что умирать — это не больно.
— Думаю, смерть похожа на сон. Когда ты засыпаешь, тебе ведь не больно. Значит, когда умрешь, боли тоже не будет. Не переживай.
На мгновение в его голову закралась мысль вступить в бой со стражниками и попытаться освободить Эйлерта. Чем Дьявол только не шутил — вдруг получилось бы?.. Риган мысленно одёрнул себя. Они вдвоем не смогли бы управится даже с его магией — настолько были вымотанными и уставшими. Лерт вообще еле передвигался и вряд ли у него хватило бы сил убежать.
Если бы у них только было ещё немного времени, тогда Риган нашёл бы Грэма и Ханну, Монро и Летицию, да даже Рагиро. Они придумали бы план, они вытащили бы Эйлерта, никто бы больше не умер.
Но у них не было времени.
Солнце уже выглядывало из-за линии горизонта, небо окрашивалось в голубой, но для Ригана и Эйлерта оно истекало кровью.
Для Рагиро в соседней камере — тоже.
Когда двое стражников открыли дверь, Риган уже снова был одет в рясу.
Никто не произнёс ни слова. Эйлерта не надо было уговаривать: он сам направился к стражникам, улыбнувшись уголками губ Ригану, а после — ни разу не обернувшись. Потому что обернись он, уйти бы не смог.
Тяжёлая дверь захлопнулась, и Риган остался один, не зная, что делать дальше, и не зная, хватит ли у него сил увидеть казнь Эйлерта собственными глазами. Первое, что он сделал, скинул с себя рясу.
Когда он выходил в коридор, мимо него прошёл священник. Они на мгновение посмотрели друг другу в глаза, но не произнесли ни слова. Шёл он от соседней камеры, где был заключен Рагиро Савьер.
ЭПИЛОГ
В тот день солнце светило ярко и море горело в ослепительных лучах. Время в такие минуты останавливалось, позволяя запечатлеть в памяти уходящие моменты. Это было почти магией, не такой жестокой, не требующей ничего взамен. Риган остановился рядом с Мартином. Оба смотрели на небо, которое должно было быть голубым, но в свете обжигающего солнца стало красно-оранжевым. Ни единого облака — ничего. Только красное небо и белое солнце. Они на мгновение перестали дышать. Не сказали ничего, даже не догадываясь, как тесно теперь связаны друг с другом, но понимая чувства каждого без слов. И молча направились к месту казни.
В толпе легко затеряться.
Риган знал это. Они разделились с Мартином, едва дошли до небольшой площади, и больше никогда не встретились снова, но навсегда запомнили друг друга. Риган проводил взглядом священника и, развернувшись, вернулся назад — оттуда он мог увидеть казнь, но его вряд ли заметили бы солдаты.
Ханна и Грэм знали это. Он поддерживал её за талию и помогал идти, чтобы ведьма не упала и не потеряла сознание снова. Ханна с трудом залатала собственные раны и раны Грэма, и ей тяжело было даже держать глаза открытыми, но она настояла, чтобы они явились сюда. Грэм не возражал, он бы и сам предложил это Ханне, если бы она не заговорила первая.
Монро знал это. Он появился чуть позади Ригана, еле устояв на ногах. Магия давалась ему тяжелее, нужно было восстановить силы, но ни времени, ни возможности он найти не смог. Монро коснулся плеча Ригана и, когда тот обернулся, покачал головой: они ничего не могли изменить.
Летиции и Изэль там не было. Но там был Райнер Финн. Он стоял невидимой тенью в самом конце толпы прямо напротив виселиц.
Солнце сжигало, море горело.
Первым на невысокий помост поднялся Рагиро. Он сразу же нашёл в толпе отца Мартина, подмигнул ему и слабо улыбнулся всего на секунду. Левый глаз светился алым — священника это больше не пугало. Не обращая внимания, что виселицы вместо одной — только для него — было две, он остановился напротив первой. Смерть могла бы стать для него утешением много лет назад, но сейчас она почему-то казалась лишь ненужным и нежелательным забвением.
Вторым на невысокий помост поднялся Эйлерт. Он в ужасе смотрел на Рагиро, не веря своим глазам. Он думал, у них получилось. Он думал, они победили. Что же тогда означали все смерти, если всё было зря?.. Лерт резко остановился, не в силах сделать ни шага дальше, но солдат позади нетерпеливо пнул его вперед, выкрикнув недовольное «Шевелись!».
Рагиро тут же повернулся на голос и застыл. Его смерть имела бы смысл, если бы Эйлерт остался жив и был в порядке. Но так… Левый глаз приобрел кровавый оттенок. Небо вмиг потемнело — это солнце скрылось за появившимися облаками.
Они смотрели друг другу в глаза и молчали. Чей-то отдаленный голос зачитывал обвинение и приговор, но слова ускользали. Ни Эйлерт, ни Рагиро не могли сосредоточиться на собственных жизнях, потому что жизнь другого была важнее. Они не хотели спасать себя, но хотели спасти друг друга. Снова.
— Я не хотел, чтобы всё так получилось, — одними губами прошептал Эйлерт. Они не отрывали глаз друг от друга, в ушах гудело. — Прости меня.
Морской Дьявол был наименьшим из всех зол, с которыми сейчас они сталкивались. Морского Дьявола, как оказалось, можно было победить — и они победили, забыв о других монстрах, живущих совсем рядом с ними и выглядевших также, как и они: о людях. Эйлерт пожелал никогда не появляться, а потом вдруг понял, что тогда он бы никогда не встретил Рагиро, а это в стократ хуже. Сердце превращалось в камень медленно и болело. Есть раны, которые никогда не заживут, и они оба обрели такие раны: те, которые не затянуться даже после смерти.
— И ты прости меня, — тоже шепотом ответил Рагиро. — Если бы я не появился, у тебя могла бы быть долгая и счастливая жизнь.
Это ложь. Они оба знали, что долгой жизни у Эйлерта быть не могло. Как и у Рагиро. С самого начала. Счастливой — может быть. Может быть, у них даже был бы шанс — где-то в другой реальности — на то, что Морской Дьявол не забрал у них тринадцать лет. И где-то в другой реальности эти тринадцать лет не были бы целой жизнью.
— Не говори глупостей. Если бы ты не появился, у меня никогда не было бы счастливой жизни. Я бы всю жизнь искал потерянную часть себя, — Эйлерт не понял, как сказал это, но взгляд у Рагиро стал немного спокойнее.
Приговор зачитывали неприлично долго. Слова по-прежнему ускользали от