в котором выражал сожаление, что нарушил клятву, клялся в верности императору, признавал его своим сюзереном в Антиохийском княжестве и соглашался заменить назначенного им латинского патриарха греческим.
Карьера Боэмунда закончилась. Он вернулся в Апулию, оставив Антиохию в руках своего племянника Танкреда. Боэмунд был ярким предводителем, но честолюбие подвело его и привело к падению. Три года спустя он умер в относительной безвестности, так и не посмев больше показаться в Утремере.
Первое десятилетие царствования Алексея было поистине тяжким. Как только в его руках оказалась верховная власть, его очарование быстро поблекло, и в целом его стали считать неудачником. Люди начали задумываться, не ждет ли византийскую Европу, почти постоянно находящуюся под натиском норманнов, печенегов и прочих племен, та же судьба, что и византийскую Азию. Патриарх Антиохии Иоанн пошел дальше: в двух язвительных диатрибах, направленных против императора, он как о свершившемся факте говорил о том, что Алексей уничтожает империю. Народ, продолжал патриарх, подавлен и разочарован; члены императорской семьи, «которые стали величайшим бедствием и для империи, и для всех нас», – единственные исключения из всеобщих несчастий.
На эти обвинения в непотизме трудно дать ответ. В ранние годы царствования у Алексея действительно было мало людей вне семейного круга, которым он мог доверять. Без поддержки влиятельных родственников он недолго оставался бы василевсом; так разве не оправданно их назначение на ключевые посты и получение ими соответствующих наград? Возможно, в этом Алексея можно оправдать; но, к сожалению, он не остановился на прибыльных чинах и титулах и дал своим фаворитам еще и власть в регионах. В прежние времена за общественные земли напрямую отвечало византийское правительство; но Алексей передал в управление своим родственникам большие наделы таких земель вместе с получаемыми с них доходами. Правда, эта передача была временной, но создавала опасный прецедент и еще больше истощала и без того скудную казну.
Византийская экономика испытывала постоянный спад еще за добрых полвека до воцарения Алексея. В течение двадцати пяти лет после его восшествия на престол спад продолжался и дошел до того, что в обращении одновременно находились шесть разных монет из шести разных металлов. В 1092 году Алексей ввел золотой иперпир («сверхчистую номисму»), который стал стандартной монетой на следующие двести лет, но установить нормальный курс для всех находящихся в обращении денег ему удалось лишь в 1109 году. Ситуация по-прежнему оставалась неудовлетворительной, но по крайней мере бюджетно-налоговая система могла эффективно работать, а для Алексея это было главным соображением. Для выживания Византии следовало реформировать и укрепить армию и практически полностью перестроить флот, для чего требовались значительные средства. Алексей сразу принялся за работу, ставшую для него любимым делом. Счастливее всего он бывал, когда принимал участие в военных учениях, превращая своих солдат из недисциплинированных варваров в обученных воинов. А сформировав армию согласно своим представлениям, Алексей решительно намеревался оставить ее при себе: он не собирался позволить какому-нибудь из своих военачальников свергнуть его так, как сам сверг своего предшественника; поэтому он при любой возможности лично командовал войсками, став величайшим византийским полководцем со времен Василия II.
Учитывая огромные расходы на оборону, можно понять суровость финансовой политики Алексея. Аристократия, семьи сенаторов и монастыри серьезно страдали от его грабительских налогов; для простых подданных императора времена тоже были нелегкие. Большое недовольство вызывала обязательная военная служба: горожане, а еще больше крестьяне жили в постоянном страхе перед императорскими армейскими вербовщиками, вечно прочесывавшими империю в поисках крепких молодых людей. Крестьяне отчаянно нуждались в рабочей силе для восстановления опустошенных полей; кроме того, существовала опасность, что рекруты по окончании срока службы осядут в Константинополе или в других городах и не вернутся домой. Конечно, можно сказать, что для семьи лучше предоставить империи солдата, чем пострадать от иноземных захватчиков, которые разрушат ее дом, убьют сыновей и изнасилуют дочерей, однако правда состояла в том, что императора считали ответственным за все эти беды, большинство населения его ненавидело, и он об этом знал.
Какие же шаги предпринял Алексей, чтобы сделать свой образ более привлекательным? С самого начала царствования он изо всех сил старался завоевать хотя бы уважение подданных. После смерти Василия II правители в Византии сменялись в среднем каждые четыре года, и первым делом Алексей хотел показать, что он не просто очередной император. Всю систему следовало реформировать и подвергнуть духовному очищению, поэтому, когда его мать занялась расчисткой авгиевых конюшен на женской половине дворца, сам он начал кампанию по избавлению империи от ереси. Можно не сомневаться в подлинности его религиозной веры. Алексея также серьезно заботили дела церкви, и в 1107 году он начал всеобщую реформу духовенства, введя особый орден проповедников, каждый из которых был также единоличным блюстителем общественной морали в выделенном ему приходе. Более желанным благодеянием стал большой госпиталь-приют, который Алексей основал на месте нынешнего дворца Топкапы. Его дочь описывает это место как «второй город – внутри царицы городов»: «Круг домов двойной и двухэтажный: одни из этих искалеченных мужчин и женщин живут наверху, на втором этаже, другие же копошатся внизу, у самой земли… тут императорская щедрость, снабжавшая братию всем необходимым».
Мир, начавшийся в 1108 году с Девольского договора, продлился три года; затем войны возобновились и продолжались до конца царствования Алексея. В ту осень он едва избежал необходимости сражаться одновременно на двух фронтах, когда новые военные действия против турок совпали с прибытием генуэзского флота и пизанских кораблей, которые грозили разорением Ионического побережья. К счастью, Алексею удалось от них откупиться, заключив с пизанцами договор, по которому им дозволялось иметь постоянную торговую колонию в Константинополе. С турками дело обстояло сложнее. Поскольку у них было более чем достаточно земель в Малой Азии, их вторжения были скорее грабительскими набегами: они избегали решительных боев, атаковали широким фронтом с нескольких точек одновременно и быстро отступали, захватив столько добычи и пленников, сколько им удавалось за один набег. В 1111 году они пересекли границу Фракии; в 1113-м осадили Никею, но потерпели поражение; а в 1115-м снова вышли в поход, на этот раз под знаменами Мелик-шаха, сельджукского султана из Икониума.
Император к этому времени уже утратил значительную часть своей энергии. Ему было почти 60 лет (или 68, если верить одному летописцу), и он уже стал жертвой недуга, который его погубит, так что против султана он выступил лишь осенью 1116 года. Дойдя до города Филомелион, он по непонятным причинам решил вернуться, и лишь на обратном пути Мелик-шах отважился напасть на византийцев. Нам мало известно о произошедшей битве; похоже, император одержал победу, но она стала для него последней. В Константинополь Алексей вернулся больным и тут же оказался в гуще ожесточенных внутренних раздоров, главной