Читать интересную книгу Путешествия по Африке - Василий Юнкер

Находясь у Мамбанги, я не мог не вспомнить имя Миани. Ведь я находился здесь на юге от Уэле в области, по которой, как говорят, уже проезжал этот итальянский путешественник при своем посещении князя Бакангаи в период июля — сентября 1872 года. Так по крайней мере указывает карта, составленная на основании его скудных заметок. Ввиду ненадежности этих данных, я размышлял над тем, чтобы навести более точные справки о проделанном им в составе одного арабского торгового каравана пути. К моему удивлению, однако, я узнал очень мало, и по той простой причине, что его маршрут, как мне удалось установить впоследствии, проходил значительно южнее. Между тем все показания сходились на том, что он умер у короля Мунзы, а не к северу от Уэле, как раньше считали и как это было видно из карты. Мои позднейшие путешествия установили действительный маршрут его движения и исправили ошибки карты.

Прошло уже больше шести дней моего пребывания у Мамбанги, так как я находился в его резиденции с 21 сентября, а теперь было уже 28-е. Я потребовал носильщиков для отъезда на восток. Кроме того, запасы продуктов, которые мне посылал Мамбанга, стали в последнее время более скудными, так что потребное мне количество бананов и ямса я получил лишь после настоятельных требований. Ямс — объемистый корнеплод, похожий по консистенции и вкусу на наш картофель, отдельные экземпляры имеют вес до полуцентнера. Небольшого количества маиса хватало лишь для моих личных потребностей; кроме того, князь прислал снова несколько куриц. Однако он ничего не хотел слышать о моем отъезде, заявив, что сперва Земио, который все еще находился в лагере у реки, должен возвратиться домой, к чему я должен его побудить. Я же настаивал на моем скором отъезде и повторил свое требование. Эти переговоры затруднялись тем, что мой слуга Адатам, в помощи которого, как переводчика, я как раз теперь нуждался ежедневно и ежечасно, почти постоянно отсутствовал под тем предлогом, будто он встретил родственников. С Мамбангой вышла крупная размолвка, так что я угрожал даже, что покину его страну один, без багажа, который позже заберут солдаты из восточных зериб. Он, казалось, был этим напуган и стал уступчивее, однако сказал, что носильщики находятся так далеко, что отъезд может состояться лишь через два дня.

К счастью, ко мне тем временем прибыли послы от нубийцев, находившихся на востоке. Они ехали вниз по реке Уэле, передали мне в качестве опознавательного знака патрон от ремингтоновского ружья и объявили, что они ожидают моего отбытия от Мамбанги. В моем бедственном положенин я, понятно, был очень обрадован этому и со своей стороны торопил Земио к выступлению, чтобы Мамбанга не имел более никакого повода препятствовать моему отъезду. Но, как я предвидел, князь не затруднился найти новые причины. Еще в тот же день он велел мне сообщить, что я и сейчас не могу еще выехать, так как на моем пути находится глубокая река, а через нее сперва должен быть построен мост и при этом сооружен лагерь для меня. К этим неприятностям добавились другие. Пища оказалась вредной для моего организма, я чувствовал себя ослабевшим и часто болел легкими приступами лихорадки. Кроме того, я заметил, что у меня украдены некоторые предметы, и должен был быть внимательным, чтобы предохранить вещи от расхищения. Правда, Мамбанга поддержал меня, приказав произвести строгий розыск. Спокойно взвесив все обстоятельства, я решил, что мне не оставалось ничего другого, как запастись терпением, так как безрассудно было бы противопоставить насилие бестолковому поведению Мамбанги. Я скоро отказался от необдуманных планов возвратиться к Земио или выехать одному без багажа. Я не мог уйти с упомянутыми послами от нубийцев, так как лодочники были из племени амазилли и очень скоро, вероятно из страха, покинули область Мамбанги.

Я по крайней мере использовал вынужденное пребывание в стране для того, чтобы расширить мои знания нравов и обычаев своеобразного народа мангбатту.

Третьего октября весь день непрерывно шел слабый дождь. В Африке такие слабые, затяжные дожди являются редким исключением, а обычно в дождливый период после дневного зноя выпадают сильные, но кратковременные ливни. В этих широтах подобное явление происходит почти ежедневно. И тогда, у реки Уэле, редко проходил день без того, чтобы вечером или ночью не было дождя.

Среди обычаев мангбатту, которые я мог наблюдать в своем невольном досуге, упомяну об одной излюбленной игре, в которую играли как дети, особенно мальчики, так и взрослые. Происходит она следующим образом: на соломенной циновке сидят на корточках двое играющих, между ними кучка камешков. Один и другой попеременно берут из кучки, не считая, от двадцати до тридцати штук камешков в руку и дают либо все, либо часть своему партнеру, или кладут их снова назад в кучку. При этом каждый прием совершается с быстротой, напоминающей искусство фокусника. Выигрывает тот, у которого собирается, наконец, вся куча камней. Ставкой в игре служит султан, который мангбатту носят на своих шляпах.

Я также снова убедился, что женщины мангбатту занимают, по сравнению с женщинами других племен, исключительное положение; это я видел уже из того, что они могли мне несколько раз служить переводчицами. Например, одна из жен Мамбанги, владевшая языком азанде, показала себя довольно понятливой. Каждая женщина другого негритянского племени была бы неспособна к этому из-за своего угнетенного, зависимого положения. Так, я часто получал от моих собственных служанок непонятные ответы, причем они большей частью отворачивали лицо, чтобы скрыть свой страх. Наоборот, женщины мангбатту, даже чужие, подходили ко мне без боязни и доверчиво в течение долгого времени проводили время в моей хижине, сидя на своих скамеечках. При этом я мог иногда наблюдать такую, не очень привлекательную, но интимную семейную картину: женщина мангбатту сидит на скамеечке, при этом колени всегда тесно сжаты, а ступни широко расставлены. На коленях у нее лежит младенец, которого она кормит грудью (вообще негритянки очень долго кормят своих детей); старший ребенок стоит перед заботливой матерью, которая ищет паразитов в его курчавой голове. Как только она находит нечто живое, она по древнему обычаю страны, кладет это себе в рот, где ряды красивых жемчужных зубов выполняют обязанности, которые в более культурных условиях выпадают на долю ногтя большого пальца.

Тело женщины мангбатту раскрашивают в высшей степени красиво. Перекрещивающиеся широкие и узкие черные линии, проведенные как бы с помощью циркуля, сходятся спереди; при этом остаются свободные четырехугольные пространства, слегка смазанные красной краской в смеси с жиром, благодаря чему кожа приобретает бронзовый оттенок. Для украшения лица служит полоса в два пальца шириной, проведенная при помощи блиппо, поперек лица через переносицу, от одного уха к другому. Женщины мангбатту не носят таких головных уборов, как мужчины. Однако их курчавые длинные волосы расчесываются, как у мужчин, с помощью длинных тонких булавок из слоновой кости, поднимаются кверху и назад, после чего концы волос наверху загибаются внутрь в шиньон, в виде гнезда. Отдельные тонкие пряди старательно накладываются вокруг всего валика волос, поддерживая прическу женщины, которая в целом напоминает тело членистого пресмыкающегося. В действительности сооружение прически гораздо сложнее, чем я могу здесь описать несколькими словами. Готовое и хорошо смазанное сооружение из волос выступает на фут из головной повязки, которую носят женщины, в конце оно уже, чем в основании и загнуто назад.