Карета неожиданно остановилась, запахло рекой, со всех сторон доносился неумолчный шум проспекта, заполненного людской толпой. Сабрина изогнула шею, выглянула в оконце и поняла, что они подъехали к Тауэру.
— Правильный выбор, — похвалила она мужа. — Чем-то напоминает замок Макдоннеллов, но, думаю, здесь намного уютнее.
— А ты бы предпочла попасть в сумасшедший дом?
— Нет, я бы предпочла очутиться в кровати, точнее, собственной постели в доме моего дядюшки.
— Что ж ты раньше молчала? — укоризненно сказал Морган. — Это можно было бы организовать.
Сабрина облила нахала презрением, но не сочла нужным возражать. Она сидела, гордо выпрямившись и глядя прямо перед собой, пока Морган отвязывал инвалидную коляску.
Энид вышла вслед за Морганом и отвернула голову в сторону, спускаясь по лесенке, будто не заметила протянутой руки Рэналда, но у него был такой смиренный вид, что толстушка смягчилась. Она скрестила руки поверх живота и огорченно вздохнула.
Морган не дал жене времени размышлять над горькой долей кузины. Он бережно вынес Сабрину из кареты и посадил в коляску. Она ухватилась за его руки, боясь отпустить и одновременно оглядываясь и прислушиваясь к тому, что происходит вокруг. А происходило именно то, чего она опасалась. Прогуливавшиеся мимо люди начали оглядываться, переговариваться, посмеиваться.
Рыжеволосый мальчишка дернул мать за подол и указал пальцем на Сабрину:
— Посмотри, мама! Вон с той красивой леди что-то стряслось.
Низко наклонив голову, Сабрина подумала, что дети намного честнее взрослых. По крайней мере, не шушукаются за твоей спиной, а высказывают свое мнение вслух и прямо в лицо. Морган заметил, как побледнела жена под любопытными взглядами зевак, поправил плед на ее ногах и достаточно громко, чтобы его могли слышать все, кто пожелает, спросил:
— Надеюсь, вам удобно, ваша светлость?
Сабрина вскинула голову, всерьез разозлившись. При чем здесь «ваша светлость»? Зачем он издевается? Она попыталась прочесть ответ в зеленых глазах, но в них светились давно, казалось, забытые эмоции — доброта, но не жалость, и сочувствие, но не сострадание. Впервые за годы общения с Морганом она поняла, что он пошутил не над ней, а ради нее.
Теперь из толпы гуляющих поглядывали на больную в коляске с почтением и уважением, вслух обсуждая возможность того, что особа королевских кровей иностранного происхождения, возможно, решила посетить знаменитый лондонский Тауэр. Пожилой джентльмен собрал вокруг себя небольшую группу зевак, поясняя, что странное сооружение с колесами скорее всего разновидность крытого кресла, в котором в прошлом обычно носили высокородных особ два ливрейных лакея.
Сабрина хотела поблагодарить находчивого мужа, но слова застряли в горле, она лишь одарила его величественной улыбкой и махнула рукой в сторону ворот Тауэра.
Рэналд заметно расстроился, когда Морган обошел стороной оружейную палату, где можно было бы лицезреть меч, отрубивший голову Анне Болейн, одной из жен Генриха VIII. Затем огорчилась и Энид, поскольку предводитель Макдоннеллов не счел нужным зайти в помещение, где можно было полюбоваться сокровищами английских монархов. Но как только инвалидная коляска выехала из западного выхода на пустынный дворик, где каменные арки были перегорожены стальными решетками, Сабрина поняла, что ее муж изначально стремился попасть именно сюда.
Морган привез ее в Тауэр не ради того, чтобы полюбоваться оружием или сокровищами британской короны, егo привлек зверинец, где можно было наблюдать, как мечется в клетке из угла в угол белый медведь, прыгают с ветки на ветку неугомонные мартышки, и посмотреть в упор на величественного льва. Лев, казалось бы, способен загипнотизировать любого пристальным взглядом немигающих желтых глаз; но потом он вдруг широко зевнул, вся магия пропала. Морган впервые видел всех этих экзотических животных, радовался, как малый ребенок, и го восторг передавался окружающим. Сабрина почти не обращала внимания на зверей и смотрела только на мужа, лицу которого блуждала столь редкая для него простодушная улыбка.
Тем временем Морган нашел общий язык с енотом и принялся скармливать ему с ладони орешки. Наблюдавшая за этой сценой Сабрина внезапно ощутила, как по шее ее пробежал холодок, словно за ней подглядывал некто, желавший ей зла. Она быстро огляделась. Возле ворот мирно подремывал страж в яркой форме, неподалеку топтались, обмениваясь застенчивыми взглядами, Энид и Рэналд; в тени под арками никого не было видно. Сабрина постаралась стряхнуть с себя неприятное ощущение. Видно, она слишком давно не была на людях и у нее разыгралась фантазия. Или кто-то из многочисленных зевак пялился на королевскую особу иностранного происхождения.
Кто-то робко потянул за край пледа, и Сабрина обнаружила рядом с коляской крохотную обезьянку, а потом так завозилась с ней, что не заметила, как за ее спиной Морган подал знак Рэналду.
Игнорируя протесты Энид, Рэналд сграбастал ее одной рукой, другой подхватил скучающего стража и потащил обоих в дальнюю часть дворика. Недовольная столь бесцеремонным обращением, Энид хотела было отчитать своего кавалера, но быстро притихла, когда охранник пустился в длинный рассказ о каком-то злосчастном виконте, вплотную приблизившемся к клетке со львом.
— Неужели сразу отхватил два пальца? — взвизгнула Энид. — А что потом? Лев выплюнул пальцы или проглотил?
Морган подождал, пока они скроются из виду, и припал на одно колено перед инвалидной коляской.
Сабрина задрожала всем телом, ощутив, как под юбку заползает пара мускулистых рук.
— Что ты делаешь? — возмутилась она.
— Твои ноги оставались неподвижными вот уже несколько месяцев, — спокойно пояснил Морган. — Их надо растереть, чтобы восстановить кровообращение.
И сразу принялся за дело, массируя ноги сильными чуткими пальцами. Надо сказать, результат не заставил себя ждать. Бешено заколотилось сердце, кровь заструилась по жилам огненным потоком, стало жарко, но ноги остались бесчувственными.
— Зря тратишь время, — резко бросила Сабрина. — Я не могу ходить.
— Ты просто боишься ходить, — возразил Морган, вскидывая голову, чтобы посмотреть в глаза больной. — Или боишься упасть.
Глядя в зеленые глаза, Сабрина поняла, что уже падает. Он смотрел на нее не с жалостью, как на калеку, а как равный на равную, подстегивал взглядом и как бы убеждал, что еще не все потеряно и все хорошее впереди. Такого человека нельзя было ненавидеть.
Мягкие подушечки его сильных пальцев прошлись по внутренней стороне икры, добрались до колена, поднялись к подвязке, чуть тронули голую кожу, опустились и вновь принялись массировать икры, да так жестко, что Сабрина невольно ойкнула.