сделала, если бы Грэгори промолчал о ребёнке. Сама мысль от него избавиться казалась невыносимой.
Голова всё ещё кружилась, но сейчас, когда Фрида знала, что будет, если продолжать лежать и тихо болеть, встать и взять себя в руки вышло легче. Сначала встать. Потом перестать держаться за столбик кровати. Дойти до окна. Попытаться рассмотреть, что снаружи. Пнуть погасшую свечу, чтобы не мешалась. Оглядеться. Дотащить до окна столик. Размахнуться. Если отдавать самой себе приказ сделать то и другое последовательно, а потом пообещать минутный отдых, то даже голова, кажется, болит не так сильно, и жар становится терпимым.
Звон получился такой, что заложило уши. Фрида подождала, прислонившись к стене, напрягла слух: не раздаются ли за дверью торопливые шаги.
Нет, за дверью было тихо. Это шторм вошёл в комнату сквозь окно: ветер метался и рвал балдахин над кроватью, а на усыпанный осколками пол уже натекла лужа — дождь хлестал, как ненормальный. Фрида осторожно переступила босыми ногами, рискуя порезаться, и высунулась в окно. Оно было узким, но и Фрида ещё не потолстела и вполне могла в него пролезть. Так она и думала, прежде чем бить стекло — но как только выглянула наружу, пожалела.
Грэгори недавно рассказывал ей про любвеобильного лорда и башню посреди моря. Высокую башню, где жилые покои располагались под самой крышей. Рассказывал, что спастись ему помогли селки.
Держась за подоконник дрожащими пальцами, Фрида смотрела, как далеко внизу волны бьются об острые камни. Смотрела, чувствовала подступающую к горлу тошноту — высоты Фрида боялась панически, а здесь море было так далеко, что дух захватывало. И… демон его забери, но если она хочет убиться, то проще разбить голову о стену.
А ещё лучше — о дверь. Хотя такую даже при большом желании насквозь не пробьёшь…
Фрида заставила себя отшатнуться, ступила босыми ногами на стёкла, не чувствуя боли. Потом повалилась на пол — и её вырвало.
* * *
Эш очутился на самом краю утёса. Хлестал дождь, ветер гнал по морю волны, и те ревели где-то далеко внизу. Небо сплошь застилали тучи, кое-где прорезаемые молниями — погода весьма символичная, и отнюдь не потому, что (если Эш правильно помнил) именно в такую происходят ужасные вещи в так любимых Диконом бульварных романах.
Нет — именно грозы бушуют над Огненной страной в мире фейри. Эш считал символичным всё — зарницы и запах дыма особенно.
Фейри осторожно проверил кинжал и отмычки в карманах пальто. Кинжал был короткий, но удобный. Отмычки — привычны. И на худой конец — гвозди, завёрнутые в кожу в потайном кармане как раз у сердца. Они жгли, и от них болела голова, но Эш давным-давно привык.
Он знал, что однажды это случится. Даже в пятнадцать, когда притащил Дикона к Виндзорам, Эш не питал иллюзий и понимал, что этот мир — со всем его железом, со всем ядом для фейри и якобы защищённый договором — на самом деле куда опаснее «той стороны». Там фейри чтили законы и очень, очень уважали свободу. Вторгаться в границы чужого королевства не стал бы ни один тамошний правитель, самое большое, что он мог — попросить выдать преступившего закон фейри. Обычно выдавали — и охотно. Но мать Эша была лесной подданной, и Лесной король в ответ на письмо короля Огненного заметил только, что никакой закон Эш не нарушал. Кража человека, попытка убийства — всё это можно на «той стороне», если ты преуспеешь, если у тебя достаточно сил. Эш бы преуспел, сил у него хватало — значит, он был в своём праве.
Достать его отец мог только через мир людей, и сделать это было не очень сложно: полукровки тоже люди. И они вхожи в оба мира, значит, с ними легко договориться.
Так что да, Эш давно этого ждал.
Он огляделся. Где-то за завесой дождя — но, кажется, не очень далеко — виднелась башня. Тонкая, высокая и вроде бы нежилая. Эш не видел в ней огней и не чувствовал присутствия ни людей, ни полукровок.
Впрочем, на этом утёсе Фридой тоже (в прямом смысле) и не пахло. Эш снова огляделся, заметил невдалеке