Читать интересную книгу Ахматова: жизнь - Алла Марченко

Кстати, о винопитии. Про то, что Ахматова, даже в старости, любила, что называется, «немножко выпить», и делала это весело, и никогда не пьянела, общеизвестно по многим и многим воспоминаниям. Но почему-то никто из мемуаристов не обратил внимания на то, что с людьми, которые не умели пить вино, не вообще, а именно с ней, неважно, по какой причине, у нее отношения либо необъяснимо разлаживались, либо останавливались у какой-то черты и уже не развивались. Так было с Лозинским, с Лидией Корнеевной Чуковской, не всегда, но часто с Пуниным. С Пильняком тоже. Выпив, Борис Андреевич переставал быть человеком для нее, становился человеком для всех. И сразу грубел. Тяжелел. Дурнел. А ведь пил только хорошее, настоящее вино и толк в нем знал. Впрочем, один раз они все-таки выпили не по-пильняковски – по-ахматовски. В 1934 году Пильняк купил в Америке очередную машину и отправил ее в СССР морским путем. Получив извещение о прибытии ценного груза, заявился в Ленинград и, сделав по привычке очередное брачное предложение, уговорил Ахматову «покататься». Точнее, прокатиться до Москвы. На этот раз она не устояла – не перед самим Б.А., а перед его новеньким «"фордом" причудливой формы» (из всех технических достижений ХХ века А.А. признавала только автомобиль).

В Торжке, где путешественникам пришлось остановиться из-за неполадок в моторе, местные жители их чуть было не поколотили, приняв «не по-нашему» одетую пару за недорезанных буржуев.

Распатриотившихся обывателей Пильняк кое-как усмирил, но пассажирка, в которой экспроприаторы из Торжка мигом (да здравствует классовое чутье!) угадали «заразу из бывших», пережила несколько достаточно неприятных минут. В Торжке же выяснилось, что Пильняк, забегавшись и захлопотавшись, позабыл набить багажник съестным и хмельным. Пришлось, отъехав от города, остановиться и выпить прямо в машине ужасную, тошнотворную водку. Местную, сильно смахивающую на самогон.

Рассказывая Лидии Корнеевне Чуковской историю стихотворения «Все это угадаешь ты один…», посвященного памяти Бориса Пильняка, Ахматова, как бы между прочим, заметила: несмотря на брачные предложения и розы, вызывавшие у Пунина дикую ревность, особенной дружбы меж ними не было. После его смерти она, правда, скажет иначе: «Я о тебе, как о своем, тужу…» Но пока Пильняк был жив и вызывающе благополучен, в своих он не числился. Уже потому не числился, что был человеком другого круга. Рос в простой семье, долго жил в уездной Коломне, учился урывками, путал художника Юрия Анненкова с поэтом Иннокентием Анненским. Однажды спросил, кто такой Стасов. Кроме того, Ахматову, по-видимому, шокировало поразительное умение Бориса Андреевича устраивать свои денежные и разные прочие материальные дела. Корней Чуковский с присущей ему наблюдательностью неоднократно замечал, что Пильняк, хотя и имел в литературной среде имидж кутилы и рубахи-парня, никогда не терял лица, даже пьяный был себе на уме. Казалось бы, после того как в 1929 году его повесть «Красное дерево» осудили «за антисоветизм» специальным решением партии и правительства (Ахматова в знак протеста против этой акции даже вышла из Союза писателей), его положение должно было пошатнуться. Не пошатнулось. Уйдя ненадолго в тень, точнее, изобретя себе очередное путешествие, Пильняк по возвращении в столицу продолжил свой победительный путь – все выше и выше, пока не рухнул, кстати по доносу люто завидовавшего ему коллеги писателя Павленко, автора пресловутого романа «Счастье» (в записях Ахматовой этот махровый сталинист фигурирует под кодовой кличкой «счастливец»).

Словом, при всех своих достоинствах Борис Пильняк был все-таки пусть и героем, но не ее романа. Тем не менее в 1936 году, оказавшись на даче в Старках, в гостях у переводчика Сергея Шервинского, Анна Андреевна, узнав, что хозяин собрался за продуктами в Коломну, попросила захватить и ее. В дневнике Льва Горнунга, гостившего в Старках одновременно с Ахматовой, этот день описан так: «Идти на первый поезд было уже поздно, но Сережа где-то выяснил, что в час дня со станции Пески на Коломну пойдет рабочий поезд. Сережа, Анна Андреевна и я отправились на станцию. Туман расходился, и начинало припекать солнце. После некоторого колебания Анна Андреевна решила, что все равно надо ехать… Коломна интересовала Анну Андреевну не только своей стариной. Ей хотелось посмотреть на город, в котором в 1919 или 1920 году на Старом Посаде одно время жил писатель Борис Пильняк. В его книге есть точное описание этого района и Заречья. Там он написал свою повесть «Колымен-град»… Анна Андреевна дружила с Пильняком в последние годы его жизни».

Чтобы решиться на путешествие в битком набитом рабочем поезде только для того, чтобы увидеть город, в котором Борис Вогау, рыжеволосый и близорукий молодой человек, с длинным лицом «немецкого колониста», стал блистательным Борисом Пильняком, надо было не только ценить его своеобразную прозу, но и с достаточным интересом относиться к нему самому. Во всяком случае, для Ахматовой, тугой на подъем и не переносившей жару (из-за больного сердца и щитовидки), поездка в Коломну была не просто утомительной, но и почти непосильной. Не будь Коломна городом Пильняка, она наверняка предпочла бы поездке за продуктами купание в Москве-реке – от Старков до июльской парной воды не более получаса хорошего хода…

Согласно данным Комиссии по реабилитации литераторов, репрессированных в период сталинского режима, Борис Андреевич Вогау (соц. происхождение: из немцев-колонистов; псевдоним: Борис Пильняк) умер в тюрьме в 1941-м. Ахматовой из надежных источников была известна другая, правильная дата. Декабрьской ночью 1938 года, по получении страшной вести, она написала посвященные ему стихи. Не о мертвом Пильняке написала – о живом. И не об удачнике, которым восхищались женщины и которому люто завидовали коллеги по цеху. Написала о человеке, излучающем свет и теплоту, то есть о таком Пильняке, каким Борис Вогау позволял себе быть только со своими:

Все это разгадаешь ты один…Когда бессонный мрак вокруг клокочет,Тот солнечный, тот ландышевый клинВрывается во тьму декабрьской ночи.И по тропинке я к тебе иду,И ты смеешься беззаботным смехом,Но хвойный лес и камыши в прудуОтветствуют каким-то странным эхом…О, если этим мертвого бужу,Прости меня, я не могу иначе:Я о тебе, как о своем, тужу,И каждому завидую, кто плачет,Кто может плакать в этот страшный часО тех, кто там лежит на дне оврага…Но выкипела, не дойдя до глаз,Глаза мои не освежила влага.

1938

Фонтанный Дом. Ночь

Как свидетельствуют даты, не-роман Анны Ахматовой с Борисом Пильняком длился столько же лет, что и ее роман с Николаем Пуниным (19221937 гг.). И то, что он так и не состоялся, – еще одно доказательство неправоты Николая Николаевича, пытавшегося убедить себя, что «Аня его никогда не любила». Впрочем, кроме просто любви, того, что происходит между мужчиной и женщиной, когда они любят друг друга, в их отношениях слишком многое сошлось и смешалось. Да, в Пунине Анна неожиданно нашла то, чего напрасно искала в Шилейке: надежное постоянство, семейную, а не богемную жизненную установку, а главное, порядочность. Но тут-то и таился корень беды!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});