То же самое можно наблюдать при исследовании негрских стран к северу от экватора. Шкала цветов кожи негров в действительности бесконечно многообразна и переходит от редко встречающегося интенсивно-черного, через различные нюансы к темному, серовато-желтому, к цвету темного шоколада и жженого кофе, к светло-коричневому, к коричнево-желтому цвету дубленой кожи, цвету кофе с молоком, даже, в виде исключения, к светлой коже малайцев. Более всего распространены многочисленные переходные оттенки, которые могут быть достаточно хорошо выражены комбинациями сепии, китайской туши, красной и вандико-вой коричневой краски и, в особенности, жженой и нежженой сиенской земли. Альбиносы встречаются столь же редко, как и среди представителей кавказской расы. Тем не менее я встретил от шести до восьми подобных альбиносов, детей и взрослых. Их волосы курчавые, льняного цвета или цвета пакли, кожа у них светло-желтая. Плохо переносящие свет, они, как все альбиносы, стараются прикрывать свои глаза руками. Рыжеватые волосы встречаются как у темного, так и у более светлого населения. Своеобразная игра природы оставляет в некоторых местах на теле светлые пятна; это встречается также у нубийских племен более светлой окраски, и такие люди выглядят пестрыми. Впрочем, это явление не всегда врожденное, но иногда наступает как следствие накожных болезней, при которых частично исчезает темный пигмент кожи.
Татуировка тела, особенно груди и живота, но редко лица, в обычае у многих южных народов посещенных мною стран. Татуировка выполняется в течение нескольких лет; при этом после каждой операции появляются опухоли, которые лечатся путем втирания жира. Употребительна также художественная раскраска кожи темным соком гардении (блиппо), красным, сухим или смешанным с жиром, порошком из красного дерева как у мангбатту, так и у многих других племен к югу от Уэле лицами обоего пола. Два сосуда с красной краской и блиппо являются важнейшими принадлежностями туалета у фавориток князей мангбатту. У этих избранных особ много досуга и терпения, чтобы отдаться разрисовке сложными узорами всего тела, от головы до пяток. Эта требующая большого времени работа выполняется особенно способными к этому женщинами, а иногда и художниками-мужчинами. То, что доставляло радость дамам мангбатту, причиняло мне зачастую неприятности, потому что даже их маленькие дети, сидевшие часто на моих коленях, по обычаю страны, также были вымазаны красным, и оставляли на моем костюме следы своего пребывания.
Прическа у мужчин и женщин также требует много времени, но затем эти искусно сооруженные прически остаются нетронутыми в течение многих дней и недель. Мангбатту и другие принадлежащие к ним племена, а также живущие на западе от Мамбанги в большой дуге реки Уэле амади и абармбо носят своеобразную головную повязку. Она состоит из многочисленных, выкрашенных в черный цвет шнурков толщиной в вязальную спицу, которые покрывают весь лоб на ширину от б до 10 см и идут от висков через переносицу. Лежащие плотными рядами шнуры соединяются в области висков и образуют за ушами и на затылке два лежащих один на другом широких обруча, заканчивающиеся лентами, при помощи которых убор держится крепко на голове. Подобные повязки накладываются также на головки младенцев, что вызывает значительную деформацию черепа. Я, действительно, видел у грудных детей мангбатту поразительную деформацию черепов, принявших остроконечную форму вследствие длительного наружного сжатия. Так как головная повязка по временам снимается, то искусственно вызванная деформация черепа могла бы частично выправиться, но подобная ненормальная форма головы сохраняется и у взрослых под прической. Опыт, однако, учит, что от таких искусственно вызванных обезображиваний черепа не страдают умственные способности, до тех пор, пока черепная коробка и головной мозг имеют возможность развиваться в каком-ли-бо определенном направлении. Племена мангбатту подтверждают это положение, потому что они, бесспорно, стоят на более высокой ступени культуры, чем многие другие негритянские народы Африки, не знающие употребления головной повязки.
Мангбатту превосходят даже отличающихся своим красноречием азанде и вызывают изумление своей способностью к длинным речам при парламентских и судебных разбирательствах. На этих часто происходящих словесных турнирах князь сидит в беседке, находящейся на площади для собраний, в то время как его вожди и подданные заполняют дугообразные галереи по обе стороны. Если разбирается судебное дело, то истец не обращается прямо к князю, но, выходя из галереи на несколько шагов вперед, в длинной речи громко и ясно нападает на своего ответчика, часто сидящего в пятидесяти-семидесяти шагах от него, так что каждый присутствующий знакомится с обстоятельством дела. Этот образный и полный воодушевления поток слов он беспрерывно сопровождает оживленными выразительными жестами, вкладывает особенное выражение в свою мимику, делает короткие артистические паузы и иллюстрирует речь даже пантомимой, когда, например, для обозначения числа бросает перед собой по одному кусочки дерева или листья. Так истец осыпает своего противника риторико-мимическими упреками, которые по временам носят комический характер, возбуждая веселье публики. Но оратора никто не прерывает, и лишь когда он возвращается на свое место, обвиняемый начинает свою ответную речь. В качестве примера приведу случай, когда некий отец заявил жалобу на то, что похититель его дочери еще не уплатил ему обычного количества наконечников для копий. Свыше часа я выслушивал обиженного отца, с меня было достаточно его скорби, и я оставил собрание, так как его словоизлиянию не видно было конца, а ведь после этого должно было последовать возражение обвиняемого, после чего и другие вправе были взять слово для выступления. Спорщики при этом стараются перещеголять друг друга в говорливости, и кто дольше выдерживает, тот является победителем и остается правым. Но решающее слово в конце разбирательств принадлежит князю, и его приговору надо повиноваться. Не менее разговорчивы мангбатту и в обычных беседах. Каждый вопрос или справка приводит в движение лавину ответов, так что переговоры с туземцами становятся в высшей степени медлительными, и зачастую так и не приводят к желанному результату.
Находясь у Мамбанги, я не мог не вспомнить имя Миани. Ведь я находился здесь на юге от Уэле в области, по которой, как говорят, уже проезжал этот итальянский путешественник при своем посещении князя Бакангаи в период июля — сентября 1872 года. Так по крайней мере указывает карта, составленная на основании его скудных заметок. Ввиду ненадежности этих данных, я размышлял над тем, чтобы навести более точные справки о проделанном им в составе одного арабского торгового каравана пути. К моему удивлению, однако, я узнал очень мало, и по той простой причине, что его маршрут, как мне удалось установить впоследствии, проходил значительно южнее. Между тем все показания сходились на том, что он умер у короля Мунзы, а не к северу от Уэле, как раньше считали и как это было видно из карты. Мои позднейшие путешествия установили действительный маршрут его движения и исправили ошибки карты.