Истреблять их нужно, как сказано в отношении, «любыми разрешенными средствами, вплоть до механического уничтожения».
Но средство, на которое пошла районная санинспекция, – это уже не разрешенное средство, хотя и «механическое».
Короче говоря, нельзя брать по десять рублей за муху. Это уже опасный поворот в мыслях санинспектора.
Однажды ночью
Это истинное происшествие случилось, к сожалению, в Москве.
Два сотрудника эвакопункта были посланы за душевнобольным гражданином Корчагиным.
Они приехали в машине скорой помощи. Причем приехали ночью, даже под утро.
На лестнице было темно. И они по ошибке позвонили не в ту квартиру, какая им была нужна.
Дверь открыл некто гражданин П.
Конечно, вид у него был неавантажный. Ну естественно, человека подняли ночью с постели. Он был полуодет. Должно быть, в кальсонах, босиком. Волосы, вероятно, были взлохмачены.
Так или иначе, сотрудники, увидев гражданина П., сосчитали, что это и есть именно тот, за которым они приехали.
А тот, конечно, спросонок недоволен поздним визитом. Переминается с ноги на ногу, потому что дует.
Говорит:
– Никакого Корчагина тут нет. Что вы шляетесь по ночам! Будите людей. Сдираете их с постели.
Услышав эти речи, сотрудники окончательно убедились в том, что это душевнобольной.
Настроенные соответствующим образом, они ринулись к нему и стали хватать его за руки и за что попало.
Произошла короткая неравная борьба, в ходе которой несчастному крутили руки, пытаясь умерить его сопротивление.
П. поднял крик, полагая, что на него напали бандиты.
Этот крик не смутил верных работников психиатрии. Они схватили П. за горло и сжали так, что пронзительные крики вскоре прекратились.
П. стал хрипеть, мысленно прощаясь с жизнью.
Торжествуя победу, сотрудники повалили П. на пол и стали выволакивать его на лестницу.
Несчастный упирался, пытаясь с помощью рук и ног задержаться в дверях. Но это еще в большей степени вдохновило сотрудников на операцию по изъятию душевнобольного.
Между тем крики и вопли взбудоражили соседей.
Прибежали жильцы и увидели сцену, которая не оставляла никаких сомнений в том, что это бандитский налет.
Жильцы стали отбивать П. у сотрудников. И те под давлением превосходящих сил противника оставили свою жертву.
Мы не знаем, как долго длилась эта борьба и что при этом думали сотрудники, у которых отбивали их «пациента». Надо полагать, что они защищали его. Но потом сдались на милость победителя.
В общем, дело понемножку стало разъясняться. И теперь все стояли вокруг пострадавшего, у которого прекратился дар речи и от волнения, и главным образом оттого, что сотрудники повредили ему горло.
Жильцы сказали сотрудникам:
– В конце концов это возмутительно! Мы квалифицируем ваш поступок как бандитизм.
Сотрудники сконфуженно разводили руками и не смогли что-либо ответить в свое оправдание.
Теперь жильцы, очевидцы этого дела, прислали нам письмо с просьбой привлечь к ответственности сотрудников эвакопункта – фельдшера и надзирателя.
Мы считаем это требование вполне законным, ибо в этом деле мы видим не только недоразумение.
Как выяснили врачи, у пострадавшего П. повреждены голосовые связки и обнаружено кровоизлияние в слизистой оболочке горла.
Стало быть, сотрудники душили П. по всем правилам науки и с полным знанием дела. А это показывает, что сотрудники не раз и не два прибегали к подобному методу.
Нечто старинное и даже традиционное мы видим в этом отношении к душевнобольному. Пора окончательно расстаться с этой дикой традицией. И за это следует покарать.
Гражданину П. шлем привет и пожелание скорейшего выздоровления.
Хороший день
Примите, дорогой читатель, мое поздравление с наступающим Новым годом.
Пусть в этом году исполнятся ваши лучшие желания. Не сомневаюсь, что они направлены на разгром врага, на разгром фашистских захватчиков.
Пусть новый год будет годом расчета за их подлые, варварские преступления.
Что касается личных дел, то и в личных делах, читатель, я пожелаю вам всего, так сказать, наилучшего.
Не знаю, как вы, читатель, но лично я не запрашиваю у судьбы слишком многого. Я привык желать то, что в пределах возможного.
Среди дней наступающего нового года я бы хотел иметь один такой день, который живо мне рисуется в моем воображении.
Будто я иду по улице. В руках у меня чемодан. Допустим, я только что приехал. И вот иду с вокзала. Навстречу спешат прохожие.
На остановке сажусь в трамвай.
