Читать интересную книгу Время дня: ночь - Александр Беатов

Васильев поднялся по раскладной лестнице, из нескольких ступенек, и оказался внутри помещения. Игорь, не испытывая желания заходить туда, где каждый день был вынужден с утра до вечера или с вечера до утра убивать время, предпочёл остаться снаружи. Сашка же последовал за офицером, дабы проявить любознательность, которая подобает родственнику военнослужащего.

Оказавшись внутри, он увидел радиоаппаратуру, с некоторой из которой он был знаком, благодаря своему хобби, когда он активно увлекался коротковолновой радиосвязью. Тут находился военный связной радиоприёмник Р-250ММ — мечта всякого коротковолновика, занимавший целый стол. В углу гудел металлический шкаф — мощный радиопередатчик. На другом столе, перед которым до их прихода сидел на стуле солдат, теперь вытянувшийся "в струнку", находился металлический ящик, с кварцами — коричневыми пластмассовыми цилиндрами, при помощи которых задавалась частота настройки аппаратуры.

Саша выразил свой интерес, заметив, как много кварцев находится в ящике, и спросил о цели всей радиоустановки.

— О цели сказать не могу! — ответил Васильев. — Помыкак сам не знаю… А ежели б и знал, то не сказал бы, помыкак то — военная тайна!

Помолчав некоторое время, он добавил:

— Наша задача: в определённое время согласно таблицам и часам, менять в радиоустановке частоту при помощи этих вот кварцев… Каженый день — новая таблица доставляется особой почтой. Иногда поступает команда: отступить от правила и срочно поменять частоту настройки аппаратуры, вопреки таблицам и времени. Вот для этого у нас тут — круглосуточные дежурства: изо дня в день и ночь, из года в год…

— Да… Интересно… Значит, секретная коммуникация, — заметил Сашка. — Я-то, ведь, тоже — коротковолновик-любитель. Разбираюсь в технике… Приёмник этот очень мне нравится…

— Коммуникация, конечно, секретная… — ответил офицер, не обращая внимания на последние слова Сашки. — А может быть и вовсе не секретная… Даже мы не знаем, какая идёт через нас информация…. Или дезинформация, — Васильев ухмыльнулся. — Короче говоря, коммуникация коммуникации рознь! Это тебе не любительская связь! Чтобы враг никогда не мог догадаться ни о чём — вот наша задача! — Вытерев платком пот со лба, он шагнул к выходу. — Жарко, однако…

Саша вышел за ним следом.

— Аппаратура больно сильно греется! — заметил Васильев. — Днём ещё жарче будет нашим солдатикам… Ну, вот так-то… Пойду теперь другие посты проверять, — он махнул рукой в поле, где вдали виднелся другой вагончик с антенной. — А вы сами дойдёте назад…

— Спасибо за всё! — поблагодарил Саша.

— Бывайте! — и снова вытерев свой лоб, Васильев зашагал прочь.

— Похоже, что сам себя запорол! — заметил Игорь, минуту спустя, переходя на заводской жаргон, — и засмеялся.

— Да! — согласился Сашка, улыбаясь. — Поди, ему скучно одному-то расхаживать по части…

— Да нет… Распечёт кого-нибудь — повеселеет… Это при тебе он не решился запороть Иванова… Ну, того солдата, что был в вагоне… А то бы орал — будь здоров!

— А что, и на тебя орёт?

— Ещё как!

— А за что?

— А за что хошь! Увидит ящик с кварцами открытым, как сейчас, распечёт за то, что кварцы пылятся и что враг может подглядеть и частоты запомнить. А если увидит, что ящик закрыт, то может распечь за то, что закрыт: не успеешь, мол, вовремя найти нужный кварц и поменять частоту…

— Так, ведь, на кварцах частоты не написаны! Они же все под условными номерами! Нужно, небось, в специальную таблицу смотреть!

— Ты с ним не поспоришь, когда распекает!

— Выходит, он тут у тебя похлеще "Летучего"…

— А это и есть "Летучий"! Его старшой брательник…

Пройдя через калитку в заборе, товарищи прошли мимо жилых домов, у одного из которых сидела маленькая собачонка, сначала злобно зарычавшая на Сашку, а потом затявкавшая.

— Чьи тут собаки-то? — поинтересовался он, оглядываясь.

— А тут как раз семья моего командира живёт: жена и ребёнок. — ответил Игорь. — Они все в первую очередь в столовую ходят с заднего хода. Вытянут всё мясо из котла — а солдатам одна бурда остаётся… Ты меня подожди вон там… — И он указал на какой-то стенд, на площади, куда вела улица, по которой они шли. — Я смотаюсь в столовую прихватить кой-чего… — И Игорь направился в боковой проулок, между заборами.

