она плывёт в сторону Ромки, кажется, потерявшего сознание… и натыкается на прочное стекло.
— Почти досняли! — раздаётся крик сквозь толщу воды. — Последние дубли остались!
Каким-то образом Тамара понимает, что столкнулась со стеклом объектива. Бьёт с плеча, пытаясь разбить его. Из треснувшего стекла выпирают осколки. Думает предупредить ребят — но Ромка окончательно исчезает из виду в тёмной глубине. Тамара в последний раз прикасается к растрескавшемуся стеклу — и руку обжигает боль от порезов. Чья-то ладонь ложится к ней на плечо и тянет назад. Тамара оборачивается, видя, что ладонь принадлежит жуткому симбиозу Ромки и Даши Швецовой. Жуткому — и в то же время какому-то правильному.
— Вот ты и проснулась, — шепчет ей незнакомый человек из двух знакомых.
…Тамара открыла глаза.
«Вот я и проснулась».
34. «Всего лишь»
— Я устал!.. Хочу покинуть своё бренное тело. Кто-нибудь, нажмите на кнопку…
— На какую? На сонную артерию?
Зайдя в актовый зал после уроков, Даша Швецова, пребывающая не в настроении, неожиданно никого не обнаружила.
Обычно члены театрального кружка были довольно пунктуальны. Но время уже подходило, а сидела здесь одна только Лида, лениво жующая жвачку и листающая ленту в телефоне. Сидя на креслах третьего ряда, она закинула ноги на спинку впереди стоящих кресел — вольность, которую редко кто себе позволял. И уж точно не глава клуба.
— Эм, — сказала Даша громко. — А где все?
Лида перевела на неё ленивый взгляд.
— Не пришли.
Она медленно надула голубоватый жвачный пузырь. Он лопнул, и она сжевала его обратно. Даша машинально подумала, что это выглядит отталкивающе, а потом вспомнила, что сама так делала.
— Почему? — сняв сумку с плеча, Даша поставила её на крайнее кресло. — Какой-то выходной или что?
Стянув ноги вниз, Лида сунула телефон в джинсы, поднялась и пошла к ней сквозь ряд.
— Они устроили тебе бойкот.
Сперва Даша подумала, что неправильно расслышала.
— Чего?.. В смысле?
Лида сделала следующее: подойдя к ней, она с деланным видом достала телефон, изобразив измученное лицо. Что-то пролистала.
— Аня Демехина, неделю назад, — принялась читать она с экрана. — «Швецова мымра, смотрит так, будто я враг народа. Стрёмно». Надя Антошина, неделю назад: «Я бы пошла в кружок, но там эта дура занимается… нет, спасибо, кек». Дима Хамитов, пять дней назад: «Бесит она меня, глаза пучит так, что стрёмно». Саша Казанцев, четыре дня назад: «За что она на меня наорала? Что я ей сделал? Нахер ваш кружок, если там такие дебилы, как Швецова, обитают». Антон Сорокин из пятого класса: «Хотел записаться в театральный, но девчонка с чёрными волосами сказала, чтобы я катился лесом»…
Лида подняла глаза.
— Мне дальше продолжать?
Даша молчала, глядя на неё стеклянными глазами. Только одно имя из перечисленных она знала: Сашу Казанцева, который приходил иногда в их клуб, и на днях её чем-то разозлил, что она не вытерпела и обозвала его мудаком. Но… кто были остальные?
— Чего гонишь… — слабо сказала она. — Кто это вообще?
— Это люди, которые тебя ненавидят, ясно?! — сказала Лида. — Никто видеть тебя здесь не хочет! Всех от тебя тошнит! Знаешь, мне уже плевать, что твоя… мама, — с усилием произнесла она, видимо, побоявшись подобрать другое слово, — сделает с театральным кружком. Плевать! Потому что хуже, чем ты, она с ним точно не сделает! Ты больше не в клубе, Даша. Убирайся.
У Даши задрожали губы. Закусив их, она взяла свою сумку.
— Да пошла ты, — бросила Лиде, развернувшись, и вышла из зала, оглушительно хлопнув дверью.
…Стоя над раковиной в туалете, Даша смотрела на себя в зеркало и с ужасом понимала, что перестаралась. Все попытки не допустить новых людей в клуб, чтобы удержать место, обернулись против неё, и теперь её ненавидели даже незнакомые ей люди.
— Мне плевать! — тушь размазывалась по лицу. — Какой-то… сраный театр! Нужен он мне! Мне там вообще не нравилось!..
Она вытерла глаз, тяжело вздохнув и опёршись руками на раковину. Включила воду, умыв лицо. Тяжело шмыгнув, закрыла глаза и сделала глубокий вдох.
Из зеркала на неё смотрело утомлённое безрадостное лицо с опухшими, покрасневшими глазами, с бледными щеками и потрескавшимися от весны губами. Где-то в сумке должна была быть увлажняющая помада…
Открыв сумку, Даша начала запустила в неё руку в поисках помады, но наткнулась на какой-то свёрток. Выудив его на свет, Даша узнала в нём подарок от Многоножки. Вспомнила их недавнюю встречу в коридоре.
«Что бы тогда сделал Артур на моём месте…»
Оказавшееся внутри «нечто» было засохшим, холодным и немного тягучим, а вкус выдавал в нём кетчуп, майонез и огурцы. И что-то ещё… Может, яйцо? Невольно, Даша отметила, что на вкус это подобие бургера вполне неплохо.
Неизвестно, как бы поступил Артур, оказавшись на её месте. Даша никогда не умела принимать направленное к ней добро, и только злилась, если оказывалась в таких ситуациях. Но у Многоножки явно не было злого умысла по отношению к ней…
Сердце сжалось. Даша выбросила остатки бумаги и салфеток в урну.
— Как же вы, балбесы, раздражаете…
* * *
— О, Тамарка! — с порога сказала Ксюха, стоило Тамаре только войти в клуб. — Как раз тебя не хватает!..
По клубу разносился вкусный запах какой-то выпечки, и от него аж слюнки текли. Но Тамаре было не до того: молча переодевшись, она прошла и села поодаль от остальных. Ребята смотрели на неё как минимум заинтересованно: обычно Тамара сразу присоединялась к компании, а тут вдруг не спешила.
— Не в настроении? — громко спросил её Серёжа. — Нюрина бабушка пирожков с клубникой испекла, ты попробуй! А то Ксюха все съест!
Сидя и глядя перед собой мрачным взглядом, Тамара буркнула:
— Не хочу. Сами жрите.
Ребята затихли, переглядываясь. В первый раз за всё время они видели Тамару такой — а они уже повидали её всякой.
Тамаре самой было противно говорить с ребятами таким тоном, и появляться в клубе в таком настроении. Но она твёрдо внушила себе, что должна быть злой, чтобы зло, которое она задумала, удалось полностью. Пусть это и не зло в полном виде, но обычная Тамара Суржикова никогда бы такого не сделала. Тогда пусть это будет другая Тамара: сердитая, озлобленная и чёрствая…
Уже после первой своей реплики Тамара чувствовала, что долго так не продержится.
— Ну, в общем, — сказал Костя, видимо, возвращаясь к теме, от которой они отвлеклись, — у него была такая методика, что он кучу камней набирал в рот и пытался говорить с ними. Типа, для развития