С милой улыбкой кондукторша помогает мне войти в вагон. Она поддерживает меня под локоть, чтоб я со своим чемоданом не поскользнулся на ступеньках.
Один из пассажиров, устанавливая мой чемодан в углу площадки, говорит:
– Вот теперь, папаша, поезжайте хоть на край света.
Кто-то из сидящих в вагоне машет мне рукой, кричит:
– Пройдите в вагон, дорогой папаша. Тут найдется для вас местечко. Потеснимся…
Обращаюсь к пассажирам, стоящим на площадке:
– Не откажите в любезности поглядеть за моим багажом.
Пассажиры говорят:
– Сосчитаем своей прямой обязанностью. Идите со спокойной душой. Не споткнитесь в дверях на своих полусогнутых.
Вхожу в вагон. Подросток лет четырнадцати встает со своего «детского места» и приятным баском говорит мне:
– Чем теснить остальных уважаемых пассажиров, садитесь лучше на мое место.
– Чудесный ребенок! – восклицаю я, растроганный. – А как же ты будешь затруднять свои неокрепшие детские ножки?
Кто-то из пассажиров говорит:
– Ноги этого подростка способны простоять сто км и больше. Садитесь, уважаемый, без лишней философии по вопросам детского возраста.
Подросток говорит:
– К тому же мне надоело сидеть. И помимо того, я сейчас схожу.
И вот я сажусь на его место. И в чудесном настроении еду и еду. И где-то гремит музыка…
Это немного, уважаемый читатель. Не правда ли?
Даже не надо мне места в трамвае. Любезный голос пассажиров мне приятней, чем многая другая музыка на свете.
С наступающим Новым годом, читатель.
Внимание – люди!
Примерно за год до войны произошло нижеследующее происшествие. На одной из ленинградских улиц машина сбила прохожего. Он упал и остался лежать возле панели. Машина ушла.
Некоторое время спустя прохожие, увидев лежащего, решили, что он пьян. Была суббота. Вечер. И такие легкие мысли могли, допустим, возникнуть.
Позвали милиционера. И тот отправил «пьяного» в вытрезвитель. Может быть, даже потер ему уши, чтобы привести в должный вид.
И только под утро выяснилась вся картина.
Ошибка, недоразумение. Но весьма досадная ошибка. Весьма досадное недоразумение. Ибо за этой ошибкой – невнимательное, небрежное, бездушное отношение к человеку.
Такой пример указывает, что в каждом отдельном случае надлежит подходить к человеку с особым вниманием. И надлежит поступать не по шаблону (валяется, значит – пьян), а всякий раз индивидуально.
Приведу еще один случай, опубликованный в свое время в калужской газете.
Колхозница Р. получила из больницы извещение о смерти своего мужа. Администрация больницы просила ее приехать за умершим.
Р. приехала в больницу. Но там ей показалось, что умерший не похож на ее мужа. Свои сомнения она высказала администрации. Но старшая медицинская сестра сказала: «Науке вполне известны такие факты, когда человек после своей смерти слишком меняется и делается непохожим на себя. Бывает даже, что он становится меньше ростом, что вы наглядно и видите на данном примере».
Поплакав, Р. положила в сани тело мужа и вернулась в свое село. Однако дома ее сомнения усилились.
Р. вернулась в больницу. Во время объяснения со старшей сестрой Р. увидела в окне своего мужа. Он, живехонький, сидел на койке и глядел во двор.
В общем, дело разъяснилось. Оказалось недоразумение. Умер сосед по койке, а в канцелярии случайно отметили факт смерти не в том листке.
Мы снова видим ошибку, недоразумение, оплошность. Причем ошибку в таком деле, в каком не должно быть ошибок. Это же не шутка, не пустяк – отметить, что человек умер, в то время, когда он жив. Этот пример показывает, что надо семь раз проверить, прежде чем начертать ответственные слова, относящиеся к человеку.
Следует сказать, что по сие время иной раз встречается такая небрежность, невнимательность, легкость в мыслях в тех делах, в которых требуется сугубая точность.
Общий отдел Красногвардейского исполкома в Ленинграде сообщает бойцу в ответ на его запрос о судьбе семьи: «Ваша жена и сестра умерли в 1942 году». Оказалось, что сестра жива. Она была эвакуирована из Ленинграда.
Красноармеец Иванов просил сообщить ему, где находится его мать. Отдел отвечает: «Мать умерла, а вещи все раскрадены».
Иванов не запрашивал о вещах. Тем не менее отвечающий счел своей обязанностью помянуть и такую деликатную деталь, отметив при этом, что вещи не пропали, а именно раскрадены. Быть может, он хотел внести успокоение, хотел, чтобы Иванов перестал тревожиться о вещах, поскольку их уже нет.