Отсюда была видна Генуэзская крепость, немецкая колония, а за ней — долина под Перчемом.
— Там, дальше, — показывала Лиза направо, — будет Алушта, а дальше Гурзуф, Ялта…
Вдруг далеко внизу, на дороге из Феодосии, показалась группа всадников. Юра мгновенно вспомнил обещание, данное Юсуфу.
— Я домой! — крикнул он, сорвался с места и побежал вниз по склону.
— Стой! Не беги! — кричала Лиза.
Но Юра не слушал. А с горы бежать нельзя: разгонишься и остановиться невозможно. Юра со всего размаха упал перед обрывом и покатился по склону вниз. Однако сейчас же вскочил, вскарабкался на дорогу. Ободранное колено кровоточило. Запыхавшись, он вбежал во двор, перескочил арык, ударом обеих рук распахнул с размаху дверь домика, где жил Юсуф, и крикнул:
— Едут!
Юсуф сидел, поджав ноги, на ковре и ел жареный перец. Рядом сидели его жена Айше, Али и дочка. Юсуф поднялся, вытер руки концом своего матерчатого пояса.
— Ты меня не видел! — крикнул он Юре и быстро вышел из дому.
За ним побежала плачущая Айше. Юсуф обернулся, прикрикнул на нее, и она вернулась.
Юра, прихрамывая, поплелся домой.
— Боже мой, в каком ты виде?! Что случилось? Кровь!.. — запричитала Юлия Платоновна.
Юра не только разбил колено, но сбил до крови локти и сорвал кожу на лбу. Только сейчас он почувствовал боль.
Мама промыла рану на коленке, обрезала ножницами сморщенную кожицу, смазала йодом и перевязала другие ранки, а Юра ждал, когда же появятся эскадронцы.
Время шло. Юре приказали лежать, но он не утерпел, вылез в окно и пошел к домику в саду. Но он миновал дверь Юсуфа и открыл скрипучие ворота сарая, где стоял Карай, похрустывающий сеном.
Увидев Карая первый раз, Юра огорчился. Но потом, присмотревшись к другим лошадям, понял: в Крыму лошади, как и горцы, поджарые. Но все же он решил сделать Карая конем «что надо». Он принялся, правда по настроению, резать для него траву в винограднике, подсыпал овса, чистил и даже купал, когда они всей семьей ездили к морю. Вот и сейчас Юра стал чистить его скребком и щеткой. Старый конь, не приученный к такому уходу, прижимал уши, пытался укусить, дергал ногой. Юра не отступал. Вдруг Карай застыл на месте, обернув голову назад. Юра тоже обернулся и увидел в проеме дверей конскую морду, а над ней голову всадника. Кавалерист был в форме, при шашке и нагане, с карабином за спиной. За ним маячил второй.
— Где Юсуф? — спросил первый.
— Не видел! — ответил Юра.
Всадник спешился, бросил поводья товарищу и, звеня шпорами, прошел за угол. Послышался скрип двери в комнаты Юсуфа, плач Айше. Скоро эскадронец вернулся еще с одним из своих.
— Сбежал, сволочь! — сказал он, вскочив в седло, и, ударив плетью коня, поскакал в сад, на ходу снимая винтовку.
Юра пошел домой.
— Вернись, мальчик! — крикнул всадник, оставшийся во дворе.
— Зачем?
— А затем, чтобы не получить шомполами по заду за невыполнение приказа.
Из дверей конюшни вышел другой эскадронец и сказал, обращаясь к всаднику:
— Час назад Юсуф был здесь и никуда не собирался уходить. Эмреле говорил с ним. Значит, Юсуфа кто-то предупредил.
Пришел еще один эскадронец.
— Хозяйка кричит, — сказал он, — что Юсуф ушел по своим делам, а когда вернется, не знает.
Из четверых эскадронцев трое были русские и один татарин.
— Смотри, вещица от благодарного населения! — сказал тот, что пришел последним, и вынул из кармана что-то блестящее. — Дутое золото! У нее еще есть…
— Зачем? Не надо! — негромко сказал эскадронец-татарин.
— Тебя не спросили!.. Пошли, Жорж! Надо еще обыскать.
Они снова направились в домик Юсуфа. Послышался плач Айше. Кавалерист во дворе ругался по-татарски. Вскоре возвратились два эскадронца. На плече Жоржа Юра увидел свою берданку.
— Это наша берданка! — закричал он.
— Большевиков вооружаете, сволочи?! — сказал Жорж и поднял нагайку. — Впрочем, можешь выкупить, — добавил он, усмехаясь. — Тащи ведро вина.
— Вы будете пить из ведра? — удивился Юра.
— Ведерный бочонок, балда! А нет, давай хоть ведро! Возьмем с собой.
Юра побежал домой. Ганна сказала, что Юлия Платоновна пошла к графу жаловаться, потому что прибежал Али с криком:
— Эскадронцы грабят!
Юра поспешно отпер тарапан, взял резиновый шланг и опустил в бочку. Он уже видел, как наливают вино, высасывая воздух из шланга, опущенного одним концом в бочку с вином. Он втянул воздух раз, другой, третий, в рот ударила тугая струя. Пришлось сделать глоток, чтобы не задохнуться. Потом он направил струю в шайку. Нацедив вина, он побежал с ним к эскадронцам, но те уже уехали. Пришла Юлия Платоновна. Объяснение было бурным.
Как он смел без спроса обещать вино. Наливая его, он, конечно, выпил.
— Бандюги эти эскадронцы, а еще господа офицеры! Один Жорж, чертов морж, чего стоит!
— Как ты смеешь ругаться! Не смей вмешиваться в политику! Я запрещаю!
— При чем здесь политика, если они украли нашу берданку?
— И хорошо сделали!
— А если бы я нашел берданку?
— Я бы ее сейчас же выбросила! Не желаю несчастных случаев… Или отдала бы Юсуфу. Что за ненормальное влечение к оружию! Иди спать!
9
Юсуф не вернулся ночью, не было его и утром. В саду Юра увидел грустного Али. Тот сидел, задумавшись, опустив босые ноги в арык.
— Вчерашние эскадронцы очень ругали отца, — начал Али. — Зачем он говорит, что в эскадронах много русских офицеров и что резать за национальность не надо. Теперь некоторые татары тоже отказываются идти в эскадрон. Отца хотят искать в деревне Тук-Лук. Его хотят арестовать, бить…
— Эх, оружия нет! — воскликнул Юра. — Вот бы Юсуф им задал перцу!
Али хитро посмотрел на Юру.
— Почему оружия нет? А ваша берданка?
— Украли ее бандюги. Как услышали от Ганны, что мама пошла жаловаться графу, так и дали тягу.
— А ты думаешь, я спал? — спросил Али. — Пока они около Ганны крутились, я стащил нашу берданку и скорей на конюшне спрятал, за доску под крышей. Только ты молчи!
— Вот молодец! Боевой хлопец!.. — воскликнул Юра, вспомнив высшую степень похвалы у рабочегвардейцев Палея. — Давай траву резать для Карая.
Они взяли серповидные ножи, мешок и пошли в виноградник.
— Смотри в конец сада, только потихоньку. Там на груше сидит один эскадронец, — шепотом сказал Али. — Наверное, подстерегает отца.
Юра, наклоняясь, хватал левой рукой траву, правой подрезал. Выпрямляясь, чтобы положить пучок травы в мешок, он смотрел вперед. Действительно, кто-то сидел в листве груши.