Минут через десять он вернулся, пряча под гимнастёркой какой-то свёрток и сразу передавая его Сашке.

— Держи, чтоб никто не видел…

Наконец они снова оказались в гостинице, закрыли за собой дверь на ключ.

В свёртке оказались два гранёных стакана и буханка чёрного хлеба. Так как хлеб был черствее того, что привёз с собой Саша, то в первую очередь решили расправиться с ним. Наполнив стаканы доверху, выпили за встречу. Не дожидаясь действия вина, сразу выпили по второму, а потом принялись за протухшую слегка колбасу, что привёз в собой Сашка, и Игорев чёрствый хлеб.

Через пол часа Игоря "забрало".

— Спасибо, что приехал, Хэнк… — пробурчал он, располагаясь на топчане. — Ты меня извини… Я теперь хотя бы высплюсь немного… Разбуди меня, к вечерней поверке…

Ночевать солдат был обязан в казарме.

На второй и третий день повторилось то же самое: как только Игорь приходил утром из казармы в гостиницу, они усаживались за стол, выпивали по два стакана вина, а потом Игорь отключался на целый день. Вечером Сашка будил его, давал ему ещё немного выпить, и солдат отправлялся обратно в казарму. Весь день, пока его друг спал, Саша маялся, не находя, чем заняться. Вечером третьего дня, прикончив всё остававшееся вино, друзья попрощались. Саша проводил сонного полупьяного солдата до какого-то забора, через который тот перелез, чтобы сократить расстояние, а потом навсегда исчез…

На обратном пути к гостинице через воен-городок неожиданно сзади на Сашку набросилась та самая маленькая собачонка, что рычала на него два дня назад, и, больно укусив за пятку, убежала прочь.

Мучаясь от боли, переночевав последний раз в гостинице, утром юноша пустился в обратный путь. Сумка его теперь была почти пуста, и, хромая, он всё-таки преодолел обратную дорогу, добрался до шоссе, остановил попутную машину и к концу дня добрался до города, где жила Соня…

…Саша едва дождался, когда Анатолий отправится домой. Соня поместила "брата Андрея" в своей комнате. А сама ушла ночевать в другую — к бабке.

Утром девушка, вместе с бабкой, уходя в церковь, попросила Сашу соблюдать конспирацию: приходить в костёл некоторое время спустя, а после службы постараться вернуться домой никем не замеченным.

Месса была на польском языке. И порядок её несколько отличался от московского. На причастии все прихожане встали в два ряда, и ксёндз обходил весь храм, причащая каждого. Несмотря на то, что в церкви было не меньше сотни людей, подойдя к Саше, священник обратил на него внимание, неожиданно спросил по-польски, крещёный ли он. Саша понял вопрос и ответил тоже по-польски, сказав: "Tak", — и тогда ему сунули в рот облатку, не дождавшись, пока он высунет как следует язык.

Эта заминка привлекла к Сашке всеобщее внимание. Чтобы не навести никого на след, он поспешил покинуть храм, и чтобы зря не беспокоить Соню с её бабушкой гулял по городу почти весь день.

— Брат, тебе не следовало причащаться! — упрекнула его девушка, когда он вернулся, робко взглянув Саше в глаза и смущённо отводя взгляд. — Все обратили на тебя внимание… И ксёндз потом меня спросил, кто ты такой…

— Извини, Соня… — Саше стало неловко. — Всё было так неожиданно… Все выстроились в два ряда… Я просто не знал куда деться… Если бы я не стал причащаться, тогда бы на меня обратили внимание ещё больше… — Смотря на Соню, мысли юноши терялись — Соня была красивой. — Что же ты ему ответила?

— Я сказала, что ты — мой брат, из Москвы, — ответила Соня. — Ведь это же так и есть на самом деле… Ведь ты мне брат во Христе…

Они сидели за крошечным самодельным столиком — копией того, что был в Москве у Санитара, Вовы, Сашки и, наверное, у всех других экуменистов, даже у тех, с которыми Саша ещё не был знаком… На столе тоже стояла свечка, на чайном блюдце, рядом лежал коробок спичек, чётки… Саша и Соня сидели на таких же, как у всех их единомышленников, туристских раскладных стульчиках…

Соня принесла Саше чаю и чёрного хлеба. Больше, по-видимому, у неё ничего не было из еды.

— Ты извини, — сказала девушка, — Сахара нет… Я его не ем…

Саша отхлебнул чаю, оказавшимся совсем прозрачным.

— А что ксёндз тебя спросил? — поинтересовалась Соня.

В комнате было очень тихо. От близости земли пахло сыростью. Окошко, под самым потолком, за спиной Саши превращало день в сумрак вечера. На одной из белёных стен висел деревянный крест. На другой — страница из древнего Евангелия, того же, что была у Санитара, но только с другим текстом.