Проезжая на Кавказ чрез Харьков, я беседовал о Кавказской епархии с ректором Харьковской семинарии о. архимандритом Герасимом, бывшим до того ректором Кавказской семинарии. Он отнесся мне о Крастилевском точно так же, как сказано в записке — даже упомянул о деле Устиновского. По моему наблюдению, Крастилевский имеет сердце самое жестокое, коварен и злонамерен, решительно направлен к самоуправству и своеволию, способен к самым гнусным поступкам и преступлениям.
Событие, описанное в рапорте секретаря, случилось по отъезде моем из Ставрополя. Я не замедлю прислать в Святейший Синод все дело о доставлении места Крастилевскому по увольнении его из Консистории. Из дела виден и образ моих действий, и характер Крастилевского.
С чувствами отличного уважения» и проч.
Вот и упоминаемое в конце этого отношения представление в Синод с делами о Крастилевском, оно отмечено 22 июня за № 59:[217]
«Вверенной управлению моему Кавказской епархии протоиерей Константин Крастилевский, уволенный вследствие моего представления от звания члена Кавказской духовной Консистории, указом Святейшего Синода от 4 ноября 1858 года за № 11099 определен мною настоятелем и благочинным в собор города Моздока, а как Крастилевский от сего места отказался, то, при открывшейся протоиерейской вакансии в г. Георгиевске, перемещен в сей город настоятелем собора и благочинным, но Крастилевский и от сего назначения отказался. При сем Крастилевский требовал себе различных назначений в г. Ставрополе, которых не было возможности исполнить, почему я решился было представить на благоусмотрение Святейшего Синода, что Крастилевский стяжал навык неограниченно властвовать в Кавказской епархии и настойчиво требовать, чтоб исполнялась беспрекословно его воля, правильна ли она будет или неправильна, а потому просить о перемещении его из Кавказской епархии в другую епархию.
Но после Пасхи сего 1859 года, по получении Кавказским архиерейским домом денежного оклада вместо рыбной ловли и мельницы, по поданному прошению Крастилевским лично мне, причем Крастилевский уверял меня, что он остаток дней своих будет проводить в совершенном спокойствии, занимаясь спасением души своей, я нашел возможным дать Крастилевскому место при церкви Тюремного замка, в которой дотоле отправляли богослужение братия архиерейского дома и пользовались от нее доходами. Сим действием я полагал вполне удовлетворить требованию высокого служения, на меня возложенного, узаконяющего мне делать ближнему всевозможное снисхождение и претерпевать его немощи до той крайней минуты, в которую со всею очевидностию окажется, что эти немощи вредны уже не в частности, а для всего общества.
Крастилевский не преминул доказать, что он не способен быть спокойным и заниматься своим спасением, проведши век свой в приказнических черных занятиях, целию которых было своекорыстие, разные неправды и притеснение ближних. Едва я выехал из Ставрополя для обозрения епархии, как Крастилевский нарушил свое обещание. До выезда моего он намеревался вместе с супругою ехать в С. — Петербург, о чем подавал мне прошение, очевидно для принесения на меня жалобы, как мне о том передавали некоторые лица из духовенства — между ними кафедральный протоиерей — и оглашал духовенство угрозами на меня.
Имеются очень ясные признаки, что Крастилевский составил партию для совокупного действия против меня, так, например, из его прошения видно, что некоторое светское лицо содействует ему деньгами. Существование этой партии, имеющей своих агентов в Петербурге, с ясностию обозначилось при отъезде моем из Ставрополя, особливо же по отъезде. Едва я выехал, как Крастилевский отправил свою супругу с ее братом, чиновником, в С. — Петербург.
Образ отправления этой дамы изображен: 1) в рапорте ко мне секретаря Кавказской Консистории, каковый рапорт препровожден мною к г. исправляющему должность синодального обер — прокурора от 5 июня сего 1859 года за № 48; 2) в письме ко мне протоиерея Крастилевского от 11 июня.
Письмо это, при сем прилагаемое,[218] есть замечательный документ: в нем Крастилевский живописно изображает самого себя. Крастилевский по наружности выставляет себя и праведником и обиженным, между тем, в сущности сознается, что он без разрешения епархиального начальства отпустил супругу свою, доставив ей удостоверение из полиции, т. е. незаконный вид. Из этого — то письма видно, что Крастилевский очень недоволен тем, что самовольная отлучка супруги его сделалась мне известною. Вообще, в этом письме рельефно изображает себя неблагонамеренный и недобросовестный канцелярист былого времени: это письмо есть верный образчик всех канцелярских трудов Крастилевского. Письмо это вполне разноречит с рапортом секретаря.
Так как действия Крастилевского совершаются пред лицом всего духовенства, то я предложил Консистории рассмотреть такое его поведение. Консистория не могла получить от Крастилевского никакого ответа, о чем и представила мне в протоколе, подписанном четырьмя членами, не подписанном ректором семинарии архимандритом Германом, что имеет свое значение, и сопутствующим мне по епархии ключарем протоиереем Граниковым.
Видя совершенную необходимость обуздать протоиерея Крастилевского, наиболее для всего епархиального духовенства, и убеждаясь самими опытами в моем понятии о нем, что он никак не успокоится, доколе будет находиться в Ставрополе, я всепокорнейше прошу Ваше святейшество о перемещении Крастилевского в другую епархию, так как в Кавказской, где он в течение нескольких десятилетий был полным властелином, весьма затруднительно ему быть вне такого положения.
При сем имею честь приложить два дела о Крастилевском: дело о самовольной отлучке его супруги и вышеупомянутое письмо его ко мне, присовокупив при том, что Крастилевский со времени увольнения его от звания члена Консистории по сие время никуда из Ставрополя не отлучался и к выбытию в Моздок и Георгиевск никакого понуждения ему не было чинимо.
Система консисторской деятельности Крастилевского изложена в его письме и рапорте секретаря: она заключается в постоянном устранении епископа от его власти, в усвоении этой власти себе под прикрытием епископского имени, т. е. в совершенном своеволии. К этой системе влечет Крастилевский и учеников своих».
6 июля 1859 года за № 65 находим предложение, данное епископом Кавказской духовной Консистории[219].
«Все дела, касавшиеся протоиерея Крастилевского, начиная с указа Святейшего Синода о увольнении сего лица от звания члена Консистории и до рапорта его ректору и инспектору семинарии, препровождены мною на благоусмотрение Святейшего Синода. При сем признаю нужными следующие распоряжения:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});