я не могу. Это кража. Это подло. Это Серёжина камера. Мы же фильм на неё снимали…
— Фильм фильмом, Тамара. А жизнь жизнью.
Тамара чувствовала, как пальцы, вжавшиеся в деревянную перекладину скамьи, начинают дрожать от напряжения. В то, что Ромка может не пережить очередной приступ болезни, ей верилось слабо… зато слова Перепелицы заставляли поверить в прочную связь между её выбором и жизнью Ромки.
— Тамара, я не прошу тебя её красть, — говорила Перепелица тихо, торопливо и до ужаса убедительно. — Просто скажи мне пароль от сейфа, я сделаю всё сама. Я никому не расскажу об этом, клянусь тебе…
Тамарино «нет», почти готовое прозвучать, застряло в горле: она была просто не в силах взять и высказать прочный отказ мачехе Ромки. Мачехе, которую он ненавидел всеми фибрами души, чей подарок — клавиатуру — расколотил вдребезги, но которая всё же заботилась о нём, и была готова пойти на многое ради него…
«Но я не могу… — билась у неё в голове мысль. — Так нельзя. Я просто не смогу так поступить…»
— Я… я не знаю пароля, — соврала она. — Только Серёжа и Света знают. Они ведь… — она замолчала.
«1206, 1206, 1206, 1206…» — вертелась цифра во взбудораженной голове. Перепелица на короткое время отступила, но дело уже было не в ней: Тамаре было страшно от того, что она, кажется, знает, как помочь Ромке и что можно сделать… но чего это будет стоить?
— Мне нужно идти, извините, — сказала она, взяв в руки Стикер и поднимаясь со скамейки. Ноги уже не ныли: они были совершенно ватными.
— До свидания. Простите.
Она сделала пару шагов, когда Перепелица окликнула её:
— Тамара!..
Тамара пожалела о том, что остановилась и зачем-то обернулась, когда было уже поздно. Перепелица не поднялась с места, но смотрела на неё сквозь свои «шпионские» солнцезащитные очки, и глаз её видно не было.
— Я в понедельник закрываю клуб. Ты можешь… просто оставить сейф открытым и уйти. Пожалуйста. Ты очень поможешь Роме.
Тамаре от напряжения сдавило шею, но она ничего не ответила, двинувшись прочь.
Больше всего в тот момент она хотела, чтобы Перепелица исчезла с лица земли.
* * *
Домой Тамара вернулась, как в воду опущенная. В мыслях не укладывалось всё, что Перепелица ей, как на духу, выложила.
Ромка в приступе больше недели.
Операция.
Стать пособником Перепелицы: помочь ей украсть и продать камеру за бешеные деньги.
И тогда.
Тамара сидела одна в своей комнате, всё ещё не переодевшись с улицы. Мята мирно дремал на компьютерном стуле. Раздавались какие-то звуки.
Тамара смотрела на собственные руки, сжимающие Стикер, и ей было страшно не за Ромку, не за то, какую преступную вещь ей предложила Перепелица, и не за то, что она, Тамара, на эту вещь неспособна. Наоборот: она чувствовала, что ещё как способна, и это действительно пугало. Да, в тяжесть Ромкиного приступа не верилось: казалось, что он до сих пор сидит взаперти дома, а Перепелица просто решила обдурить её, вот такая она стерва…
Но что, если нет?
Что, если Ромка сейчас лежит в больнице, оторванный от мира, и страшная опухоль щупальцами с каждой секундой всё глубже проникает в его сердце? Неужели его судьба преломится из-за какой-то одной дурацкой камеры? Неужели Тамара, которая не решилась на подлость, может больше никогда не увидеть Ромку?
— Нет… — проговорила она в пустоту, как заклинание. — Не-е-ет…
«Что мне, по-твоему, делать со всем этим? Бегать и творить добро? Да этот мир просто отпинает меня в ответ за подобное. Такое уже было тысячу раз…»
Что, если сделать этому злобному, вредному, жестокому миру одно ответное зло? Что, если показать ему клыки или средний палец? Что, если, вопреки своей природе, совершить невероятную подлость? Сказать миру: «на, держи, доволен?! Испортил Ромку, испортил Многоножку, всех до единого испортил, на, забирай! Получи и распишись!»
И всё ради того, чтобы однажды один-единственный мальчик с неприглядной фамилией снова встал на ноги. Чтобы поверил, что в мире не всё так ужасно, как он привык думать. Чтобы снова делал что-то в доказательство того, что он живой, и что не сдался.
Тамара сидела и чувствовала, как безмолвно дрожат её губы. Затем подёрнулась щека, а потом и всё лицо будто бы не выдержало, поплыло, до последнего пытаясь сохранить целостность, и, издав тихий всхлип, Тамара почувствовала, что ревёт, и не собиралась останавливаться. Перед ней не стояло выбора — сделать или не сделать. Она знала, что сделает.
Она найдёт способ открыть сейф Перепелице. А потом, когда всё будет кончено, она признается перед ребятами, ради чего… ради кого всё это было.
Пускай, за это её с треском выгонят из «Стаккато». Пускай, Серёжа и его семья будут просить с её семьи огромную компенсацию за камеру. Пускай, Тамара в жизни никогда себя не простит за это. Пускай, она никогда больше не посмеет даже заикнуться про то, чтобы выступить на сцене или вернуться в клуб. Зато она будет честна с собой. И она сделает это ради него. Всё поставит на кон.
«А если операция не поможет?! — нашёптывал ей Стикер. — А если его всё равно не спасут? А если он врал тебе, и Перепелица тоже врёт?! Если ты сделаешь это зря?»
— ДА МНЕ ПЛЕВАТЬ!!! — и Тамара швырнула трость в противоположную стену. Раздался грохот, и Стикер упал куда-то за стул. Встревоженный Мята поднял голову, непонимающе оглядываясь.
— Я просто… — шептала она, закрыв лицо руками и чувствуя, как пальцы стремительно мокнут, а плечи бессильно трясутся. — Я просто не хочу, чтобы он умирал…
«Фильм фильмом, Тамара. А жизнь жизнью».
Тамара, склубочившись на кровати, закрыла глаза, переминая пальцы левой руки пальцами правой. Чувствовала, как мокнет щека, на которой она лежала, и покрывало под ней. Она не заметила, как провалилась в тревожный едва осязаемый сон. Сначала ей виделось, будто они с Ромкой куда-то плывут по гладкой воде в деревянной лодке. Ромка одет в спортивную куртку, держит оба весла и гребёт, сидя спиной в сторону их движения. А вдалеке виднеется водопад, который и впадает в реку, по которой они плывут. Тамара хочет крикнуть, чтобы Ромка остановил течение — но они доплывают до края, к самому водопаду, и лодка резко опрокидывается, поднимаясь столбом. Ромка с Тамарой вылетают из неё, падая в холодную воду, где нет воздуха. Вода окрашивается кроваво-красным. Тамара, сколько может, держит воздух во рту, оглядываясь в поисках Ромки, который тонет где-то в нескольких метрах от неё. Поверхность всё дальше,