Читать интересную книгу Спартанский лев - Виктор Поротников

Леарху дала приют Горго, знавшая, что уж её-то оштрафовать не посмеют. Эфоры действительно не беспокоили вдову Леонида.

Тем не менее они не бездействовали. При всяком удобном случае эфоры упрекали Астидамию в том, что её сын опозорил память о муже, воинская доблесть которого всегда вызывала восхищение у лакедемонян.

Однажды, выждав, когда Горго отлучилась из дому, Астидамия встретилась с сыном. Беседа получилась короткой.

Астидамия сказала, что Элла родила сына, дальнейшая участь которого будет незавидна, если Леарх не искупит свой позор. С этими словами суровая спартанка вынула меч, спрятанный под одеждой.

   — Ради памяти твоего отца и ради твоего сына, Леарх, — со слезами на глазах промолвила Астидамия.

Леарх взял меч, удалился на берег Эврота и там покончил с собой. В тот же день глашатаи объявили по всему Лакедемону, что Леарх, сын Никандра, совершил доблестный поступок, смыв свою вину кровью. Все обвинения в трусости с него были немедленно сняты.

* * *

Симонид находился в Коринфе, когда пришла горестная весть о захвате персами Фермопил и о гибели Леонида.

Прежде всего об этом рассказали коринфяне, уходившие вместе с Леонидом к Фермопилам и вернувшиеся домой. Оправдываясь перед согражданами, Антенор, предводитель коринфского отряда, говорил, что если бы всё эллинское войско осталось в Фермопилах, то остались бы и коринфяне. Ещё Антенор говорил, что Леонид до последнего момента надеялся, что к нему на помощь подойдёт спартанское войско, но этого не произошло.

Военачальники других союзных отрядов, проходивших через Коринф в города Пелопоннеса, прямо заявляли, что они были готовы защищать Фермопилы до последней возможности, но бессмысленно умирать приказа им никто не давал.

   — Лакедемоняне дорожат своей воинской доблестью, вот почему Леонид не пожелал уйти, — сказал Алким, сын Латрия, из аркадского города Паллантия. — Но если бы эфоры прислали приказ, тогда отступил бы и Леонид.

Тем временем Олимпийские игры закончились. Представители Эллинского союза опять собрались в Коринфе, чтобы договориться о дальнейших совместных боевых действиях против наступающих варваров. На первом же заседании синедриона вспыхнули разногласия между афинянами и спартанцами. Афиняне упрекали лакедемонян в медлительности и нежелании защищать Среднюю Грецию, а значит, и Афины. Подтверждением тому служили заявления спартанцев о том, что эллинам необходимо, собрав все силы, перегородить стеной Истмийский перешеек, дабы не допустить вторжения варваров в Пелопоннес. К Истму же спартанцы намеревались увести от Саламина и весь эллинский флот, тем самым обрекая на разорение владения афинян и мегарцев.

Афиняне, а также их союзники из Мегар и с острова Эвбея, гневно обрушились на лакедемонян, обвиняя их в том, что те озабочены лишь судьбой Лакедемона и городов Пелопоннеса, ни во что не ставя эллинов, земли которых вот-вот должны подвергнуться нападению персов.

   — Я уполномочен заявить, что Афины вполне могут принять дружбу персидского царя, который согласен замириться с нами в обмен на военный союз против Спарты, — объявил Фемистокл и демонстративно покинул зал заседаний.

Такого поворота событий никто не ожидал, и прежде всего спартанцы. У них теплилась надежда, что Ксеркс, разорив Афины, на этом успокоится и вернётся в Азию. В конце концов именно афиняне подстрекали ионян к восстанию против персов. И афиняне же разбили войско Дария при Марафоне.

Забеспокоились и союзники спартанцев, знавшие, сколь сильны афиняне на море по сравнению с лакедемонянами, не имевшими опыта морских сражений. Коринфяне выступили посредниками в примирении афинян и спартанцев.

Отголоски этих жарких споров доходили до Симонида, который был вхож в дома многих знатных коринфян и был лично знаком как с Фемистоклом, так и с Клеомбротом, представителем Спарты в синедрионе. Симониду было горько сознавать, что доблестная гибель Леонида, вызвавшая волну восхищения по всей Элладе, не вдохновила лакедемонян на решительные действия против полчищ Ксеркса, бесчинствующих в Фокиде. Желание спартанцев отсидеться за истмийской стеной глубоко возмущало впечатлительного Симонида.

Клеомброт же не мог перешагнуть через тайные постановления, данные ему эфорами. После смерти Леонида он занял царский трон Агиадов в качестве опекуна Плистарха, малолетнего сына Леонида.

Однако угроза афинян подействовала, и спартанские власти объявили о своей готовности послать лучшие войска в Срединную Элладу и попытать счастья в морской битве у острова Саламин.

   — Это решение спартанских эфоров и старейшин спасёт Эллинский союз от развала, — сказал Симонид Клеомброту. — И этим решением эфоры подтверждают, что смерть Леонида и его воинов при Фермопилах — не напрасна.

Сам Симонид вот уже много дней сочинял посмертные эпитафии спартанцам и феспийцам, павшим у Фермопил. Ему хотелось без излишнего пафоса воздать должное героям, сложить о них такие строки, которые запомнились бы на века будущим потомкам. Симонид, придумавший за свою жизнь множество разных эпитафий, ныне мучился творческим бессилием. Всё, что рождалось в его голове поутру, уже к вечеру казалось напыщенной бессмыслицей. Симонид вдруг понял, что, сочиняя на заказ, он чаще всего занимался грубой лестью, облекая её в звучные строфы, разделённые на размеры и стопы. Люди всегда были падки на лесть, даже на самую грубую. Симонид, зная это, беззастенчиво этим пользовался.

Сказать же суровую правду о бесстрашии и доблести, не прибегая к цветистым оборотам, оказалось намного труднее.

Неизвестно, сколько времени продолжались бы мучения Симонида, если бы не случай. В тот день поэт прогуливался за городской стеной, любуясь с высокой холмистой гряды далёкими водами Коринфского залива, на берегу которого подковой раскинулись крытые черепицей строения гавани Лепреон. К низменному морскому побережью меж невысоких гор тянулась пыльная дорога, по ней шли путники и ехали повозки, запряжённые мулами.

Возле холмистой гряды, которая называлась Герания, дорога от Лепреона соединялась с другой дорогой, идущей от Мегар через Истмийский перешеек до самого Коринфа. На Истмийской дороге путников и повозок было ещё больше. Люди, напуганные нашествием персов, толпами двигались в Коринф из Аттики и Мегар иды.

Ещё спускаясь по склону холма к дороге, Симонид обратил внимание на путника в широкополой шляпе, в коротком рваном плаще и с палкой в руках. Путник, стоя на обочине дороги, явно поджидал кого-то.

Солнце припекало немилосердно, поэтому Симонид пожалел, что вышел из дому без шляпы. Незнакомец, словно читая его мысли, предложил знаменитому поэту свою шляпу, едва тот спустился с холма на дорогу.

   — Кто ты? И откуда знаешь меня? — спросил удивлённый Симонид: незнакомец в рваном плаще назвал его по имени.

Путник снял с головы войлочную шляпу.

   — Тефис! — изумлённо воскликнул Симонид. — Откуда ты?

Он запомнил слугу Леонида, побывав в доме у спартанского царя.

   — Я держу путь из Фермопил, — ответил Тефис, скорбно покачав головой. — Мне было велено обязательно уцелеть, чтобы поведать спартанцам о том, как погиб Леонид и весь его отряд.

Симонид порывисто схватил Тефиса за плечи, заглядывая в глаза.

   — Так ты всё видел, друг мой? — взволнованно проговорил он.

   — Не всё, но многое.

   — Идём! — Симонид решительно взял Тефиса за руку. — Ты отдохнёшь с дороги в моём доме, а потом расскажешь о последних днях даря Леонида.

Тефис до такой степени был измучен, что, напившись воды, тут же лёг на скамью и уснул как убитый. Симонид позвал рабов, которые сняли со спящего грубые сандалии из воловьей кожи, плащ, а затем осторожно перенесли на мягкую постель.

Проснулся Тефис только поздно вечером. Для него была уже готова ванна с горячей водой. Смыв с себя пыль и грязь, облачившись в чистые благоуханные одежды, Тефис разделил трапезу с хозяином дома. Подливая вино в чашу нежданному и желанному гостю, Симонид неизменно произносил одну и ту же фразу: «За твоё спасение, Тефис! И за то, что боги привели тебя ко мне».

Насытившись, Симонид и его гость перешли из трапезной в комнату для гостей. На западе догорал закат, пурпурные отсветы легли на тонкие занавески на окнах, колыхаемые слабым дыханием ветра.

Симонид и Тефис сидели в креслах лицом друг к другу. Тефис монотонным печальным голосом рассказывал о том, как войско Леонида вступило в Фермопилы, о кровопролитных сражениях от рассвета до заката, о том, как царь слал гонцов за помощью в Спарту и другие города Эллады...

   — Но помощь так и не пришла, — мрачно закончил Тефис и ненадолго замолчал. — Потом появился перебежчик из персидского стана, сообщивший Леониду, что персы двинулись в обход по горам; какой-то предатель из малийцев сам предложил Ксерксу свои услуги. Союзники приняли решение оставить Фермопилы. Спартанцы же решили сражаться до конца. Феспийцев, тоже не пожелавших отступать, Леонид отправил защищать восточный выход из Фермопильского прохода. Меня царь послал в дозор следом за феспийцами.